Почти двести лет прошло со дня смерти французского писателя, философа и политического деятеля маркиза де Сада, но вокруг его имени продолжают бушевать страсти. Автор скандально известных эротических романов, узник, более четверти века проведший в застенках всех сменившихся на его веку режимах, председатель революционного трибунала, не подписавший ни одного смертного приговора, приговоренный к смерти за попытку отравления и к гильотине за модернизм, блистательный аристократ и нищий, едва не умерший в больнице для бедных, — все это разные ипостаси человека, нареченного в кругах богемы Божественным Маркизом. В наше время с романов де Сада смыто клеймо «запретности», изучением жизни и творчества писателя занимаются серьезные исследования. В предлагаемой читателям биографии маркиза де Сада, наиболее полной из изданных в настоящее время на русском языке, автор делает попытку разобраться в противоречивой личности маркиза, связать творчество писателя с превратностями судьбы.
Предисловие
В июле 1990 года в Аркейе, месте самого знаменитого бичевания Сада, плакаты на фонарных столбах и институте Мариуса Сидобра приветствовали Нельсона Манделу. Анилиновые краски, расцветившие жалкую городскую улицу, освежали в памяти ставшие уже историей пестрые надписи на бетонных стенах общественных зданий: «Свободу Манделе». Аркей, бывший во времена старого режима любимым местом отдохновения богатых и титулованных особ, ныне скорее похож на подвергшийся жесточайшей бомбардировке городок с вызывающе возвышающимися крепостными блоками линии Мажино. Отчаянное сопротивление высотным постройкам Парижа, ведущим наступление с южного направления, оказывают последние из уцелевших вилл восемнадцатого века, увитые плющом, прежние названия улиц, просуществовавшие до самого последнего времени, надежно погребены экскаваторами и башенными кранами. Топография Аркейе времен Сада канула в Лету. Только временный дорожный знак желтого цвета указывает в том направлении, где когда-то стоял petite maison
[1]
, в котором он творил свои дела. Чтобы не погрешить против истины, следует сказать, что надпись на знаке гласит: «Deviation»
[2]
.
Мир, знакомый Саду и знавший его, сохранился лишь в южной части городка. Ла Кост, его замок, пребывающий в среднем состоянии между реставрацией и разрушением, носит следы буржуазного великолепия. Там, где полицейским ищейкам Людовика XVI не всегда удавалось разыскать наиболее известного обитателя деревушки, туристы безошибочно обнаруживают его присутствие. Мазан по-прежнему остается оживленным городком в непосредственной близости от Карпентраса. В западной его части, как и в былые времена, доминирует элегантный «Шато де Сад» с эркерами. Но перемены и разрушения не обошли стороной и его. Этот дом наслаждений и страстей Сада пал жертвой прогресса в 1929 году, когда его превратили в приют для престарелых людей. Наиболее ярким напоминанием о жизни своего хозяина является Соман, самое отдаленное из его владений. Расположенное на скале и доминирующее над соседними деревушками, оно, похоже, в наибольшей степени сохранило свой облик таким, каким его знал Сад. Деревня по-прежнему состоит из одной-единственной улицы. Обрывистый уступ на одном краю завершается церквушкой, а замок и сады венчают склон с другой стороны. Это место все еще остается царством тишины, прекрасных пейзажей, скал и ярких цветов.
Из тюрем до наших дней сохранилась большая башня Венсенна. Ее суровый вид напоминает об испытаниях, которые довелось пережить Саду в ее стенах. Его книги тоже стали такими же жертвами заключения, как и их автор, стоило ему оказаться в застенке.
Данное жизнеописание Сада берет начало от моих иллюстрированных комментариев о его жизни и работе, написанных в 1976 году. Нельзя говорить об этом человеке, не затронув темы, касающейся его репутации и влияния на наше время. Уже после смерти он стал виновником «болотных убийств» и многих других, правда, менее громких, преступлений. Его имя стало нарицательным для обозначения наиболее отвратительных форм человеческого поведения или романтического героизма под влиянием давления. Таким образом, эта книга имеет отношение к настоящему Сада и его прошлому. В то время как Аркей поднимается в стекле и бетоне над булыжными мостовыми пасторальной деревушки, которую он знал, его книги, запрещенные когда-то и считавшиеся нравственным ядом, ведущим к отравлению души и сердца, безумию и смерти, занимают свое место на полках магазинов наряду с другой дешевой продукцией книгоиздательств, предназначенной для массового читателя. В свете его философской амбивалентности нет ничего удивительного в том, что он достиг бессмертия ценой собственного пота и крови, а также самоотверженного труда тех немногих энтузиастов, которые целиком и полностью посвятили себя этой цели.
