Земля чероки

Июль 1830 г.

Забрызганный грязью дилижанс подкатил к гостинице «Честер», на крыльце которой стояли несколько человек. Двое из них – белые – были одеты в простые костюмы и рубашки с крахмальными воротничками, какие обычно носят миссионеры. Двое других были индейцами чероки, и их одежда представляла собой причудливую смесь разных стилей. Штаны и рубашки обычные, такие же, какие надевают белые, но штаны заправлены в кожаные мокасины почти до колен, а рубашки подпоясаны ремнями, и на голове – повязки из ярких полосок материи.

В некотором отдалении стояла юная женщина необыкновенной красоты, с самоуверенным видом взирающая вокруг. На ней было темно-красное платье и в тон к нему шляпа, украшенная розочками. Черные, гладко зачесанные назад блестящие волосы обрамляли дивное лицо, словно вылепленное руками великого скульптора. Ее темнокожий слуга топтался поодаль.

Взволнованная предстоящей встречей с новой учительницей, Темпл Гордон нетерпеливо поглядывала на кучера дилижанса. Ей казалось, что он двигается с ужасающей медлительностью: неторопливо слезает с сиденья и, еле переставляя ноги, бредет по грязи к дверцам экипажа. А Темпл очень бы хотела, чтобы он поторапливался, ибо до нее дошли слухи, что неподалеку джорджийские гвардейцы. И совершенно неважно, была ли то милиция штата или же одна из бесчисленных банд мародеров, называемых в здешних местах «клубами наездников». Девушка прекрасно знала, что плохо обученные и недисциплинированные джорджийские гвардейцы – такие же бандиты, чересчур самонадеянные и абсолютно пренебрегающие правами других людей.

Через тридцать минут экипаж и его провожатые подкатили к развилке дороги. Клинок Стюарт и его слуга свернули на заросшую тропу, которая вела вправо. Айк повернул своих каурых следом, и федеральная дорога осталась позади.

По обеим сторонам тропинки тянулась вспаханная земля. Элайза видела поля, засеянные кукурузой, индиго, хлопком; яркие молодые побеги зеленели на бурой почве. Тут и там виднелись пастбища, сплошь заросшие густой травой, где паслись коровы.

В миле от федеральной дороги тропинка сворачивала в сторону. Клинок Стюарт придержал лошадь и подъехал к коляске, так что его глаза оказались почти вровень с глазами Темпл. Затем молча и не кивнув, даже не махнув рукой, Клинок устремился в заросли деревьев, молодой негр как тень метнулся за ним. Экипаж, не снижая скорости, продолжил свой путь.

– А куда поехал мистер Стюарт? – спросила Элайза, когда всадники исчезли из виду.

– Дом его отца находится за теми горами. Так он сократит себе путь.

Лучи заходящего солнца почти не пробивались сквозь густые ветви высокого каштана, и в маленьком бревенчатом доме школы царили преждевременные сумерки. Элайза положила «Орфографический словарь Уэбстера» на стол, заваленный учебниками и тетрадями. Только сейчас она закончила подготовку к завтрашним урокам.

В общем Элайза была довольна тем, чего ей удалось достигнуть за каких-нибудь три дня. Твердо установилось время занятий: первый урок начинался в восемь утра, на него, кроме детей Уилла Гордона, приходили младшие Мерфи, племянники хозяина плантации: Чарли (тринадцать лет), Том (двенадцать), Мэри (десять) и Джо (девять). Занятия продолжались до полудня и потом возобновлялись в четыре часа, когда спадала дневная жара. Заканчивался учебный день уроком игры на фортепиано для Темпл, ее младшей сестры Ксандры и Мэри.

Элайза встала, чтобы перед уходом закрыть все четыре окна. В свой первый день она этого не сделала и на следующее утро обнаружила в классе некое существо, похожее на крысу. Не столько напуганная, сколько застигнутая врасплох, девушка непроизвольно вскрикнула. Кипп Гордон ворвался в класс в ту самую минуту, когда бедный опоссум уже мчался к открытому окну. Издевательский смех Киппа до сих пор стоял у нее в ушах, и презрительный взгляд его темных глаз она запомнила надолго. Да, определенно трудный ребенок.

На сегодня столкновение характеров закончилось. Элайза бросила последний взгляд на классную комнату и вышла, плотно затворив за собой дверь. Она стояла на пороге и смотрела на величественное трехэтажное кирпичное здание на вершине холма. Поодаль располагались две кухни и коптильня. От дома шла каменная дорожка к конюшне, где содержались породистые лошади. Рядом находилась кузня, разные хозяйственные постройки и несколько хижин, в которых жили десятка три принадлежащих Гордонам рабов.

