Старчество на Руси

Игнатия Монахиня

«Подобни мне бывайте, якоже аз Христу», – призывал апостол Павел коринфян (1 Кор 4:16). Многие проповедники последующих времен вторили ему, убеждая своих современников подражать тем, кто своею жизнью был «похож на Господа». Но последующие поколения уже с трудом различали свет, исходивший от их лиц, их слова застывали. Чтобы голоса прошлого зазвучали с былой силой, необходимо в настоящем встретить человека, который бы «говорил со властию».

Для автора этой книги, монахини Игнатии, слова Отцов стали живыми и действенными в руководстве старцев начала XX века. Это руководство поддерживало ее и многих других тайных и явных подвижников в годы гонений, питало их в любых обстоятельствах живою водою Духа.

Монахиня Игнатия приняла постриг в конце двадцатых годов. В 1926 г. она закончила университет и вскоре стала крупнейшим специалистом в области лечения туберкулеза. На долгие годы научно-исследовательская деятельность, понимаемая как послушание, подобное монастырскому, стала составной частью ее монашеского делания. К началу 1980-х годов, когда она закончила свою профессиональную деятельность, ей принадлежало несколько крупных теоретических трудов в разных областях медицины, она была удостоена звания профессора и вырастила не одно поколение исследователей. Все это время монахиня Игнатия находила силы, время и мужество работать для Церкви.

В 1987–1990 годах, когда в стране праздновался юбилей 1000-летия Крещения Руси, многолетние размышления монахини Игнатии о том типе наставничества, который сформировал ее внутреннего человека, сложились в книгу «Старчество на Руси».

«Старчество на Руси» – это не исследование историка и не сборник житий, хотя на страницах этой книги присутствуют элементы исторического и житийного повествований. Это прежде всего плод многолетнего слышания старческого слова, углубленного внимания ему. Многочисленные цитаты из писаний старцев, включенные автором в повествование, во многом определяют стиль этой книги.

Обильные цитаты из таких текстов, включенные в «Старчество на Руси», делают эту книгу своего рода хрестоматией старческого делания. Поскольку некоторые авторы, цитируемые монахиней Игнатией, малоизвестны, а их наследие малодоступно, письма их помещены в приложения, которые также призваны полнее осветить различные эпохи русского старчества. Когда монахиня Игнатия писала эту книгу, писания авторов, выдержки из которых она включила в свой труд, были библиографической редкостью, и те, кто читал рукопись «Старчества на Руси», впервые открывали для себя творения духовных писателей прошлого. Сегодня, когда большая часть этих творений переиздана, книга монахини Игнатии не теряет своего значения, но поворачивается к читателю новой стороной. Построенная как отечник, в котором значимы и отбор, и соположение цитат, она вводит вдумчивого и внимательного читателя в мир духовного опыта старцев. Немаловажно, что на этом пути его сопровождает автор, этот опыт усвоивший.

Книга «Старчество на Руси» и ее автор

«Подобни мне бывайте, якоже аз Христу», – призывал апостол Павел коринфян (1 Кор 4:16). Многие проповедники последующих времен вторили ему, убеждая своих современников подражать тем, кто своею жизнью был «похож на Господа». Слова и поступки этих людей бережно сохранялись свидетелями их доброты и мудрости. Но последующие поколения уже с трудом различали свет, исходивший от их лиц, их слова застывали, становились безжизненными. Чтобы голоса прошлого зазвучали с былой силой, необходимо в настоящем встретить человека, который бы «говорил со властию». Для автора этой книги, монахини Игнатии, слова Отцов стали живыми и действенными в руководстве старцев начала века. Это руководство поддерживало ее и многих других тайных и явных подвижников в годы гонений, питало их в любых обстоятельствах живою водою Духа.

Монахиня Игнатия родилась в Москве в семье железнодорожного служащего 19 января (1 февраля) 1903 года, в день памяти преподобного Макария Египетского. В 1920 году, закончив школу, она поступила в 1 МГУ на естественное отделение физико-математического факультета, а затем, после организации в 1923 г. биологического отделения, продолжила обучение там. В феврале 1924 года она пришла на говение перед своим днем Ангела в Высоко-Петровский монастырь и неожиданно для себя нашла здесь духовное пристанище, определившее ее жизненный путь.

