Собачья жалость

Детектив Бар Чеширски сидел за столом и молча рассматривал свою черную лапу. Наспех перебинтованная, она так и не переставала болеть, раздражая своим сломанным когтем. Черная дворняга Гарри сделал все, чтобы вывести Бара из себя. Чеширски отодвинул верхний ящик рабочего стола и вытащил порядком засохшую рыбу вместе с сигареткой – она выравнивала всё, что угодно.

Закурив, он откинулся на стуле и выпустил густое облако дыма в потолок. Широкая морда моментально расплылась в блаженной улыбке – курение, скорее всего, было бы последним, от чего он мог бы отказаться в этой жизни. Лениво повернув голову, он заметил недовольную физиономию старого толстяка Бронкса, привычно распекающего утренний патруль сквозь пыльное стекло своего офиса.

Ох, бедный, бедный старый Бронкс. Все, что он сейчас может, так это вываливать свою мокрую шерсть на новичков, пугливо озирающихся по сторонам и поджавших мокрые после дождя хвосты. Куда ему рвать глотку на настоящих детективов, только что закрывших дело черного дворняги. Чеширски снова посмотрел на больной коготь. Мерзкий бандит царапался до самого конца, пока, наконец, не пролетел несколько этажей, смачно разбив пузом старую реку.

– Извините, это вы детектив чеширский? – что-то неожиданно, словно кусок мокрой кошачьей шерсти, брякнулось с ним рядом.

Тридцать седьмой участок

Тридцать седьмой участок был одним из самых больших, так как располагался в центре города и поэтому просто не мог быть непрезентабельным. Бар понимал, что первым делом надо заглянуть сюда, пока Милтон ещё не везде сунул свой мохнатый нос. Убрав лапы в карманы брюк, он легкой походкой прошёлся по ступенькам и резко открыл двери, из которых сразу понесло запахом пота, духотой и теплым спертым воздухом устало работающего кондиционера.

Брэд Джорски сидел по центру. Это был крупный горный козел с огромными рогами. Бар встречал его и раньше, когда заходил к Пятницки за документами – покойный Шах не любил курьеров и предпочитал передавать данные лично в руки.

– Добрый день, детектив, – развернувшись в кресле и откидывая свою крупную голову, поздоровался Джорски. – Чем обязаны вашему визиту?

– Я тут узнал, что ты ведешь дело Шаха.

Обезьяний притон

Бар вёл Джорски почти два квартала и за это время успел трижды проклясть самовлюблённого козла, останавливающегося почти у каждой витрины. Джорски оказался на редкость самовлюблённым парнем, то и дело разглядывающим свой выхолощенный костюм и редкую бороденку.

Наконец, свернув на Махауни-стрит, Джорски зашёл в холл огромного небоскреба. Бар поднял голову, придерживая шляпу. Да, в таком здании как минимум пятьдесят этажей и миллиарда четыре вложено, не меньше. Он вздохнул. Это было очень плохо, так как воротилы крупного бизнеса очень неохотно впускали детективов, натаскивая своих секретарей на охотничьих борзых. Но шанс есть шанс, вдруг ему попадётся крайне милая цыпочка, только и живущая тем, что ей удастся повстречать красавца-детектива. С этими прекрасными мыслями Бар и вошёл внутрь.

– Да поймите вы, – спокойно вещала стройная белочка, – на Брэда Джорски есть пропуск, а на вас – нет.

– А вы разве не видите жетон полицейского?

Встреча друзей

Развалившись в кресле, Бар почувствовал, что вот-вот взорвётся от смеха. Он уже примерно час находился во власти чертовой травы, но по-настоящему почувствовал действие её лишь сейчас, когда Гарри затравил эту историю с Милтоном.

– То есть, ты хочешь сказать, что Милтон залез на носорога?

– Да, чёрт меня возьми! Конечно, я сам не видел, но вроде так всё и было. Когда Вальс вернулся, Милтон и жена Вальса вовсю развлекались в постели.