За территорией усадьбы начинались огороды, а дальше на пастбищах паслись коровы. В соседнем лесу бродили полудикие свиньи. Насколько хватал взгляд, тянулись поля, на которых выращивали кукурузу, табак, пшеницу, овес, индиго; повсюду виднелись фруктовые сады. Во время отсутствия Уилла Гордона за работой негров на полях надзирал его зять – Джордж Мерфи.

Солнце находилось в самом зените. Из-за сильной жары дневные занятия были отменены. Темпл стояла в тени на большой веранде и смотрела, как по газону шагает учительница, она вела за руки двух девочек. Мальчики шли следом.

Темпл часто наблюдала за Элайзой Холл, когда та днем играла с детьми. Каждый раз учительница превращалась в такое же веселое и беззаботное создание, как и ее питомцы, и становилась совсем непохожа на строгую классную даму, какой она была в школе. Припомнив, как взволнованно иногда сверкают глаза Элайзы, Темпл вдруг сообразила, что только с ней самой и с ее матерью мисс Холл ведет себя чопорно и сдержанно.

Час спустя Темпл выехала из конюшни на своей норовистой кобыле. Объехав два ряда негритянских лачуг, девушка свернула на узкую дорожку между полями. Лошадь нервно перебирала копытами, ей хотелось нестись вперед, а не плестись медленным шагом.

Некоторое время дорожка вилась вдоль разлившегося от недавних дождей ручейка, который протекал через Гордон-Глен. Сквозь ивовые заросли Темпл увидела, как Элайза Холл присела на корточки на противоположном берегу ручья, а дети столпились вокруг нее и с интересом смотрели на то, что она им показывала. Неподалеку стояла пара расшнурованных полуботинок с торчавшими из них белыми чулками. Судя по размеру, ботинки принадлежали учительнице. Темпл пожалела, что не приехала пораньше и пропустила захватывающее зрелище, как чопорная мисс Холл босиком шлепает по воде.

Стараясь держаться в тени, Темпл пустила лошадь медленной рысью. Пшеничные поля впереди переливались на солнце, словно золотой шелк. Следом тянулись табачные поля. Длинные крупные листья табака посверкивали солнечными бликами. Дальше шевелились под легким южным ветром стебли кукурузы. Подъехав ближе, Темпл увидела работавших на земле рабов: они орудовали мотыгами, пололи сорняки. Женщины трудились наравне с мужчинами, видны были лишь сгорбленные спины, кланящиеся в такт движениям мотыги.

Постукивая по полу тростью и сильно хромая – последствия старой раны, – Шавано Стюарт добрался до кресла. Уилл подался вперед, чтобы помочь старому другу, но Клинок опередил его и деликатно, как бы между прочим, предложил отцу руку и помог ему усесться.

Глядя на молодого человека, Уилл внезапно ощутил себя очень старым. Клинок был высоким, стройным, сильным и, невзирая на молодые годы, производил впечатление мужа зрелого и уверенного в себе. А больше всего Уилл завидовал смелости, которой светились голубые глаза Стюарта-младшего. Сразу было видно, что этот человек способен на отчаянно храбрые поступки, однако совершает их не под влиянием минутного порыва, а тщательно все обдумав. Клинок был не из тех, кто действует наобум, подтверждением тому был его недавний успех на золотых приисках возле Далонеги.

Шавано рассказывал, что Клинка дважды арестовывали джорджийские гвардейцы, ибо штат Джорджия считал, что имеет права на территорию приисков, находившихся на земле индейцев чероки. Оба раза Клинок успевал отдать добытое золото на хранение своему чернокожему слуге Дьетерономи. Джорджийцам не приходило в голову, что сокровище можно доверить рабу, и они уходили с пустыми руками.

Уилл видел, что Клинок умен и находчив. Пожалуй, молодому человеку можно было даже простить непокорность отцовской воле – два года назад Клинок без разрешения бросил университет на Севере, куда Шавано отправил его учиться.

Единственное, что настораживало Уилла в юноше – это насмешливые искорки, время от времени посверкивавшие в его вроде бы вполне серьезном взгляде.

Гордон-Глен

4 декабря 1835 г.

Элайза читала вслух газету под мерное постукивание вязальных спиц. Темпл почти не слушала, озабоченно поглядывая на мать. Последний раз она видела Викторию больше месяца назад. За это время мать совсем сдала – щеки впали, под глазами легли синие тени, в волосах проглядывали седые пряди. Виктория выглядела гораздо старше своего возраста. Да и вязала она не так, как прежде – куда медленней, неуверенней. То и дело останавливалась, отдыхала. При этом Виктория делала вид, что следит за тем, как вяжет двенадцатилетняя Ксандра, но старшей дочери было ясно, что это лишь предлог.

