Белая как молоко, красная как кровь

Д'Авения Алессандро

Ему всего семнадцать. И он любит её — свою Беатриче. Её — алую как кровь, её — белую как молоко. Он мечтает о том, что они всегда будут вместе. Он хочет подарить ей вечность. Он хочет отнять её у вечности. Но бог, в которого он не верит, решает иначе…

Роман Алессандро Д'Авения — тонкая, полная горечи и надежды, светлая и романтичная история о первой любви.

-

У всякой вещи свой цвет. У каждого чувства тоже. Тишина — белого цвета. Вот его-то и не выношу: у него нет границ. Мы, итальянцы, иногда говорим «провёл белую ночь», значит, бессонную, или же — «выбросил белый флаг», и всем понятно: капитулировал; мы называем белой ситуацию, когда не удаётся привлечь внимания женщины, или же «даём белый лист», то есть предоставляем полную свободу действий — карт-бланш.

Скажу больше: белый цвет — это ничто, такое же ничто, как тишина. Без слов, без музыки жизнь пуста. Пребывать в тишине — то же самое, что находиться в пустоте. Я совершенно не выношу тишины и одиночества, для меня тут нет разницы. Начинает болеть где-то над желудком или в нём самом, так и не разобрался, и боль эта вынуждает меня немедленно оседлать мой «полтинник», мопед, весь помятый уже и без тормозов (когда наконец соберусь отремонтировать его?), и кружить по городу, заглядывая девчонкам в глаза, желая убедиться, что не одинок. Посмотрит на меня кто-нибудь, значит, я жив.

В самом деле, отчего я такой? Не совсем понимаю, что со мной творится. Мне очень плохо, когда я один. Мне нужно… Ах, знал бы я, что мне нужно. Вот досада! Зато у меня есть айпод. Ну да, потому что когда выходишь из дома и знаешь, что в школе тебя ожидает тоскливый, как пыльный асфальт, день, затем скучнейший туннель из домашних заданий, родителей и собаки, а потом опять всё по кругу до самой смерти, — вот тогда только музыка и спасает тебя. Цепляешь на голову наушники и входишь в другое измерение. В нормального цвета чувства. Хочешь влюбиться — вот он, мелодичный рок. Нужно подзарядиться — жёсткий, чистый металл. А вздумал мастурбировать, включаешь рэп и разную другую жесть, в основном ругательства. Вот таким образом я и не остаюсь один, то есть в белом цвете — в пустоте. Кое-кто всё же составляет мне компанию и раскрашивает мои дни.

Не то чтобы я скучаю. Нет, я могу насочинить тысячи планов, придумать десять тысяч желаний, миллион замыслов, которые хочется осуществить, могу нафантазировать миллиард разных идей. Но ничего не могу начать — ничего, потому что ничто из всего этого никому не интересно. И тогда я говорю себе: Лео, кто, блин, заставляет тебя делать это? Брось, радуйся тому, что у тебя есть.

Жизнь у нас только одна, и когда она становится белой, мой компьютер — лучший способ её раскрасить. Я всегда нахожу кого-нибудь, с кем можно поболтать в чате (мой ник — Пират, как у Джонни Деппа). Потому что уж это-то я умею — слушать других. Мне сразу хорошо делается. Или же беру свой «полтинник» без тормозов и еду куда-нибудь просто так, без всякой цели. А если с целью, то к Нику; и тогда он поёт своим низким голосом, а я аккомпанирую на электрогитаре. Когда-нибудь мы прославимся, у нас будет своя группа, и мы назовём её «Ватага». Ник говорит, что мне тоже следовало бы петь, потому что у меня красивый голос, — но я не решаюсь. Когда играешь на гитаре, поют пальцы, а они никогда не краснеют. Никто не освистывает гитариста, певцу же, бывает, достаётся…

Миновало лето

Лето — ради него стоит жить, но нынешнее оказалось другим. Не слышалось радостных возгласов, кругом царила тишина. И я никого не видел всё лето. Провёл почти три месяца в горах, в гостинице, куда обычно приезжаем. Мне впервые захотелось сюда. Захотелось тишины. Захотелось побродить одному. И не нужны оказались ни новые друзья, ни новые знакомства с девушками ради того лишь, чтобы похвастаться перед Ником после каникул. Мне нужны были мои родители. И дневник Беатриче, потому что в нём содержался луч счастья. Мне хотелось найти главное, и в горах это легче сделать.

Вечером звёзды здесь видны как нигде. Папа про них нередко рассказывает разные истории. Мама сидит рядом, слушает, чаще посматривая на нас, чем на небо. Однажды вечером папа рассказал историю той звезды, которую я подарил Сильвии, и свет её, ещё тёплый, проник в тот уголок в моём сердце, который я запер на тысячу засовов.

Я так и не прочёл письмо Сильвии, даже не взял его с собой. По-прежнему пишу ей СМС, однако не решаюсь отправить. Но сохраняю в разделе НСМС.

Как берегу и те, которые прежде присылала мне она. Не могу удалить. Их накопилось в мобильнике, наверное, больше сотни, и порой, когда нечего делать, ни о чём не думаю и тоскую, они нужны мне, и я перечитываю их, открыв наугад. Пробегаю глазами список и выбираю номер сообщения, которое нравится больше других. Тридцать три: «Ты самый глупый мальчишка из всех, кого я знаю, но хотя бы не скучный…» Двенадцать: «Не забудь взять учебник истории, недотёпа!» Пятьдесят шесть: «Перестань дурить. Встретимся, и всё расскажешь». Двадцать один: «Какой у тебя размер обуви? Какой любимый цвет?» Сто: «Я тоже».

Это самое чудесное сообщение: я писал ей что вздумается и всегда получал в ответ «Я тоже». И никогда не оставался один. Это был номер сто, он приносил удачу. Я мог бы целый роман составить из одних только эсэмэсок. Персонажей пока что немного: Сильвия, Ник, Беатриче и её мама, Мечтатель и я. Да, Мечтатель. У меня был номер мобильника Мечтателя, и этим летом я послал ему СМС: просто написал «Привет!» и спросил, как поживает тот его друг, который поссорился с отцом, не лучше ли ему. И Мечтатель ответил, что благодаря словам Беатриче, которые я прочитал в церкви во время мессы, его друг начал выздоравливать, рана стала затягиваться. Я спросил тогда, откуда его друг знает про Беатриче. Или он позвал его на похороны?