– Подожди, подожди, но Милтон меньше меня, как он вообще смог бы это сделать, Гарри, жирная ты обезьяна! Как это возможно?

Зимняя ночь

Остановившись в нескольких метрах от машины, Бар вытащил сигарету и закурил, наблюдая, как облака дыма медленно поднимаются в зимнем воздухе, всё выше и выше, в далекое черное небо города. Он поднял голову и посмотрел на небо. Там были звезды. Далекие, невероятно далекие звезды. Он никогда не мечтал стать астрономом или космонавтом, но звезды манили его. А затем пошёл снег. Белый, пушистый, он столь гармонично вписывался в ночное небо, что казалось, будто это чей-то художественный план. Бог? Возможно. Кто знает, как он реагирует на то, что зверьё не может справиться с украшением города. Быть может, для него это крайне важно, вот он и решил навести визуальный порядок.

Снег был везде: на тротуаре, деревьях, окнах, на тёмном кирпиче и мусорных баках. Даже вонючий грязный квартал Мэдхойн драйв преобразился, покрывшись этой белоснежной периной из замершей воды. Но, несмотря на общую красоту, пора было снова окунуться в бандитский ад, который так тщетно пыталась скрыть старушка-природа. Чеширски потушил сигарету и вошёл внутрь кошачьего клуба, где в хаотичном порядке было разбросано несколько тел.

– Чеширски, что-то ты припозднился, – сказал Майер.

– Пробки, – меланхолично ответил Бар и пожал ему руку. – Как-никак зима пришла. Ты давно приехал?

Большие кошки

Похрустев затекшей толстой шеей, Милтон удручающе посмотрел на Бара и постучал пальцами по приказу, лежавшему перед ним. Лицо капитана было задумчивым, спокойным, ничего не выражающим. Капитан был явно недоволен. Бар откинулся в кресле и сложил лапы домиком, перекинув ногу на ногу.

– Ну и что дальше, Бар? – спросил Милтон. – Что ты хочешь от меня?

– Как что? Пояснений, как так случилось, что я узнал о нашем сотрудничестве с ФБР лишь тогда, когда наткнулся на них носом. Мы же договорились, что будем работать сообща. Почему ты не сказал мне?

– Я такой же заложник наших возможностей, как и ты. У меня тоже есть начальство, которое мне позвонило сегодня ночью и поставило перед фактом, мол, этим делом интересуется ФБР, и ты должен с ними сотрудничать. Может, ты не заметил, но у нас около двадцати дохлых котов. Смерть уже поставлена на конвейер. Это я, кстати, дословно передаю. Причём все происходит именно на моей территории, а не у Джорски, который по чём зря поливает нас говном.

Смелые коты

Ровно в девять часов утра Чеширски и Ласки сидели у Милтона в офисе. Большие кошки были здесь же, причем Милтон впервые примерил на себя роль такого же участника совещания, как Бар и Ласки. Ему это дело не очень нравилось, но поделать он ничего не мог. Поигрывая ручкой, лев с улыбкой смотрел на Бара. Зверь был явно в своей тарелке, ощущая себя полным хозяином положения. Тигр же выбрал более укромное место в углу, стараясь как можно меньше обращать на себя внимания. Бар уже понял, что такова его тактика – быть менее заметным и стараться подмечать детали, за которыми не мог уследить лев. Хотя, может, ему это и показалось. В общем, работали на пару.

– Что, как настроение? Чё-то вы хмурые какие-то все, – улыбнулся лев, пожевывая жвачку. – Хаски, не принесёшь мне чашечку кофе? Ненавижу утро без кофе.

– Тебе с сахаром? – буркнул тигр.

– Да. Два кусочка, – ещё шире улыбнулся лев, затем снова повернулся к полицейским. – Ладно, чё, шутки в сторону. Вижу, вы деловые ребята. В общем, всё просто. Нам нужна небольшая помощь, содействие. А так как мы открытые парни, то хочу, чтобы вы знали то же, что и мы. Так ведь проще ловить бандитов, не так ли?