– «Друзья мои, – читала вслух Элайза. – Приближается осень нашей судьбы. Если вы отвернетесь от нас, пожар охватит палую листву, спалит деревья, и наступит зима, после которой весна не придет».

Весна не придет. Темпл мысленно повторила эту зловещую фразу, и по коже у нее пробежали мурашки.

Спешившись, Темпл отдала поводья конюху. По дороге к дому она бросила взгляд в сторону и увидела неподвижную фигуру, стоявшую возле каштана. В последнее время с полдюжины дозорных днем и ночью кружили вокруг дома. Это зловещая опека действовала Темпл на нервы.

Наблюдатели всегда были по самые глаза завернуты в одеяло, так что лиц разглядеть было невозможно. Они не произносили ни слова, не делали никаких угрожающих жестов – просто смотрели, являя собой молчаливое напоминание о возмездии, которое рано или поздно постигнет всех изменников.

Показывая, что против дочери Уилла Гордона он ничего не имеет, человек в одеяле кивнул. Темпл поколебалась, но все-таки тоже кивнула. Ей стало страшно.

Эти загадочные часовые появились около дома вскоре после того, как Джон Ридж и его сторонники подписали в Вашингтоне так называемое временное соглашение. Темпл много раз уговаривала себя не обращать внимания на безгласных дозорных, но все же всякий раз, завидев их, пугалась.

Фиби открыла дверь и, прочтя в глазах хозяйки молчаливый вопрос, сказала:

Темпл внимательно осмотрела серебряное блюдо, проверяя, не осталось ли где пятнышка. Руки у нее были черные. Темпл ненавидела возиться с серебряной посудой. Хуже этого только засолка мяса. Потом пальцы не отмоешь.

Она положила блюдо на место, где лежали остальные серебряные тарелки, а потом проверила, хорошо ли выполнили свою работу служанки. Осталась сущая ерунда – с полдюжины тарелок. На этом уборку можно будет считать оконченной. В доме все так и сияет.

Клинок и Шавано уехали неделю назад. За это время Темпл навела в доме идеальный порядок. С утра до вечера она работала не покладая рук, а ночью ложилась в постель и сразу же засыпала. Закутанные в одеяла дозорные исчезли в тот же день, когда уехали Стюарты. Отсутствие соглядатаев казалось Темпл еще более зловещим, чем их присутствие.

– Мисс Темпл, мисс Темпл! – В комнату вбежала взволнованная Фиби. – Всадник! Я видела его из окна!

– Клинок?

Гордон-Глен

Июнь 1836 г.

Пчела назойливо жужжала возле самого уха Элайзы, которая, прислонившись к изгороди, осматривала большой огород. Грядка за грядкой были засажены кукурузой, капустой, бататом, сахарной свеклой, чесноком, луком, и так далее, и так далее. В дальнем конце негритянское семейство – мать и двое детей – вовсю работали мотыгами, взрыхляя землю и выпалывая сорняки.

– Что-то не так, Элайза? – спросила Темпл, выведя подругу из задумчивости. – Я еще за обедом заметила, какой озабоченный у вас вид.

– У вас тоже, – ответила Элайза, распрямляясь. – Все из-за этого договора. – Она заметила, как нахмурилась Темпл. – Извините, мне не следовало об этом говорить.

Темпл резко встряхнула синее ситцевое платье, стараясь не думать о том, что это любимый наряд ее мужа. Уже две с половиной недели Темпл собиралась сказать Клинку о ребенке и о своем решении, но все это время она мужа почти не видела. После того, как американский Конгресс ратифицировал так называемый «фальшивый договор», а вождь Росс заявил, что это решение неправомочно, Клинок Стюарт дома почти не появлялся, а если и заглядывал в Семь Дубов, то разговор все как-то не получался. На сей раз Темпл была настроена самым решительным образом. Она стала упаковывать вещи еще до возвращения мужа – чтобы отрезать себе путь к отступлению. Фиби громко высморкалась, и Темпл раздраженно прикрикнула на нее:

– Сколько раз тебе повторять: мы не уедем до тех пор, пока они не вернутся. Увидишь ты своего Дье, не бойся.

– Я знаю, – горестно вздохнула служанка.

– Вы ведь не навсегда расстаетесь. Он может приезжать к тебе в Гордон-Глен сколько пожелает.

Темпл сердито скомкала платье и сунула его в чемодан.