– Наложниц! – взметнул Великий князь левую руку.

Призыв Владимира вызвал у всех бурю восторга.

– Наложниц! – весело подхватила младшая дружина.

– Наложниц! – заорали изрядно захмелевшие бояре.

– Наложниц! – взревели пьяные викинги, только что прибывшие в Киев во главе с ярлом Олафом.

На следующее утро молодой князь ни свет ни заря стремительно влетел в опочивальню родного дядьки Добрыни. Тот только что прилег после бессонной ночи, когда окончательно убедился, что драк и мордобоя больше не будет, так как все дошли до состояния полной неподвижности. Однако сомкнуть глаза Добрыня не успел.

– Дядька! Ты еще дрыхнешь?! Сколько можно?! Вставай! Нас ждут великие дела!

От такого бурного натиска и напора не устоял бы никто, и Добрыня с тяжелым вздохом поднялся с постели.

– Что стряслось, княже? Уж не пожар ли?

Голос у воеводы был сонным и чуть насмешливым. Вчера он слышал весь спор Владимира с Олафом и прекрасно понимал, отчего юный князь столь нетерпелив. Добрыне было важно знать, насколько осознает причину своего возбуждения сам Владимир.

В Киевской Руси всех князей учили пить с малолетства. Пиры длились не менее трех дней, а то и неделю. Для таких пиров изготавливались специальные кубки и чаши. Многие были двуручные, однако их, не осушив до последней капли, невозможно было поставить, не пролив вина. Пиво, вино, хмельной мед и даже крепкий сбитень всегда наливали до краев. Тех, кто не справлялся, с позором выгоняли из-за стола. Князьям предоставлялось исключительное право пить из посуды, размеры которой до сих пор поражают воображение. И все же утром князья и воеводы, если были дела, даже не опохмелялись. Независимо от количества выпитого, они всегда крепко держались на ногах и сохраняли голову ясной. Этот секрет, к сожалению, безвозвратно утерян вместе с Киевской Русью. А как бы он пригодился в наше время! Сколько несчастий и трагедий удалось бы избежать…

Справедливости ради надо заметить, что и в то славное время далеко не все владели искусством правильного пития. Сей прискорбный факт не мог не отметить мечник Добрыни Острожко, срочно вызванный воеводой. Княжеский двор после вчерашнего пира был настолько густо завален безжизненными богатырями и настолько обильно окроплен тем, что эти богатыри из себя извергли после обильного возлияния, что добраться до терема Добрыни, не замаравшись, не представлялось возможным. Несведущий наверняка принял бы увиденную картину за поле сечи, где только что закончилось кровавое побоище. Могучие воины буквально вповалку лежали друг на друге; протяжные тихие стоны доносились из груд поверженных тел. Поражало отсутствие мечей, щитов и других воинских доспехов. Как будто все были врасплох застигнуты невидимым врагом и повержены в один миг.

Острожко с грустью смотрел на свои новые сафьяновые сапоги. После предстоящего перехода их наверняка придется выбросить. А как потом войти к воеводе? Не босиком же! Хоть возвращайся за запасными сапогами. Добрыня же ждать не любит. В глубоком раздумье переминался Острожко возле ворот с ноги на ногу, пока его не осенила спасительная, как ему показалось, мысль.

– Помогите! – крикнул он во все горло.

Прислушался – нет ответа.

В зале для пиров было еще ужаснее, чем на княжеском дворе. Там хоть утренний ветерок слегка освежал воздух. Здесь же отсутствовал даже намек на вентиляцию. К тому же плотность лежащих вповалку тел на заранее приготовленной соломе была значительно выше. Богатырский многоголосый храп сотрясал своды терема. Острожко едва не стошнило. В сплошном смраде он едва различил одиноко сидящего за столом Громыхало. Окружающая среда никак не влияла на его могучий организм. Он ее попросту не замечал. Наполнив кубки вином, отрок терпеливо ждал Острожко – он не пил в одиночку. Увидев мечника, Громыхало радостно замахал руками:

– Где ты пропадал?! Я весь слюной изошел. Иди скорее сюда. А то вино прокиснет.

Повторить трюк с вывихнутой ногой тайный советник не решился и, заткнув нос и стараясь ни во что не вляпаться, с трудом пробрался к столу.

– Как нога? – участливо спросил Громыхало.

Острожко исподволь и с опаской взглянул на богатыря, опасаясь подвоха, но тот смотрел настолько искренне, что ничего не оставалось, как с глубоким чувством признательности ответить:

Добрыня радостно потирал руки:

– Ну вот, княже, не успели мы задумать, как все вышло по-нашему: и с варягами рассчитаемся, и Византия будет перед нами в неоплатном долгу, и, главное, принцесса будет твоя. Даже визит в Царьград не понадобился.

– Ну уж нет! – возразил Владимир. – Царьград я все равно навещу.

