К выходу из фургона для перевозки заключенных меня подвел офицер полиции. Наверное, все потому, что на голову мне надели какой-то мешок, а руки заковали в стильные наручники после длительного и не самого плодотворного допроса в тесной комнатушке. Странная складывалась ситуация. Офицер остановился, снял с меня мешок. Серое туманное утро дарило тусклый свет, но я все-таки сощурилась от непривычки. Меньше всего сейчас хотелось думать, во что после таких перипетий превратились мои волосы. Жить в отрицании вообще приятно.

Офицер кивнул, разрешая мне выйти. Я опустила голову, шагнула на землю и тут же споткнулась. Не потому, что на ногах были какие-то цепи. Вовсе нет. Но я три дня провела в темной комнате для допросов, после чего, видимо, заслужила мешок на голове, пока меня окольными путями везли по городу, чтобы я ненароком не догадалась, куда мы едем. И благодаря этому заработала полную дезориентацию в пространстве. Кто бы знал?

Слава богу, офицер держал меня под локоть и не дал упасть. Едва я обрела почву под ногами, сразу дернулась, вырываясь из его пальцев. Что тут скажешь? Терпение было на исходе. Обвинений мне не выдвигали, но продержали в участке три дня. Никаких звонков. Никаких адвокатов.

А у меня, между прочим, есть права!

По крайней мере я всегда так думала. Благодаря закону о создании Министерства национальной безопасности и тому факту, что, в очередной раз пытаясь помочь раскрыть преступление (кошмарный взрыв на вокзале Юнион Стейшн в Чикаго), я установила личность известного террориста, власти имели право держать меня взаперти сколько им вздумается. По всей видимости, я пребывала в шаге от длительной ссылки в Гитмо

[1]

.

Вода. Каждый раз, когда я «ныряю», меня словно обволакивает теплой водой. Иногда даже задерживаю дыхание — ощущения настолько реальные, будто на самом деле нырнула в теплый бассейн. Вода поднимается по нервным окончаниям, все выше и выше, пока я не погружаюсь полностью. Словно выхожу за границы собственного тела, перестаю быть самой собой.

Поначалу я вижу только тени и отблески света на внутренней поверхности век, а потом начинаю видеть сквозь них. Как будто выскальзываю из тела и становлюсь кем-то другим. И это первый признак того, что «нырок» удался.

Так случилось и в этот раз. Я шагнула назад, наружу из самой себя, и отмотала время. Но всего на несколько секунд. Когда агент Стренд снимал наручники, я смотрела вниз. Теперь же посмотрела на его лицо. Заглянула в глаза. Заметила легкую морщинку на лбу, когда он увидел следы от «браслетов». Присмотрелась к выражению лица, когда он сдвинул наручники выше, открывая стертую кожу. Увидела, как красивые губы превратились в тонкую линию, пока пальцы гладили самую глубокую отметину. Его беспокойство показалось мне восхитительным и неуместным. Глубокие царапины оставались на руках, когда я спотыкалась на ступеньках.

Перед тем как отмотать назад весь день, я решила кое-что проверить. Вышла из дома и перемотала время на тот момент, когда остановилась на крыльце и посмотрела на группу полицейских. Агент Стренд разговаривал с заместителем секретаря нацбезопасности Гиллом, но когда я проходила мимо, наградил меня красноречивым взглядом. Ужасно захотелось узнать, о чем он говорил.

— С чего ты вообще взял, что она это умеет? — спросил Гилл сразу после того, как я чуть не споткнулась на ступеньках.