Постановка вопроса
В последние два десятилетия А. Т. Фоменко и его школой была предложена и ныне разрабатывается гипотеза, названная авторами «новой хронологией». Согласно этой гипотезе все исторические события, происходившие на протяжении едва ли не двух тысячелетий до Х века н. э., являются «фантомными» и относятся на самом деле к периоду Х-ХIV вв. и позднее — вплоть до XVII века [
см. библ.: 12:714–718
]. Образно говоря, это означает, что эпоха Возрождения «выдумала» всю античную (и не только) эпоху, отодвинула ее в глубь времен и, дабы это закрепить, оставила нам в наследие имеющуюся хронологическую систему Скалигера-Петавиуса, которая с XVII в. и поныне является общепризнанной. В этой системе содержатся очевидные эпохи-дубликаты, отстоящие от реальных дат происходивших событий с основными периодами смещений на 1778 лет, 1053 года, на 333 года, а также на 854 года [
12:191,261
]. Поэтому последствия системы Скалигера-Петавиуса оказались просто катастрофическими для всей системы современного восприятия истории.
«Новая хронология», безотносительно ее эмоциональной оценки [
см. об этом: 12:674–713
], несомненно, требует проверки независимыми научными средствами. Естественно, что такая проверка может оказаться продуктивной лишь в том случае, если она будет проведена на источниках, которые ранее не использовались как опорный материал для хронологических построений.
Выбор материала
Для такого рода «экспертизы» нами здесь избраны археологические сведения о погребальных памятниках кочевников Северо-западного Причерноморья — степной зоны от Южного Буга до Дуная. Эта территория является западным окраинным участком Великого степного пояса Евразии Именно здесь кочевой мир вступал в непосредственный контакт с европейской цивилизацией: на Нижнем Дунае, в Карпатах и в лесостепной зоне, примыкающей к степям с севера и северо-запада [
6; 9:2–3
]. Такой контакт исторически и хронологически отражен в письменных источниках европейских народов. В памятниках же кочевников он отражен лишь археологически, а потому и может изучаться соответствующими и независимыми источниковедческими приемами классификационно-типологическими [
10
]. В этом смысле такие памятники — «независимый» археологический материал, который пригоден для самостоятельных классификационных заключений.
Это — общее научное соображение. Другое соображение личное — автор этих строк посвятил занятиям классификацией, культурной атрибуцией и периодизацией кочевнических древностей едва ли не всю свою научную жизнь [
б: библ; 8; 9:30–34 и др.
]. Поэтому позволю себе кратко сформулировать свои впечатления об особенностях этих занятий, а также и об особенностях научной ситуации, сложившейся к нашему времени в археологическом номадизме Северного Причерноморья.
Основная масса кочевнических древностей этого региона попала в научный оборот сравнительно недавно, примерно в последние два-три десятилетия. Поэтому и научная традиция их изучения также довольно коротка и носит, во многом, самостоятельный характер — как бы в отрыве от общеевропейской хронологии. Памятники накапливались за счет извлечения их из старых архивов и фондов (Дела археологической комиссии в Петербурге и др.) либо в процессе массовых раскопок курганов 1960–1980-х гг. на юге Украины и в Молдове. Поэтому ни Скалигер, ни его последователи не могли знать об этих материалах. Не имея опорных и надежных хронологических аналогов, археологи оказались вынужденными датировать и атрибутировать погребальные памятники кочевников, исходя лишь из внутренних, типологических соображений, которые лишь потом механически «привязываются» к общепринятой хронологической схеме. Вне этой привязки они предстают в археологическом сознании как бы «взвешенными во времени» — и типологическими сериями, и поодиночке. Честно говоря, мы их до сих пор достаточно часто путаем друг с другом.
Надо сказать, что затрачено немало классификационных усилий по этнокультурному определению кочевнических погребений и их относительной хронологизации. Разработаны и «эталонные» образцы [
(Погребальные памятники кочевников являются едва ли не единственными археологическими источниками, которые представляют в Причерноморских степях ю эпоху кочевого скотоводства — от киммерийского времени (Х-XII вв. н. э.) до «крымско-татарского» (ногайцы XVI–XVIII вв.). В целом (по «внутренним» — стратиграфическим и иным соображениям) они создают впечатление последовательного проживания сменяющихся кочевых народов на этой территории. Нанесение же этих памятников на хронологическую схему дает совершенно иную картину.