– Но зачем?

– После сегодняшнего представления я просто мечтаю увидеть Византию своими глазами.

Не успела Анна расположиться в дворце, как Великий князь Владимир, словно вихрь, ворвался в покои принцессы, сметая на своем пути прислугу, стражников и еще неубранную пыль. Да и кто мог его остановить? Корсунь, или Херсонес, как называли его греки, сдался на милость победителя, а императоры Византии, выполняя волю Владимира, прислали к нему свою единственную сестру.

– Ах! – только и смогла воскликнуть Анна, оказавшись в объятиях Великого князя. Владимир страстно прильнул к устам принцессы. Прислуга спешно покинула спальню. Впрочем, Великий князь не замечал никого, кроме Анны.

– Как я по тебе кручинился!

– А я и не мечтала тебя встретить…

– Нас соединила Божья воля.

Из императорского дворца, в котором остановилась принцесса, Владимир выбежал на главную площадь Херсонеса. Слева от дворца был разбит шатер Великого князя, а справа находился храм Пресвятой Богородицы. Посередине площади высился земляной холм. Во время осады города русы пытались возвести насыпь у крепостной стены, но защитники, сделав подкоп, по ночам выкрадывали землю из насыпи и таскали на площадь. Днем насыпь росла, а к утру оседала.

Теперь на площади день и ночь кипела работа. На холме возводился храм Иоанна Предтечи, в котором собирался креститься Владимир. Поэтому и торопились со строительством. Анна прибыла, а церковь еще не готова.

Дядька Добрыня и гридень Громыхало, ожидавшие князя, подошли к нему.

– Ну что? От ворот поворот? – насмешливо спросил дядька.

Владимир гневно метнул взгляд в его сторону.

Сразу после крещения Владимир отправился к Анне.

– Вот я и крестился. Теперь можно и свадьбу сыграть.

– А покаяние? – с улыбкой спросила принцесса.

– Смеешься?

– Нисколько.

Настал день венчания. Едва взошло солнце, Великий князь велел седлать коня. В красном корзно

[9]

, обшитом золотом, в высокой соболиной шапке и в остроносых сафьяновых сапогах с подвернутыми голенищами он лихо гарцевал во главе праздничной свиты, направляющейся к императорскому дворцу. Несмотря на ранний час, дорогу жениху преградила огромная толпа жителей Херсонеса. Вперед вышел купец Прокл, один из самых знатных людей города.

– Приветствую тебя, Великий князь, славную дружину и мудрых бояр.

– Будь здрав, Прокл. Здравия всем херсонесцам!

– Проведали мы, что приглянулась тебе наша лебедушка белокрылая.

– Еще как приглянулась.

Вместе с принцессой в Херсонес прибыла ее лучшая подруга Анастасия. Их сопровождали стражники и многочисленная прислуга. Целую армию составляли священнослужители, призванные нести на Русь свет христианства. Прибыли скульпторы и иконописцы. Им предстояло не только самим писать иконы и возводить храмы, но и научить русичей. И все же Анна считала, что это капля в море. Не так много людей вместилось на трех кораблях, снаряженных императором Василием в Херсонес. А работа предстояла огромная.

Киевская Русь представляла огромную сверхдержаву, раскинувшуюся от Карпат до Волги и от Варяжского до Понтийского моря. В каждом городе, в каждом селении нужно было не просто возвести церкви и поставить в них священнослужителей для проведения служб и таинств. Храмы в то время являлись средоточием образования и культуры. В монастырях велись летописи, в церковных школах детей обучали грамоте, письму и счету, а на следующем этапе – арифметике, геометрии, астрономии и музыке. Иконописцы и скульпторы украшали храмы внутри и снаружи. Особое место занимало искусство исполнения псалмов и молитв. Что за служба без хорового пения?

Казалось, было нереально даже начинать выполнение столь грандиозной миссии. Где взять столько грамотных людей? Поразмыслив и посоветовавшись с Владимиром, Анна освободила Херсонес от дани на десять лет. Взамен каждая семья направляла на Русь по одному человеку. Многие с радостью согласились. Город освобождался от дани, а каждая семья получала надежный источник дохода. Великий князь обещал платить щедро. Так нашлись люди. А к ним, глядишь, и местные жители потянутся. Греков все равно на всю Русь не хватит. Надо будет готовить своих священников, летописцев, скульпторов, иконописцев, певчих…

Но это позже. А пока огромная толпа собралась на пристани проводить в Киев принцессу Анну, Владимира, войско, их покорившее, и соплеменников. Отбывающие выстроились в несколько колонн. Часть люда разместилась в ладьях и стругах. В одной из ладей величественно возвышалась квадрига бронзовых лошадей – подарок города Великому князю. Как-то прогуливаясь с Анной и Добрыней по Херсонесу, Владимир залюбовался скульптурой и воскликнул:

– Вот бы такую в Киев!