В процессе работы над этой книгой я оказался в неоплатном долгу перед Национальной библиотекой, Бодлеановской библиотекой и Тейлорианским институтом, Оксфордом, Британской библиотекой, Лондонской библиотекой. Государственным архивом, библиотекой университета Сент-Эндрюса, Лондонской библиотекой университетского колледжа и библиотекой Уэлльского университета, Кардифф.
Глава первая
Обвиняемый
— 1 —
Пятнадцатого декабря 1956 года в Париже судебная коллегия 17 уголовного суда начала слушание уголовного дела. Разбирательство шло на протяжении всего долгого дня, но так и не закончилось. Когда над Иль-де-ля-Сите сгустились зимние сумерки и на улицах зажглись фонари, заседание пришлось отложить. Даже в ту осень, богатую политическими событиями (Суэцкое вторжение, Венгерское восстание), суд в Париже привлек внимание международной общественности. Его участниками являлись такие крупные фигуры французского сюрреализма, как Жан Кокто и Андре Бретон, представитель Французской академии Жан Полан и критик, романист и иконоборец Жорж Батай. Свое мнение суд вынес только 10 января 1957 года, но слушание дела на этом не завершилось, а оказалось продолжено в апелляционном суде Франции, окончательный вердикт по которому был вынесен только спустя год и четыре месяца.
Однако главный виновник разбирательства на суде не присутствовал. Как заметил общественный прокурор, истинным ответчиком считается именно этот не нашедший успокоения дух. Умер он сто сорок два года назад, а его полное имя звучало как Донатьен-Альфонс-Франсуа, граф де Сад. Титул графа, который он унаследовал по смерти отца в 1767 году, им практически не использовался. Пока Сад не достиг совершеннолетия, он называл себя маркизом, употребляя общепринятый «титул учтивости», дававшийся не по праву, а по обычаю. Привыкнув в нему, он предпочитал, чтобы люди называли его маркизом де Садом. Это сочетание титула и имени не кануло в безвестность после его смерти, а стало синонимом сардонической чувственности и злорадной жестокости. В девятнадцатом веке, когда получила развитие психопатология, его имя приобрело терминологический смысл и применялось для обозначения наиболее отвратительных и ненавистных отклонений от человеческой нормы (садизм). Оно стало одним из немногих терминов, характеризующих нравственные понятия, в значении которых не приходится сомневаться даже самым неискушенным людям.
Много лет спустя после смерти маркиза де Сада мир продолжает ощущать угрозу, исходящую от этого имени при каждом его упоминании. Те, кто слышал данное имя, порой вздрагивали, но редко оставались безучастными. Де Сад имел последователей среди писателей и художников, а кое-кто даже присвоил ему эпитет «божественный маркиз». Но для мира в целом эти люди с их богемным окружением представляются меньшинством с извращенными взглядами на жизнь. Судебное разбирательство 1956 года спровоцировал выпуск избранных работ Сада, подготовленных к печати относительно мелким издателем Жан-Жаком Повером. Он был известен изданием эротической беллетристики. В 1954 году его фирма наделала шума публикацией «Истории О», написанной Полин Реаж
В 1947 году Повер начал выпуск ограниченного тиража собраний сочинений Сада в двадцати четырех томах. К тому времени, когда в 1953 году против него возбудили дело, том, включавший «120 дней Содома» — один из наиболее скандальных романов, — был доступен широкому кругу читателей уже на протяжении пяти лет. Некоторые из произведений, включенных в собрание сочинений, не могли вызвать нареканий даже самого взыскательного моралиста. Другие считались настолько опасными для человеческого разума, что на протяжении двух столетий после того, как Сад написал их, практически не публиковались. Однако их эротический накал куда менее выражен, чем тот, которым пронизан современный роман типа «Истории О» или коммерческая порнография пятидесятых годов. Но эти повествования несут разрушительный заряд оскорбительного презрения к цивилизованности и общественной морали.
