Невин стоял на широком каменном балконе дворца и смотрел на потонувший в ночной темноте город. Тут и там виднелись огни факелов, которые ничего не освещали и служили всего лишь ориентирами для заплутавших в переулках жителей.

Причудливая архитектура построек чернела на фоне темно-синего неба фантасмагорическими силуэтами и превращала Бальгон в логово чудовищ. Частоколом поднимались на горизонте иглы шпилей, увенчанных железными флюгерами, выкованными в форме драконов, змей, нетопырей и других причудливых существ; круглились купола и каскадами бежали к набрякшему свинцовыми тучами небу изломанные крыши зданий. Вдалеке же, едва различимые, высились увенчанные сахарно-белыми снежными шапками горы – Кадрады окружали город со всех сторон, и лишь небольшое ущелье, тщательно охранявшееся днем и ночью, позволяло проникнуть в него или покинуть его.

Мрачные пики и утесы казались в темноте синими пятнами, они спали подобно северным великанам, легенды о которых были известны не только в Калливорге и Межморье, но и в Синешанне, откуда со временем пришли в Малдонию. Тихие и громадные, Кадрады высились над Бальгоном, укутанные бархатной и прозрачной темнотой, которую не нарушали ни скрытые низко висящими облаками звезды, ни луна. Покой царил над городом, вековой и неизменный, как сама бесконечность.

В матовой темноте огненным кругом сияло гигантское колесо, установленное в самом центре озера, которое образовывали стекавшие с гор реки. Вода вращала его, и в люльках, прикрепленных к лопастям, плавно взмывали вверх и опускались, скользя над темной водой, вампиры. До дворца доносились их крики и веселый смех. Несколько десятков факелов, закрепленных в уключинах на колесе, расчерчивали небо оранжевыми хвостатыми искрами. Вода в озере дрожала и казалась жидким золотом, время от времени кто-нибудь прыгал в нее, и тогда Невин слышал тихий всплеск и восторженные вопли зрителей.

– Что ты здесь делаешь?

Ялгаад, столица Малдонии, располагался недалеко от берега Холодного Моря и был городом портовым, а потому довольно богатым. Дворцы и дома хоть и уступали по великолепию постройкам Межморья, тем не менее считались в Синешанне одними из самых замечательных.

История столицы насчитывала уже не одну сотню лет, за которые город разросся, заняв пространство между двумя полноводными реками, берущими начало в озере Зеркальное, расположенном на юго-западе от Кадрадских гор, чьи белоснежные вершины можно было увидеть уже через пять дней пути от Ялгаада.

Город пересекало множество каналов и канавок, вырытых так давно, что никто уже не помнил, для чего они служили. Теперь по их каменным набережным прогуливалась знать и наперебой предлагали свои товары лотошники. Они же заполняли площади, парки и аллеи, которых имелось в столице большое количество, но все они располагались на первом, самом высоком, ярусе, венчал который огромный и великолепный королевский дворец, внутреннее убранство которого, впрочем, отнюдь не соответствовало внешнему блеску, ибо нынешний король отличался особенной скупостью и приказал все украшения снять и спрятать в подвалах вместе с казной. Странная причуда, особенно если учесть, что последняя вовсе не нуждалась в пополнении: в Малдонии находились самые рудоносные медные шахты в Синешанне и деньги текли в страну рекой.

Второй ярус занимали дома высокопоставленных чиновников и мелкой знати, там же располагались казармы рыцарей, а также оруженосцев, конюшни, тренировочные арены, ристалища и постройки для слуг. Обычно там обитало всего несколько сотен человек, но сейчас второй ярус кишел людьми – время было военное, и рыцари могли понадобиться в любой момент.

Здесь в воздухе реяли разноцветные флаги со всевозможными гербами. Приглядевшись, можно было различить и перекрещенные секиры на поле из белых и красных клеток – символы ордена Гемаркха, чьи рыцари поклонялись богу войны, и охваченный пламенем замок на голубом с прозеленью фоне – эмблему ордена Мастрода, покровителя раздора, и более мирные изображения: оленей на желто-синем поле, герб Нотингора; стайку голубей с неоперенной стрелой внизу, символы Пархаоза. Словом, все воинские кланы, семьи и ордена Малдонии собрались в столице, составив могучую армию, готовую отразить атаку любого неприятеля.