Блудница

Как оказалось, найти Хензо оказалось куда сложнее, чем это могло показаться на первый взгляд. Хитрый крыс никак не хотел давать о себе знать, плотно зарывшись среди городских трущоб. Поочередно прошерстив пару борделей и несколько кабаков, Бар устало сел на ступеньку перед входом в «Голубую устрицу». Все шансы найти Хензо стремительно приближались к нулю, поэтому оставалась лишь Кристина, пожалуй, единственное, что было тому дорого.

– Сигаретки не найдётся?

Бар обернулся и увидел растрёпанную лисицу, мирно качающуюся и очаровывающую его своим пленительным томным взглядом. Бар посмотрел вниз. На ней были черные чулки, юбка и легкие черные туфли, никак не вязавшиеся с ночным пробивающим холодом.

– У меня только крепкие, – сказал он, протягивая пачку.

Уличная грязь

Спустившись вниз, Бар остановился и пропустил вперед рваную газету, перелетавшую на другой перрон. Граффити, грязные бомжи, пустые бутылки… Он никогда не любил подземку. Встав на край платформы, Бар посмотрел на забрызганную грязью рекламу. Ребята-имиджмейкеры сильно постарались в ходе своей антитабачной компании и додумались вставить курящей самке собаки губы щенка, которыми она и держала сигарету. Бар хмыкнул и открыл пачку. Увы, сигарет у него уже не осталось.

Яркие огни поезда, ветер, толкаемый составом. Всё это снова напомнило её – Жанни, его жену, которая и пыталась приучить его к подземке. Тоненькая, черная, изящная. Несколько лет назад она также бросила жетоны, схватила его за лапу и потащила на станцию. Её улыбка, казалось, могла осчастливить кого угодно, даже такого хмурого кота, как он.

– Надо экономить, как-никак, мы не самые богатые звери, к тому же, ты коп, ещё и честный. Пошли, я приучу тебя кататься на метро, – говорила она, затягивая его внутрь.

– У меня есть машина, она быстрее, – пытался сопротивляться он.

Призраки прошлого

Бар задумчиво размешивал кофе. Ему нравились аэропорты и, возможно, если бы жизнь сложилась иначе, он бы с удовольствием работал тут. Например, пилотом или авиадиспетчером – неважно, главное, чтобы именно здесь. В аэропорту наблюдалась какая-то духовная чистота, тут даже самые неверующие и прожжённые атеизмом звери начинали верить в бога, ну, или хотя бы пытались это сделать. Это был особый мир, высокий, если так можно выразиться.

Бар проводил взглядом прошедшую мимо стюардессу. Красивая миниатюрная газель с высоко задранным подбородком и низкой юбкой, казалось, была вырезана из гранита. Гордость, вот что было в каждом сотруднике это места и абсолютно неважно, был ли это грузчик, пилот или стюардесса.

Бар снова помешал кофе. В небольшой кофейне было мало народу, звери знали, что зимой лучше не летать, так как рейсы постоянно задерживают. Чеширски посмотрел на часы, Джереми опаздывал.

– Будете еще что-нибудь? – тихо спросила невысокая официантка, незаметно подкравшись сзади.

Первый день

Выйдя из здания аэропорта, Чеширски глубоко вдохнул и, прищурившись, посмотрел на яркое солнце. О да, это была Калифорния. Штат актеров, певиц, кино и, конечно же, теплого океана, нежно омывающего прибрежный мягкий песок. Пропуская через легкие морской воздух, он вдруг понял, что за последние двадцать лет так нигде толком и не был, всё свое время отдавая поиску убийц и воров.

Хотя, только ли он виноват в этом? Наверное, нет. Не столько он, сколько этот чертов чёрный город, который постоянно подкидывал всё новые и новые трупы. С ним он даже забыл, как выглядит остальной мир, что есть совсем другие города, где правят солнце, свежий воздух и прекрасный запах теплого океана.

