Краткий отчет по эвакуации Приморской армии из Одессы в Севастополь я вручил 20 октября начальнику штаба флота контр-адмиралу И.Д. Елисееву и подробно доложил ему о последних часах нашего – командования Одесской военно-морской базы – пребывания в Одесском порту на завершающем этапе посадки арьергардных частей Приморской армии на суда и корабли.

Во время моего доклада вошел начальник штаба флота с сообщением об обстановке на сухопутных фронтах, обострившейся до крайности. На карте она выглядела впечатляюще грозной и опасной. На ишуньских позициях (на юге Перекопского перешейка Крыма – в районе Пятиозерья, реки Чатырлык и села Ишунь) противник вклинился в боевые порядки частей оперативной группы войск 51-й армии (этой группой войск командовал генерал П.И. Батов) и продолжал их теснить. В полосе нашего Южного фронта противник рвался к Ростову и нацелился в излучину Дона, советские войска продолжали с боями отходить на восток.

Была информация и по Одессе – противник обнаружил там пустыми наши траншеи и окопы утром 16 октября, когда начал дневные атаки. Днем он вошел в город, а к вечеру занял порт. Таким образом, наша дезинформация, запущенная в начале октября о якобы продолжающейся обороне Одессы, и внезапность нашего отхода из города сработали полностью – организованностью и стремительными действиями армии и флота противник был обманут, мы скрытно и без потерь доставили армию в Севастополь. Так требовала Ставка своей директивой от 30 сентября.

Наш наштафлота Иван Дмитриевич Елисеев – умнейшая голова: обо всем он имел собственное суждение. Его мысли и высказывания, как правило, были дельными, лаконичными, научно обоснованными, а порой и новыми для военно-морского искусства. Однако он никогда не пренебрегал мнением младших. В этом была сильная сторона его служебной деятельности и поведения вне службы. За это его любили подчиненные. С ним легко работалось. Вот и сейчас он, как бы вслух думая, произнес:

– Интересно знать, куда теперь направится 4-я румынская армия, освободившись от Одессы? Как вы считаете? – обратился он к нам обоим.

Без происшествий возвратился я в Севастополь и предстал перед Елисеевым с печальными известиями и данными. Он тут же увлек меня к комфлоту, для информации «из первоисточника». Я доложил сказанное Петровым, а остальное стало ясным по карте. Севернее Симферополя – только одна наша дивизия, и та отжималась к востоку, а другие дивизии уже сместились восточнее. Синие стрелы, обозначавшие вражеские войска, нацелились к Евпатории, Сакам, на юг между Саками и Симферополем, что уже угрожало и Симферополю, и шоссе Симферополь – Севастополь.

Очень похоже на то, что та армия, которая должна по всем законам военной науки, если уж и отходить, то только в направлении своего главного объекта обороны в Крыму – Главной базы флота Севастополя, подлежащего удержанию за нами, чего бы это ни стоило, не поспевает захватить шоссе, ведущее из Симферополя на юго-запад к Севастополю. Она не поспеет это сделать, так как находится в тяжелейшем положении: понесла большие потери, дивизии обескровлены пятисуточными боями, отходили разрозненными частями, я в этом убедился, находясь в селе Айбары, отходили под ударами, не имея возможности оторваться от противника, чтобы совершить марш-маневр к Севастопольскому шоссе, а противник, имея свободу действий, устремляется к этому шоссе своими механизированными частями. По карте было совершенно очевидно, что враг не пустит Приморскую армию к шоссе, ибо ему самому нужен не столько Симферополь, сколько Севастополь, Главная база Черноморского флота.

Севастополь оставался неприкрытым от врага с суши своими сухопутными войсками.