Когда Невин открыл глаза, было уже темно. С улицы доносились протяжные удары гонга, возвещавшего, что солнце село и ночь разлилась по улицам древнего города. Невин повернул голову и увидел, что Мелиссы рядом нет. Как странно: она с ним всего несколько сотен лет, а он уже отвык от одиночества.

Невин встал и принялся одеваться. Его мысли обратились к предстоящим событиям. Некоторое время он размышлял, какой ответ даст Оракул. Хорошо бы Кровавый запретил вампирам начинать наступательную войну, это дало бы Невину время собрать новую армию. В конце концов, ее ряды пополнить несложно, например, в Нордоре есть хорошие воины. Если их обратить, то Малдония не устоит. Правда, сделать это будет не так-то легко: нордорцев много, они будут отчаянно сражаться, да и в Нордор так просто не войдешь – даже ночью он прекрасно охраняется. Придется начинать войну и с ним, а это повлечет новые жертвы. Нет, определенно такой способ не стоит внимания. Но неважно. Он бы нашел средства подготовиться к походу против Малдонии, если бы ему дали время. В конце концов (Невин невольно усмехнулся этой мысли) можно было бы не обращать нордорцев, а нанять их. Казна Бальгона потянула бы подобные расходы, тем более что победа над Малдонией с лихвой покрыла бы любые затраты.

Невин не понимал, почему многие вампиры не хотят признать, что Бальгону необходимо восстановить силы после поражения на Комариных Топях, где пало множество прекрасных воинов. Носферату рвутся в бой, мечтая о возмездии, словно за прожитые века они так и не научились терпению.

Невин надеялся, что, в отличие от них, Молох понимает, что спешка может привести к очередному, на этот раз окончательному, разгрому, и не допустит скоропалительного похода. Впрочем, до конца оставалось не ясно, действительно ли Оракул передает волю Кровавого или выдает за нее свои собственные взгляды и желания. Если это так, то хорошо бы мнение пророка совпадало с чаяниями Невина.

Впрочем, в любом случае было понятно, что для Бальгона настали странные и тревожные времена. Люди побеждали, их сердца больше не сковывал страх перед мощью и бессмертием ночных воинов, они стремились уничтожить ненавистных противников и не щадили себя в кровавых битвах. Должно быть, поистине великий вождь вел их в сражения, и Невин чувствовал, что его следует опасаться. Он не может допустить победы Малдонии, это было бы позором для всех Призванных к служению Молоху.

Ночью крики наполняют Старый Город, как его называют многие жители, – четвертый ярус Ялгаада, столицы Малдонии. Убийцы, воры, проститутки и сутенеры, контрабандисты и множество мелких шаек – все выходят на улицы для промысла или чтобы выяснить отношения. Стража, хоть и патрулирует улицы, старается держаться от опасных мест подальше, ей еще предстоит хоронить утром тех, кому не повезет и от чьих тел не сочтут нужным избавиться.

Каналы и пруды хранят тайны многих преступлений, равно как и скелетов, орудий убийств и припрятанных до времени кладов. Некоторые отчаянные головы отправляются на поиски сокровищ, берут лодки и под покровом утреннего тумана ныряют, стараясь добраться до дна и разжиться воровскими схоронами, но редко кому сопутствует удача. Да и опасное это занятие: хозяева клада могут разыскать добытчика и расквитаться, а мало кому охота занять место поднятого со дна реки сундука.

Но, несмотря на таящиеся за каждым углом опасности, Дьяк бесстрашно пересек четвертый ярус, поднялся на третий, миновал второй и оказался на первом. На все это ушло около двух часов, из чего можно сделать вывод, сколь велик Ялгаад. На то, чтобы обойти обычный город Синешанны, у человека, как правило, уходит не более часа.

Миновав вытянувшуюся при виде него стражу, Дьяк вошел в подъезд своего дома, по всем признакам гораздо более походившего на крепость: высокие толстые стены с узкими бойницами, массивные, окованные железом двери, смотровая башня на восточном углу.