Высоко-Петровский монастырь в это время был одним из центров церковной жизни Москвы. Его настоятелем был епископ (позднее – архиепископ) Варфоломей (Ремов; †1935), духовный сын схиигумена Германа

(Гомзина; †1923), последнего настоятеля Свято-Смоленской Зосимовой пустыни, находящейся к северу от Москвы на железнодорожной станции Арсаки. После долгих лет запустения монашеская жизнь была возобновлена в Зосимовой пустыни в конце XIX в. Отец Герман, назначенный строителем пустыни в 1897 г., видел цель монашества прежде всего в созидании внутреннего человека по образу Христа. К этой цели были направлены все его усилия как настоятеля. Отец Герман учреждает в пустыни старческое окормление братии, наличие которого он считал необходимым условием здоровой духовной жизни. Он сам стал первым старцем-наставником монашествующих, сделавшись для них не столько начальником, сколько отцом.

Сам отец Герман был духовным сыном иеросхимонаха Александра (Стрыгина; ††1878), старца-затворника Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры. Отец Александр вместе с преподобным Амвросием Оптинским был учеником преподобного старца Леонида Оптинского. Оптинские воспитанники всю жизнь поддерживали между собой духовную связь: преподобный Амвросий иногда отправлял своих чад за наставлением к отцу Александру. Таким образом, по линии духовного родства зосимовские иноки были прямыми потомками оптинских старцев, а с обителью преподобного Сергия были связаны не только административными – пустынь была приписана к Лавре, – но и теснейшими духовными узами. Позднее вместе с отцом Германом братию и обращавшихся к нему мирян окормлял старец иеросхимонах Алексий (Соловьев; ††1928). Именно он при избрании Патриарха на Поместном Соборе 1917–1918 гг. вынул жребий, указавший на святителя Тихона.

Богатые духовные традиции, глубокий молитвенный настрой богослужения и главное – старческое руководство, – все это привлекало внимание к Зосимовой пустыни. В начале века ее известность могла сравниться с известностью самой Оптиной в ее лучшие годы. Более чем за 20 лет своего руководства обителью отец Герман вырастил учеников, которые уже сами могли принять на себя подвиг старчества. Именно они по благословению старца Алексия перебрались после смерти отца Германа и закрытия пустыни в 1923 г. в Высоко-Петровский монастырь.

Часть I

Пролог

Воистину, и начинающему эти строки необходимо преклонить колена перед Творцом, необходимо простереть руки к Превечному Слову, ища в недрах своей души слОва, достойного изобразить делание и подвиги святых.

В дни, когда Русская Православная Церковь, а с нею и весь мир, отмечает тысячелетие Крещения Руси и когда эти дни исполнились, каждому православному русскому необходимо сказать свое слово. Наше слово – о старчестве русском, поскольку Промыслом Божиим личная жизнь и жизнь близких совершилась под старческим руководством.

Православие, и особенно русское Православие, уже давно стало предметом углубленного изучения для многих представителей инославных исповеданий. С большим вниманием и любовью, во всех мельчайших деталях исследуется православное богослужение. Много внимания уделяется и православному изобразительному искусству, русской иконе. Подобным же интересом исполнены и строки о русском старчестве, хотя образ старца чаще всего рисуется как образ странника, движущегося по необъятным просторам русской земли, несущего в себе делание и художество молитвы Иисусовой

14

.

Русское старчество – плоть от плоти старчества вселенского, – основываясь на опыте великих египетских старцев, имеет и специфические черты. Всмотреться в особенности этого великого утешающего явления, родившегося в недрах Русской Православной Церкви, – наша насущная задача, и об этом наше слово.

Основы старчества

Прежде чем изложить наши мысли о русском старчестве, необходимо хотя бы очень кратко, схематично, уяснить основные понятия о старчестве как таковом, имеющиеся в литературе. Подобных трудов насчитывается весьма немного; чаще всего о старчестве пишут как о святоотеческой традиции, как о явлении, связанном с учением и мыслями святых Отцов, развивают идеи о пользе старческого руководства

15

.