– Эй, дружище, тебе куда? – спросил его самец рыжей гиеновой собаки с длинными дредами и кучей вязаных феничек на лапах.

– В мотель. Поближе к Бравор-стрит, – ответил Чеширски, открывая двери и усаживаясь на заднее сиденье.

Отчим

Прогуливаясь по Бравору, Бар никак не мог оторваться от своего прошлого, всюду рисовавшего ему картины детства. Всё те же нищие лачуги, раскрытые настежь двери, всякий сброд, вечно сидевший возле входной двери. Этот район словно был специально выбран для его встречи с отчимом, также любившим хорошенько выпить, прежде чем вернуться домой. Девятнадцатый, двадцатый, двадцать первый. Бар начал считать дома, стараясь хоть как-то отогнать вернувшиеся воспоминания.

Когда он увидел сороковой дом, то не стал близко подходить к нему, а сел на лестницу у дома напротив. Всё, что ему сейчас нужно было увидеть, это как мистер Майкл Бронн возвращается домой. Живой, здоровый, наслаждающийся своим освобождением.

Бар прислонился к бетонной стене и надвинул шляпу на лоб. Если будет надо, он прождет его целый день и ночь. Однако этого не потребовалось, уже через час он увидел своего приёмного отца, медленно бредущего к дому. Только вот Бару потребовалась вся его память, чтобы узнать в этом тощем коте некогда двухметрового черного силача, по-пьяни ломавшего десятидюймовые доски.

Да, это была лишь тень того, что Бар видел в детстве. Сгорбленный, худой, сохранивший лишь полосатый цвет шерсти из всего того, чем когда-то обладал, да и, пожалуй, походку – так же привычно кривую и крадущуюся. В груди вдруг что-то кольнуло. Чувства?

Кофе в аэропорту

Сидя возле иллюминатора, Бар смотрел на волны. Они были спокойными, мелкими, умиротворенными. Хотелось быть таким же, как они, но это получалось плохо. Плачущий котенок никак не хотел уходить из его мыслей. Бар задрал голову и резко опрокинул маленькую бутылочку виски, после чего вытер усы и заказал ещё.

Стюардесса не спешила. Никто не спешил на этом чартерном самолете, летевшем обратно в морозный Нью-Йорк. Бар сделал ещё глоток, затем ещё. В голове всё так же кричал сын Майкла Бронна, который, как он узнал позже, был сыном одной из проституток борделя, куда Бронн иногда ходил по нужде. История умалчивала, был ли это каприз кошки или на рождении настоял сам Бронн. Так или иначе, котенок родился, а кошка покинула бордель, вынудив старика устроиться на работу в мастерскую, так как ещё в тюрьме он работал механиком в гараже. Но всё это Бар узнал уже потом, после того, как ослепительная ярость покинула мозг.

Чеширски допил остатки виски и выкинул бутылку. Какая разница, всё равно уже ничего не изменить. Уже всё произошло. Да, по идее, он должен был бы сдаться копам в Сан-Франциско, но пока Харчи жив, этого не произойдет. Обезьяна должна умереть. А дальше, дальше можно и в тюрьме посидеть. Представив себя в клетчатой форме, Бар усмехнулся и, откинув голову, смог, наконец, уснуть.

– Сэр, сэр, мы прилетели, – казалось, всего через пару секунд Бар услышал голос стюардессы, трясшей его за плечо. – Вам пора вставать.

Дорогой капитан

Кабинет Милтона был украшен ярко-красными лентами, большой елкой и кучей мишуры, развешанной по окнам. Даже для гирлянды места хватило, которая была наскоро повешена на грубых металлических крючках. Оглядев всё великолепие, Чеширски прикрыл двери и подошёл к столу, где, как всегда, плотно зарывшись в бумагах, сидел Милтон.

– Искали, шеф?

Милтон медленно поднял глаза. Чеширски улыбнулся и посмотрел на небольшого толстого Санту, стоявшего на столе капитана. Толстый и веселый, добрый и жизнерадостный, он был явным антиподом своего хозяина.

– Ты где был?