Причиной судебного расследования стали четыре книги, а именно «120 дней Содома», «Новая Жюстина», «Жюльетта» и «Философия в будуаре». Но никто из судей не сумел дать точного определения их влиянию на ум отдельного читателя. В девятнадцатом веке бытовало мнение, что тем, кто читает работы «чудовища», грозит гибель души и тела. Имелись сообщения о девушках, прочитавших произведения Сада, которые сходили с ума или кончали жизнь самоубийством. В 1956 году во время слушания дела председатель суда спросил у Жана Подана, не думает ли тот, что произведения Сада могут оказывать опасное воздействие на читателя. Полан не отрицал такой возможности, приведя в качестве примера случай из собственной практики, когда одна девушка после прочтения творения Сада удалилась в монастырь.
— 2 —
Несмотря на то, что творения Сада пересекли Ла-Манш в виде значительно приглаженных переводов, именно в Англии десять лет спустя после процесса в Париже произошел всплеск его дурной славы. Преступление и характер судебного разбирательства ни в малейшей степени не напоминали интеллигентные дебаты в уголовном суде Парижа. Но имя Сада снова всплыло в судебном процессе.
19 апреля 1966 года в Честер Эссайзес Йен Бреди и Майра Хинли были привлечены к уголовной ответственности по обвинению в убийстве семнадцатилетнего юноши, мальчика двенадцати лет и десятилетней девочки, тела которых обнаружили в могилах, выкопанных на продуваемой ветрами заболоченной пустоши Пеннин между Манчестером и Хаддерсфильдом. Там же оказались похороненными еще две жертвы: мальчик и девочка шестнадцати лет, — но к тому времени тела их найдены еще не были. Место обнаружения страшной находки и дало название преступлению — «убийства на болоте».
Со времен доктора Криппена дело об убийстве в Англии не получило такого громкого отклика среди широких народных масс. За последнее время это был первый случай подобного рода, когда характер убийства вызвал такое чувство ужаса. Имелись все основания подозревать обоих обвиняемых в убийстве исчезнувшей шестнадцатилетней девушки и мальчика двенадцати лет. Тела этих жертв «всплыли» только по прошествии более двадцати лет.
Даже сексуальные отклонения, послужившие поводом к действиям убийц, едва ли могли стать причиной повышенного интереса к делу и силы возмущения широкой общественности. Многое видавшие на своем веку полицейские офицеры и журналисты пришли в шоковое состояние из-за поведения и ответов двух обвиняемых. Перед тем как расправиться с девушкой, в убийстве которой обвинялись ответчики, они фотографировали и записывали на магнитофон акты, предшествовавшие ее смерти. Затем магнитофонную запись дважды скопировали, чтобы впоследствии имелась возможность «прокрутить» ее ради собственного удовольствия. Во время разбирательства дела в суде возникла необходимость прослушать пленку на открытом заседании в качестве свидетельского показания обвинения. Запись последних секунд жизни жертвы стала наиболее тяжелым испытанием, которому мог подвергнуться судья, присяжный или полицейский по ходу судебного процесса.
Ответчики не только казались безразличными к выдвинутым против них обвинениям, но и вели себя так, словно ими управлял незримый дух. Его власть над ними оказалась могущественнее любой законодательной силы, отвечать перед которой им приходилось. Было названо имя духа, а его взгляды приведены в качестве свидетельских показаний. От имени генерального атторнея прочитали и живо прокомментировали отрывок из произведений Сада. Вскоре мир услышал заверения, что эти чудовищные преступления совершались, следуя посмертным заветам пресловутого маркиза де Сада.
— 3 —
Бывали случаи, когда автор оставался в памяти потомков и по прошествии двух столетий после смерти, но редко кто пользовался известности, схожей со славой Сада. Популярности книг маркиза в значительной степени способствовал их систематический запрет и подпольные издания. На собственную репутацию Сада, облекая ее в романтический ореол, накладывали отпечаток слова и поступки его литературных персонажей, а также полувымышленные рассказы о скандалах, из-за которых он и стал узником сначала Венсенна, а потом — Бастилии. В его доме наслаждений или маленьком особняке в Аркейе, южном предместье Парижа, имело место жестокое избиение молодой женщины; в Марселе с группой девушек произошла кровавая оргия; случались у него и другие оргии в более тесном кругу, которым он предавался в своем удаленном замке Ла-Кост на протяжении всей зимы 1775—1776 годов. Если верить этим историям, то он, упивающийся каждой формой греха и преступления, возбужденно вопящий, наподобие Сен-Фона из «Жюльетты», о возвышенном достижении одновременного участия в отцеубийстве, инцесте, проституции и содомии, по своему характеру ничем не отличался от персонажей своего литературного творчества.
