Весна все возвращает к жизни. Будит спящее, творит замену умершему. Так было и в памятном сорок пятом, когда облегченно вздохнула целая страна, и миллионы людей поняли — будут жить. Вот и сейчас зеленая дымка свежей листвы опустилась на березы и даже на мрачных елях, что растут у колхозного правления, ветки подернулись светло-зеленой бахромой новых иголок. И тысячи-тысячи новых запахов сменили поднадоевшее морозное однообразие, до кислой оскомины прокопченное печным дымом. И земля проснулась, задышала, запарила под щедрыми солнечными лучами. На пригорках, в помощь им зажелтели цветы мать-и-мачехи, говоря об окончательной победе долгожданной весны. Вспенились сады, и дружно, с задором, торопясь, полезла вдоль сараев крапива, а на огородах, еще прохладных и сырых, проклюнулись шустрые одуванчики. Средь извечной грязи промялись, просушились тропиночки. А скотинка, выйдя из темных хлевов, просто ошалела от солнца и нежной травы на взгорках. Фуфайки и ушанки все чаще стали скучать без дела, вися на гвоздике за дверью в сенцах, и пошла веселая, горячая пора: поля-огороды. К маю уже кое-что успели посадить: лучок, морковку, свеклу. Самые прыткие, у кого огороды повыше и раннюю картошку в землю кинули. Но среди всей этой суматохи и круговерти, приходит один день… Накануне, под вечер, все дела затихают. Фронтовики чинно, с достоинством стягиваются к Филиппычу. У него большой стол в палисаднике и спокойная хозяйка. Эта традиция пошла с того давнего 46-го, когда из дальних краев в деревню вернулись те немногие мужики, что уцелели, защищая святое право на существование своего великого и многострадального народа. По случаю, прямо с утра, сколотили из свежих досок длинную столешницу, чтобы места всем хватило, вкопали двенадцать дубовых столбушков, и пока бабы хлопотали с закуской, стол был готов.
— Доски бы построгать надо, — сновал между строителями маленький, шустрый Колян, — Дак, как же так! — Он поминутно всплескивал руками и хватался за черную кудрявую голову. — Дак, они же лохматые, как собаки!
— Угомонись, — осадил его хозяин. — Тут куб леса. Два дня всей бригадой строгать придется. А у нас время поджимает: самогон киснет.
— Ишь, какой щепетильный нашелся, — встрял бывший командир танка круглолицый, светлый Наум. — Можно подумать ты всю войну на белой скатерти ел.
— Нет, но я люблю, чтобы порядок был.