Что-то онемел у меня большой палец на левой руке, опухоли как будто нет, но вон вены вроде бы вздулись, и больно отводить его назад, поднимать тяжелое. Было у меня это раньше? Ощущение, кажется, знакомое, может, еще обойдется, но набухшие вены, все прочее, нет, навряд ли, это или подагра, или артрит, если только — спаси господи! — не та жуткая болезнь, что скрутила Лу Герига

[1]

, тогда каюк писателю.

К тому же шея у меня побаливает: нерв ущемлен. Связано это с пальцем? Что там происходит? Я настоящий Козерог, мне на роду написано изводить себя.

И еще, конечно, со слухом какая-то ерунда. Иной раз голос слышу, а слов не разбираю. Неужто это шейное ущемление что-то там сдавливает и отсекает меня от мира звуков? Как мне с этим бороться? Почему я не иду к врачу? Ах, развалина! Точь-в-точь тот полуразрушенный дом, что я видел на Шестой улице: сквозь дыры в крыше просвечивает небо, внутри растут, пробив полы, целые деревья, из всех щелей лезут буйные травы, из окон свешиваются ползучие и вьющиеся растения — джунгли посреди Манхэттена, интерьер в верховьях Конго, тьма и помет туканов. Обезьяний крик, о-о-о, смерть моя пришла! А в кромешном мраке подвала — плоская крокодилья морда с хищно уставленными на меня глазами.

Где она, легкость во всем теле, которой у меня никогда не было?

Где она, гармония духа и плоти, где она, та идеальная жизнь, в которой я задумчиво пережевываю здоровую пищу и маленькими глотками пью родниковую воду, двигаюсь философически просвещенным способом и дышу от диафрагмы, совершенный человек, вкусивший безмятежного покоя чувств, не ведающий ни угрызений совести, ни комплексов вины, ни мук стыда, полностью осуществляющий себя в каждое мгновение бытия, удовлетворенный прошлым и с любовью взирающий в будущее, как самый тощий коричневокожий гуру? Я и распрямиться-то без боли не могу.