Здесь же находилось три десятка воинов – личных телохранителей Дьяка, испытанных в бою и слепо преданных своему кумиру, победителю армии ненавистного Ристогона и самого Владемира, чье имя давно вошло в самые страшные легенды. Большинство из них обучалось военному искусству с ранних лет, других заметил в бою и отобрал сам Дьяк. Почти каждый день четверо его приближенных, чьи лица всегда скрывали тонкие полотняные маски, что многих наводило на мысль о том, что они принадлежали к ордену наемных убийц, тренировали гвардию герцога, обучая невиданным прежде в Малдонии приемам, так что уже через два месяца любой его солдат-телохранитель мог по праву считаться одним из лучших бойцов страны.

С самого вечера жители Бальгона устремились на турнир, который должен был определить, кто станет во главе новой армии Города Мертвых.

Ранее было объявлено, что состязание, назначенное Варданом, произойдет между искуснейшими рыцарями-Хозяевами в присутствии самого князя Невина арра Грингфельда, так что вечером накануне той ночи, на которую был назначен турнир, бесчисленное множество вампиров и рабов устремилось к месту проведения состязания. Всем хотелось присутствовать при столь выдающемся событии, несмотря на то что его слава немного меркла ввиду недавнего божественного Откровения, явленного Молохом Эртанору в присутствии всех знатнейших представителей вампирских родов.

Выбрано место турнира было также на Большом Совете: биться решили на горном плато, расположенном в полумиле от Бальгона. Широкая и ровная площадка, обнесенная каменной стеной, с трех сторон обрывалась глубокими ущельями, на дне которых бурлили, скрытые вечным туманом, потоки Каллады – реки, берущей начало в верховьях Кадрад. В нее иногда сбрасывали провинившихся рабов и проигравших гладиаторов. Но на этот раз Колизею Смерти предстояло стать ареной для еще одного исторического для Бальгона события: битвы за должность Военного Предводителя, которая освободилась после гибели Владемира арра Майрено.

Для въезда бойцов на арену в противоположных стенах ристалища были сделаны решетчатые ворота, достаточно широкие, чтобы четверо всадников могли проехать в ряд. У каждых ворот стояло по восемь трубачей, одетых в серые и красные ливреи (цвета ныне правящего клана Грингфельд), расшитые серебром, с эмблемой черного нетопыря на спинах. Все они были рабами и потому имели на запястьях особые клейма, служившие паролем при прохождении через ворота Бальгона и скрытые длинными рукавами.

Перед южными воротами стояли четыре высоких шатра. Средний был предоставлен Бориславу из клана Майрено. Рядом с его шатром по правую сторону был расположен шатер Веденея арра Лергус, а по левую – Горимира из клана Владислава. Четвертый шатер принадлежал Дамиру арра Ванхорну, командиру гарнизона Бальгона. Этих рыцарей выбрали всеобщим голосованием как наиболее достойных претендентов на звание военного предводителя.

Большой изогнутый корабль на всех парусах возвращался в Сибарг. Он шел с востока, где взял груз шелка, парчи, жемчуга, слоновой кости и золотой нити. На его выпуклом, выкрашенном светло-коричневой краской борту красовалась надпись «Королева морских глубин». Голубые флаги с изображением парящей чайки трепетали высоко над головами снующих по палубе, реям и мачтам людей. Их маленькие фигурки суетливо ползали вверх и вниз по снастям, и на первый взгляд могло показаться, что ничем серьезным они не заняты, однако именно благодаря их усилиям корабль двигался и брал нужный курс.