Кроме указанных источников, необходимо отметить рукописный труд, где старчество разбирается как пастырство монастырское

16

. Его автор видит в явлении старчества мистическое обоснование нравственному подвигу человека. Он говорит, что для осуществления христианского совершенства требуется очищение сердца, освящение всей личности человека, что может быть достигнуто только в аскезе старческого руководства. В нем должна быть вскрыта вся «подпочва» человеческой жизни.

Мы – в наших давних мыслях о старчестве – пытались увидеть в нем основу того, что имеет место в жизни каждой человеческой семьи, где младшие пользуются руководством и указаниями старшего, где естественно формируются отношения детей к отцу и матери и где в разумных и любовных поступках родителей заложена основа правильного возрастания ребенка в мужа совершенна. Мы даже пытались показать, что в жизни духовной самые необходимые и ни с чем иным не сравнимые понятия

отец

,

мать

,

дочь

,

сын

взяты из естественной жизни основной ячейки человеческого общества – семьи

17

. Воистину, наряду с мистической стороной старческого руководства, которую любит подчеркивать автор «Пастырства монастырского», жизнь духовной семьи в старческом руководстве только тогда полноценна и тверда, когда наряду с великой аскезой послушания, наблюдения за внутренней дорОгой души, сохраняется и живое тепло родительских, семейных отношений, когда старец – не только строгий судия «помышлений сердечных», но и любящий, любвеобильный

авва

, который даже не по-отечески, а скорее по-матерински следит за внутренней и внешней жизнью своего Богом данного чада.

Мы знаем, наконец, попытку великого Достоевского определить старчество как огромную силу, которую получает человек, отдавая полностью свою волю другому, отказываясь от своей воли и жизни

К истории русского старчества

Подобно тому, как старчество восточное, по мнению ряда авторов, начинается в первые же века формирования монастырского чина, и в русском монашестве можно проследить те же явления.

Если вникнуть в службу, составленную преподобному Феодосию Печерскому его современником монахом Печерского монастыря Григорием, творцом канонов, тo можно отчетливо увидеть указания монаха-песнописца на существовавшее в феодосиевом монастыре старчество, на его уклад, его проявления. Называя преподобного Феодосия «житницей Иосифовой» и «пастырем монахов изрядным», блаженный Григорий пишет: «Божий сад священный посреде дому Господня стоЯ, подаеши плод болезней твоих учеником твоим: от уст бо твоих благодать Духа возрастил еси»

43

. Он же, по слову Григория, «многи привед поклонники Богу»

44

.

Особенностью преподобного Феодосия Печерского как старца было и то, что он, не оставляя «умного» делания, деятельно входил во все житейские нужды монастыря, неотложные, трудные. А потому, по слову песнописца, преподобный Феодосий «подобяся ноги Умывшему Своим учеником <...> воду черпати и на раму носити изволил еси, и древа своима рукама принося и сеча, начальника трудов себе монахом показал еси»

45

. Главное же, по слову того же канона, что преподобный Феодосий «удобрение монахом и путь спасения человеком <...> был еси, обогащь бо вся <...> глаголы Божественных таин, учил еси»

46

.

Высокая духовная культура монашеского жития в Киевский период породила целый сонм преподобных отцев, повести о жизни и подвигах которых не утратили свое высокое духовное содержание до наших дней. В некоторых из них можно почерпнуть образцы духовного делания великой силы; некоторые сказания поражают своей правдой, своим величием и не отличаются от сказаний о жизни мужей древних, мужей великой мощи.

Восстановление старчества на Руси

Русское монашество и особенно старческое руководство нуждалось в своем восстановлении, в обретении тех высоких и спасительных устоев, которые оно имело от своего начала в Киевской Руси, которые сохранились, укрепились и возросли в тяжелые годы монголо-татарского ига и которым пришлось испытать внешнее и внутреннее оскудение в эпоху петровских реформ и последующих царствований.