Флот поставлен в критическое положение. Наступал час принятия горестных решений – выводить корабельный флот из-под ударов авиации в кавказские порты, а для обороны Севастополя с суши форсировать завершение формирования батальонов морской пехоты, готовиться самим оборонять Севастополь, выдвинув флотские войска на оборонительные рубежи, которые предусмотрительно, под руководством Октябрьского и Моргунова, начиная с июля готовились людьми флота и населением, возглавляемыми флотскими инженерами В.Г. Парамоновым, И.В. Пановым, М.Г. Фокиным, Ф.Н. Усковым, И.А. Лебедем, И.В. Саенко, С.И. Кангуном.

Комфлот, рассматривая карту, заметно нервничал, критически оценивая деятельность руководителей крымских войск за неумелую оборону Крыма.

Несмотря на то что мы были поглощены большими заботами по перебазированию флота и обеспечению его боевой деятельности, по совершенствованию обороны нашей базы, мы с постоянной тревогой следили за событиями в Крыму, под Севастополем и Керчью, получая сведения по многим каналам: из оперсводок, информаций, донесений и докладов командиров, прибывающих оттуда. Вот уже полтора месяца события в Крыму – одно горше другого. Еще в Одессе мы узнали о бедственном положении наших войск на Перекопском валу, а затем – что он потерян. В самом Севастополе мне стало известно о донесении Военного совета флота, посланном в конце сентября Верховному Главнокомандующему, в котором говорилось, что положение 51-й армии на Перекопе на грани катастрофы, несмотря на помощь армии, оказанную нашим флотом, директива Ставки о восстановлении положения на Перекопе не выполнена, войска отходят на Ишунь, не имеющий оборонительных сооружений. Далее последовало ходатайство о прекращении обороны

Одессы и переброске одесских войск на помощь крымским

[27]

. В конце октября при встрече с командованием Приморской армией в крымской степи я увидел размеры катастрофы: генерал Петров, при всех его способностях, знакомый мне по Одессе, уже ничем не мог помочь группе войск Батова, которая имела задачу, вытекавшую из московской директивы: до подхода приморцев удерживать ишуньские позиции, прикрывавшие Крым у Пятиозерья. 23 октября, когда Приморская армия подошла к левому флангу группы войск генерала Батова, эта группа уже была сбита со своих позиций. Вице-адмирал Г.И. Левченко принял в этот день от командующего 51-й армией генерала Ф.И. Кузнецова (который отзывался в Москву) потрясенный наш фронт у Ишуни (Пятиозерье). Он был взломан противником вдоль побережья Каркинитского залива еще 18–20 октября. Здесь вражеские войска, выходя 23 октября на крымские просторы, напоролись на Приморскую армию. Она в своем контрнаступлении 24–25 октября вела встречные бои. А в них выигрывает тот, у кого больше войск, оружия и инициативы.

Велик был порыв воинов и Приморской армии, и 51-й армии: они наносили отчаянные удары во имя спасения Крыма. И даже немного продвинулись, но огромной массой свежих, только что подтянутых вражеских войск – отброшены.

С 26 октября 51-я армия Батова в составе девяти дивизий и Приморская армия Петрова в составе шести дивизий – все понесшие огромные потери – под ударами противника поспешно отходили, порой теряя связь и управление. Армия Батова – на юго-восток в сторону

Феодосии и Акмонайских позиций, что к северо-востоку от Феодосии, а армия Петрова – на юг к Симферополю. Так как противник перехватил пути на Севастополь и захватил Симферополь, армия Петрова под вражеским натиском будет отброшена на восток и, отбиваясь, будет отходить под ударами на юго-восток.

Положение под Севастополем продолжало оставаться сложным, противник стремился штурмом овладеть городом.

А из этого вытекали новые оперативные задачи Потийской военно-морской базы и Черноморской эскадры, базировавшейся в нашей базе: в полном объеме задействовать в интересах Севастополя – помочь устоять защитникам будущего города-героя.

С первой задачей – принять и разместить флот – Потийская база справилась: корабли обрели удобную и безопасную стоянку

Но корабли строятся не для того, чтобы отстояться в базах. И коль скоро на Черном море нет сильного противника, а дела нашей армии осложнились до крайности, то надлежит всю мощь корабельного огня повернуть на сушу, стало быть, место кораблей у фланга Красной Армии. Так и сделал Октябрьский.