Капитан Торг – невысокий коренастый человек с обветренным лицом, покрытым множеством мелких шрамов, стоял на мостике и пристально вглядывался в сторону горизонта – там, едва различимые, виднелись корабли. Пока что нельзя было определить, ни какой стране они принадлежат, ни каким курсом идут. Торг задумчиво провел рукой по короткой черной бороде и прищурился. Конечно, это могли быть такие же купеческие суда, как и «Королева», но, возможно, впереди шли пиратские корабли. В Холодном Море их было не так уж мало, хотя самым опасным для плавания считалось западное Море Снов. Тамошние корсары нападали на проходящие суда почти постоянно. Не раз прибрежные города собирали экспедиции, чтобы обнаружить лагерь пиратов и уничтожить его, но ни одна их попытка не увенчалась успехом – создавалось впечатление, будто корсары появляются из ниоткуда, а после нападения растворяются в воздухе. Но в Холодном Море пиратские нападения случались довольно редко, поскольку Сибарг обладал мощным флотом и его суда могли постоять за себя. Разбоем занимались по большей части случайно заплывшие корсары или отчаявшиеся храбрецы. Как правило, они подстерегали одинокие плохо вооруженные корабли и нападали на них, предпочитая всем тактикам численное превосходство.

Торг подозвал своего помощника и, указав на горизонт, спросил:

– Что скажешь, Нирм?

– Возможно, купеческие корабли, а может, и пираты, – ответил тот, прищурившись, – Думаю, скорее последнее, поскольку их что-то многовато. Если они нас заметили, пытаться уйти бесполезно. Корабли корсаров гораздо быстрее любого торгового судна, даже если оно не нагружено товарами по самую ватерлинию.

На Храмовой площади и прилегающих к ней улицах было людно: сюда сбежались не только жители Ялгаада, но и обитатели предместий, которых привело желание посмотреть на жестокий ритуал.

Взоры многочисленной толпы были обращены к дверям возвышавшегося на главной площади Ялгаада храма. Это монументальное здание строилось в течение тридцати лет, и трудились над ним лучшие зодчие не только Малдонии, то также Нордора и Вайтандара. Поговаривали, что архитектора и главного инженера замуровали в его подземельях, чтобы они не могли построить ничего величественнее него.

Храм представлял собой массивный белокаменный куб, окруженный по периметру сорока изукрашенными резьбой колоннами – по десять с каждой стороны, – которые поддерживали треугольные аттики, выложенные голубыми и оранжевыми изразцами, представляющими сцену восхода солнца. Световой барабан с семьюдесятью витражными окнами венчал купол, крытый листами сусального золота. Вокруг всего этого великолепия плотным частоколом теснились изящные, устремленные вверх башенки, чьи сверкающие шпили были украшены флюгерами, ни один из которых не повторял другой. Карнизы украшали статуи, изображающие химер, горгулий и прочих уродливых существ. У многих во рту были установлены медные трубы, соединенные с желобами на крышах, и во время дождя чудовища извергали потоки воды.

Бронзовые двери, из которых должна была показаться процессия жрецов, были усыпаны небывалым количеством самоцветов и в высоту равнялись семи человеческим ростам. Их отковали в Нордоре и привезли в Малдонию на двух специально сделанных для этого упряжках по шесть волов каждая.

Для Верховного Жреца в восточной части площади, перед королевским дворцом, был устроен деревянный помост, на котором стояло роскошное кресло, окруженное сиденьями для почетных чинов и рыцарей-храмовников, входивших в число телохранителей. Над помостом развевалось священное знамя с шитой золотом эмблемой – распахнувшим на манер объятия крылья аистом, как бы приглашающим всех желающих присоединиться к официальной религии Малдонии.

Невин проснулся в полночь и разбудил Телона. Они вышли из пещеры и остановились возле неподвижно сидевшего отшельника. Старик был мертв. Из его груди торчал обломок стрелы, – видимо, убийца пытался выдернуть ее, но наконечник слишком крепко засел в теле, и тогда лучник обломил оперенье, чтобы по нему нельзя было вычислить стрелявшего.

– Почему старик не подал сигнал? – спросил Телон, разглядывая мертвеца. – Не успел?

– Скорее всего, – отозвался Невин, осматривая погруженный в тишину лес и втягивая ноздрями ночной воздух. – Теперь нам трудно будет найти дорогу в Кар-Мардун.

– Во всяком случае, старик показал направление. Придется идти через Скорбные Топи одним.

– Едва ли, – заметил Невин. – Тот, кто спустил тетиву, наверняка где-нибудь неподалеку. Не знаю, почему он не вошел в пещеру, но это не простой грабитель.