В двадцатом веке Сад предстал чем-то вроде нового автора. Рукопись «120 дней Содома», которую он спрятал в стене своей камеры в Бастилии, во время беспорядков 1789 года исчезла. Ее обнаружили только в конце девятнадцатого века. Оригиналом владела одна французская семья, в распоряжении которой он находился уже много лет. Впервые эту рукопись опубликовали в 1904 году. Многие другие его произведения выходили ограниченными тиражами или не выходили вовсе. Это продолжалось еще почти столетие. Имя Сада дало европейским языкам новое слово, хотя человек, носивший его, редко упоминался в исследовательских работах, посвященных французской литературе или просветительской мысли.
Позже маркиз появился в образе героя романтической революции и литературного бунтаря. При жизни Сада его семья и власти, светские и церковные, были убеждены, что, заточив его в темницу или лечебницу для душевнобольных, они избавятся от всех неприятностей, исходивших от него. Но он обманул их ожидания, проявив дух неповиновения, нашедший воплощение в произведениях, которые слагались в тома обличительных речей и оскорбительных выпадов, пересыпанных сценами сексуальной разнузданности, считавшимися в высшей степени непристойными. Что касается властей, то они сделали все возможное, чтобы имя автора и его работы не только при жизни, но и после смерти их создателя оказались преданы забвению. 1 февраля 1835 года «Ревю Аптезьен» отказалась напечатать имя маркиза, когда перечисляла известных людей той области Прованса. Хотя замок Ла-Кост, служивший домом семейства Садов, располагался именно в том районе, газета не стала упоминать о фигуре «столь чудовищной и позорной репутации», которую теперь провозгласила виновной в убийстве. Но такой напускной стыдливостью статья возбудила к нему куда больший интерес, чем если бы ограничилась простым упоминанием его имени. Чтобы дать представление о его книгах, приводилась цитата Жюля Жанена: «Там нет ничего, кроме кровавых трупов, детей, которых вырывают из материнских рук, молодых женщин, которым в конце оргии перерезают горло». Но книгам, как и их автору, было суждено сбросить узы своего заточения и стать презрительной насмешкой над социальным порядком, обличавшим их в непристойности. С легкой руки Краффт-Эбинга, введшего в оборот научного языка психопатологии термин «садизм», Сад обрел бессмертие. Человек, которого Генри Джеймс не без удовольствия называл «скандальным, надолго преданным забвению автором, имя которого не подлежало упоминанию ни при каких обстоятельствах», стал синонимом всего того, что являлось самым отвратительным в человеческом поведении. Имя маркиза отныне употреблялось для характеристики определенного класса убийц, истязателей, тиранов и прочих лиц, деяния которых отличались невыразимым злодеянием.
Широко распространено мнение о заразительности идей Сада. Вероятно, подсудимые в Честер Эссайзес находили в нем какое-то утешение. С другой стороны, человеком, давшим жизнь неопубликованным произведениям Сада и посвятившим их изучению жизнь и все денежные сбережения, оказался Морис Гейне (1884—1940). Тем не менее если работы Сада и оказали на него какое-то влияние, то у Гейне имелись все основания для благодарности этому опальному маркизу. Морис стал пацифистом, коммунистом, отказавшимся помогать Советской революции только после того, как устрашился размаху ее кровопролития. Всю свою жизнь он боролся за запрещение боя быков с его возведенной в романтический ореол жестокостью, проявляемой к другому виду живых существ.
Возможно, Сад и оказывает пагубное влияние на «болотных убийц» и им подобным. Кто знает, может быть, защита Теофила Готье в его вступлении к «Мадемуазель де Мопен» 1835 года все еще звучит правдоподобно. «Книги перенимают поведение: поведение не перенимают из книг. Регентство породило Кребилльона, а не Кребилльон породил Регентство… Это все равно, что сказать, что весна наступает вследствие появление зеленого горошка. Как раз все наоборот. Зеленый горошек появляется, потому что весна, а вишни — потому что лето». Все же следует высказать одну истину: влияние, оказываемое определенной книгой на отдельного читателя, всегда уникально и неповторимо. Влияние Сада зависит от того поля, на которое падают семена его философии.