Только мы ввели корабли в порты, как вскоре поступили его приказания: линкору, крейсерам и эсминцам вступить в бой с вражеской пехотой, поддерживая наши войска под Севастополем.

Когда еще шла борьба за Севастополь, а войска Крымского фронта, казалось, надежно удерживают рубежи на Керченском полуострове, на флот прибыл нарком ШФ адмирал Н.Г. Кузнецов. До этого, как он потом рассказывал нам, он посетил осажденный Ленинград и Балтийский флот, где дела так обернулись, что его присутствие там было крайне необходимо.

Надо было лично разобрать крупные неудачи при переходе из Таллина в Кронштадт Балтийского флота и транспортов с войсками в августе сорок первого (тогда на минах и от авиации погибли почти все транспорты и много людей) и присмотреться, как флот вступает в оборону Ленинграда. Затем посещение Северного флота, решавшего крупные оперативно-стратегические задачи: совместно с 14-й армией удерживать за нами Заполярье и прикрывать северные морские коммуникации, по которым шли союзнические конвои из Англии и США с боевой техникой и продовольствием.

В нелегкий для нас час он прибыл в Краснодар, где находились главнокомандующий Северо-Кавказским направлением Маршал Советского Союза С.М. Буденный и его заместитель по морской части адмирал И.С. Исаков (начальник Главморштаба). А потом к нам в Поти, где средоточие флота. И мне представился хороший случай еще ближе присмотреться к нашему наркому,

Я знал Николая Герасимовича с начала 30-х годов, когда он был старпомом на крейсере «Красный Кавказ», а затем командиром крейсера «Червона Украина». Тогда это были образцовые корабли на флоте. Я в этом уже знал толк, бывал на этих крейсерах, видел порядок на них, а в совместном плавании наблюдал маневрирование «Червоной Украины». О ее командире тогда много добрых слов было говорено в кают-компаниях, и каждому из нас хотелось ему подражать в усердии по службе. Потом он ушел волонтером в республиканскую Испанию и стал советником ее морского министра. Спустя год – заместителем командующего Тихоокеанским флотом (ТОФ), а вскоре и командующим ТОФ. Еще год – и он народный комиссар Военно-Морского флота СССР. А наркому – 36. Какой стремительный взлет! Было от чего вскружиться голове или растеряться – никакого опыта в таком большом государственном деле. Были сбои. Но молодой нарком брал природным острым умом, аналитическим мышлением, молодой энергией, усердием, преданностью делу Ленина. Его политическое кредо: обеспечить неприкосновенность морских государственных границ Страны Советов, строящей социализм. Его жизненная позиция для нас, моряков, стала образцовым примером. Смею утверждать: время показало, что несмотря на кадровые встряски тех времен, болезненно сказавшимся на состоянии войск в критический момент, нам, флотским, в определенной степени повезло, что флот возглавил такой человек, впоследствии удостоенный высшего воинского звания страны – Адмирала флота Советского Союза и почетного звания Героя Советского Союза.

Но и Н.Г. Кузнецову повезло: ему было на кого опереться, все три его заместителя – адмиралы И.С. Исаков, Галлер, Г.И. Левченко – опытные моряки, послужившие на флоте в Первую мировую войну и воевавшие в Гражданскую войну, с нормальным прохождением службы: командир корабля, командир соединения, начальник штаба флота, командующий флотом, заместитель наркома. А начальник Главполитуправления ВМФ И.В. Рогов! Это же находка для флота. Сильным был заместитель начальника Главморштаба – контр-адмирал В.А. Алафузов: умница, с академическим образованием, испанский волонтер. Вообще, Главморштаб был укомплектован сильными кадрами. Да и на флотах было на кого опереться. Командующие флотами И.С. Юмашев, Ф.С. Октябрьский, В.Ф. Трибуц, А.Г. Головко пришли на свои посты за 2–3 года до войны и к моменту нападения врага набрались опыта.