Король Мирон умирал. Трагедия случилась внезапно – как и все, что меняет историю и ведет к событиям, удостаивающимся занять свое место в летописях, преданиях и легендах. Никто не знал, какой недуг поразил монарха Малдонии, и личный лекарь Его Величества из последних сил старался не говорить прямо об очевидном и неизбежном: Мирону оставалось жить считаные дни.

Денно и нощно у дверей лежавшего в беспамятстве монарха дежурила стража из числа личной гвардии короля. Только принц Мархак, первый советник лорд Виль и лекарь могли навещать его беспрепятственно. Остальным требовались верительные грамоты, подписанные принцем.

Мархак сидел возле постели отца, задумчиво оперев голову на ладонь. Пора было подумать о коронации – трон не должен пустовать ни единого мига. Особенно теперь, когда Железный Герцог стал настоящим героем Малдонии. Этого чужеземного выскочку следовало бы выслать из страны или вообще прикончить, что и пытался сделать в свое время принц, подослав к нему убийц, – словно чувствовал, что ему еще придется столкнуться с этим человеком. Тогда ничего не вышло, но это не значит, что нужно смириться и терпеть его присутствие, которое становится просто опасным.

И теперь он исподлобья глядел на сидевшего неподалеку лорда Виля, пытаясь понять, на чьей стороне этот маленький человечек с неуловимым взглядом и непроницаемым лицом. Ему нужно было обсудить с кем-нибудь создавшееся положение, но мог ли он доверять хоть одному человеку в этом большом неприветливом дворце? Принц Мархак пошевелился, переменил позу и обвел глазами спальню. Плотные шторы закрывали высокое окно, на стенах висели потемневшие от времени шпалеры. Все, казалось, дышало смертью и тлением. И запах лекарств, стоявших тут же, на низеньком столике, усиливал ощущение безысходности и обреченности.

Да, он должен стать королем и взойти на трон законным порядком. Герцога Дьяка нельзя казнить, но можно отправить в одну из дальних крепостей и приказать надежным людям присматривать за ним. Кто знает, быть может честолюбивый полководец, оскорбленный подобным жестом, покинет Малдонию? Но в голове вертелась и другая мысль: что, если он не захочет покориться и прозябать в глуши, а вместо этого решится на мятеж? Пойдет ли за ним армия, поднимет ли народ руку на законного наследника трона? Мархак не знал ответа на эти вопросы и оттого сильнее сжимал руки и кусал в нетерпении губы.

Серое небо нависало рваными грязными облаками, громоздилось у горизонта уродливыми тучами. С него лился бледный свет, не обжигавший, но и не радовавший глаз. Над покрытой тонким слоем никогда не тающего инея землей курился призрачный туман, и в нем время от времени мелькали смутные тени, вспыхивали багровые и зеленоватые огоньки, раздавались непонятные звуки. С ночи шел снег, крупный и частый, мокрыми хлопьям он ложился повсюду, медленно тая и превращаясь в ледяную корку.

Невин вышел на один из балконов Келтебруна и посмотрел вдаль, туда, где, по словам Кровавого Бога, имевшего тело двенадцатилетнего мальчика, его должен был ждать корабль. И действительно, сквозь пелену метели можно было различить темный силуэт огромного судна, словно вросшего в снежную равнину. Еще накануне его не было. Казалось удивительным, что такая громадина могла появиться из ничего.

Молох подошел и встал рядом, прямой как струна, с лицом, похожим на снежную маску. Он был одет в белую мантию, а поверх нее искрилась мехом тяжелая соболиная шуба. Бог держал в руках алмазную палочку с ромбовидным набалдашником, игравшим гранями даже в царившем вокруг сумраке. Невину она почему-то напомнила детскую погремушку.

Хрупкая безделушка в руках белокурого мальчика. «Ребенок был Молохом», «Кровавый был ребенком», – эти фразы вертелись у Невина в голове, мешая сосредоточиться на загадочном и удивительном корабле.

Бог стукнул алмазом по каменным перилам и прислушался к раздавшемуся мелодичному звуку.