Промысл Божий бдит над миром. Бдит Он над судьбой каждого отдельного человека, бдит Он – непостижимо для нас – и над бытием Своей Церкви, Своего Тела и Своей Невесты. Попускаются периоды (и немалые), в которые оскудение кажется предельным, более уже непоправимым, будто уже и кончается дыхание жизни в здании Христовой Церкви. Но слово Христово неложно, – и врата адовы, которые кажутся уже отверстыми, не одолевают Церкви Христовой. Совершаются события мирового или государственного масштаба, – и Церковь Христова выходит победительницей из крайнего, казалось бы, и страшного положения: врата ада не имеют над ней силы. В других же обстоятельствах, когда не нужны для спасения Церкви большие мировые сдвиги, Господь поставляет события меньшего объема, выдвигает отдельных людей, которым дается Промыслом Божиим завидный жребий – спасение, восстановление церковного достояния.

Подобный жребий на Руси был уготован преподобному Сергию Радонежскому, авве сонма отцов Радонежских и всего последующего русского монашества и в нем – старческого руководства. XVIII век требовал для восстановления монашеского жительства на Руси других путей и других личностей. Рухнувшая Византия уже не могла быть оплотом Православия и духовного учения для Руси, каковым была во времена преподобного Сергия. Уже и учение исихастов было не так доступно для России, как в то время. Живые источники духовных основ Православия и монашеского жития следовало теперь искать – тоже за пределами России – где-либо на Афоне и в прилежащих землях. И чтобы достигнуть искомого, необходим был человек, наделенный спасительным стремлением и твердостию. Подобного человека, способного в поиске своем пойти на жертву, переступить границы родины, устремиться на обретение имевшихся ранее, но утраченных духовных сокровищ, явил Господь, непостижимый Промысл Его в лице преподобного Паисия, как он назван в своем житии, «родимца Полтавского».

Петр, сын полтавского протоиерея Иоанна Величковского, рано открыл в своем сердце зов к живому Богу, преодолел много препятствий, внешних и внутренних, прежде чем достиг желаемой монашеской обители. Но и обретя эту обитель, вдавшись в различные делания и послушания, «измывая», по слову жития, «братнины плащаницы», он не мог успокоить своего духа, не обретая подлинного духовного руководства, объясняющего ему все недоумения, вопросы, неясности, встающие на иноческом пути. Начинается долгий и многотрудный поиск юного Петра (в иночестве Платона); поиск того наставника и тех основных духовных руководств, писаний святых Отцов, которые указуют путь человека к Богу.

Старчество в Оптиной пустыни

Насаждение старчества в Русской Церкви, связанное с подвигом Оптиной пустыни, было деланием многотрудным и скорбным по человеческому разумению, одновременно же и действием непостижимого Промысла Божия, уcтрояющего именно в скорбных обстоятельствах силу и крепость старческого делания.

Скорбен был путь самого восстановителя старчества преподобного Паисия Величковского, но однoвременно и славен был путь его, обретшего жемчужину спасения, и весел он был, по слову составленной ему службы, так как обрел сокровище и источник присного и чистого радования – духовного рассуждения в Боге и духовного руководства людей на эти присноживотные источники духа.

Полна скорбей, непомерных и тяжких, была жизнь Паисиевых учеников, вернувшихся на родину и принесших с собой спасительное учение старчества. Стоит вникнуть в жизнеописание схимонахов Феодора и Клеопы, чтобы понять, с какою враждебностью и непониманием было принято их якобы новоe, но по существу старое святоотеческое учение об откровении помыслов, о насаждении светлого духовного мудрования во Христе. Надо понять горькие страдания блаженного старца Феодора, скончавшегося в далеком Александро-Свирском монастыре. Переселяясь из одной обители в другую после возвращения из Молдавии, отец Феодор встретил в Чолнском монастыре отца Леонида, который стал его присным учеником и с которым они вместе терпели великие скорби на Валааме, когда доходило до угроз выслать отца Феодора из обители. Всюду непонимаемый, осуждаемый и часто тяжко болевший, отец Феодор светло почил о Господе в пяток Светлой седмицы, восклицая: «Слава Богу, слава Богу <...> и я вижу наконец берег житейского моря»

72

.

Последователь его, старец Леонид, в схиме – иеросхимонах Лев

73

, был тем человеком, который смог утвердить истину старческого делания. Могучая, великая в своей убежденности и смиренномудрии душа старца Льва пронесла сквозь всю свою земную жизнь страдания за ближних и исповедание старчества. Душа эта своими страданиями по существу начала делание старчества в Оптиной, утвердила, укрепила, создала самую основу его.