Ложа чернокнижников

Ирвин Роберт

Лондон в легендарное лето 1967 года. Донован, Битлз, Прокол Харум… Что значило быть молодым в шестидесятые? Это надежда сделать мир мягче и добрее, построить общество, где выше всего будет цениться любовь, а не деньги и сила, это надежда раскрыть в человеке задавленные прежней культурой способности, это медитация, доступный секс, наркотики… Но даже в самые светлые дни "Лета Любви" среди психоделических огней таилось зловещее облако тьмы.

В лето 1967 года Роберт Ирвин тоже был молодым, и все, что видел и пережил герой романа, он знает не понаслышке.

12 мая 1967 года, пятница

Магистр велел мне вести дневник. Это часть моего ученичества. Вчера вечером меня приняли испытуемым, и Магистр начертал на руке, которой мне предстоит писать дневник, знак, похожий на каббалистический. Сегодня я пошел и купил эту тетрадку в магазине У. Г. Смита на улице Хай-Холборн. (Видимо, все маги ведут дневники в черных тетрадках, а в красные переписывают разные заклинания.) Потом заскочил в Лондонский институт экономики, но у них там все еще сидячая забастовка и библиотека закрыта. Вот непруха! Оттуда рванул в университет и взял в тамошней библиотеке несколько книжек. «Дотошный и усердный исследователь» — это точно про меня. Как написано в книге «Малый ключ Соломона»: «Магия — это наивеличайшее, наисовершеннейшее и наивысшее божественное знание об устройстве мира, в своих трудах и поразительных деяниях магия опирается на внутреннюю, сокровенную суть вещей — так что если на необходимый Пациенс окажет воздействие необходимый Агенс, это будет иметь и дивные последствия. По этой причине маги исследуют природу усердно и тщательно; благодаря своему искусству они могут предвосхищать события, что непосвященному наверняка покажется чудом». Из газет, разложенных в киоске, узнал, что Брайана Джонса арестовали. Остальных роллингов судят в Чичестере.

Забежал с новостями к Салли, но она уже знает про Брайана Джонса, потому что меня опередил мистер Козмик. При нем тоже были красная и черная тетрадки. Еще у него были с собой три пучка распустившихся веточек, обернутых во влажную тряпицу. Мистер Козмик отхватил этот кат у парочки йеменских матросов в Шэдуелле, и, похоже, это абсолютно легальная штука. И неудивительно — я его попробовал — и никакого прихода не дождался. Под руководством мистера Козмика мы ободрали листья с веток и начали набивать их за щеки, пока вид у всех троих не стал как у мартышек с флюсом. Вкус мерзкий, горький — по собственному опыту могу сказать, что хуже только у вареного опиума. Берг Йенш уныло подвывал с пластинки. Прихлебывая мелкими глотками воду, мы пару часов просидели, держа за щекой эту пакость, утирая слюни и стараясь не подавиться. Но кайф вышел слабенький, и, кроме того, меня одолевали мысли, тучи мыслей — столько и словами не выразишь, — но беда в том, что это были здравые мысли, тогда как мне мои мысли по-настоящему нравятся, только когда они обалденно задвинутые.

Особенность ката в том, что от него мы все стали необычайно говорливыми. Салли стала припоминать наши прежние неудачные попытки словить кайф — типа того, как мы пытались курить высушенные банановые шкурки — вот уж точно дерьмо. Или как я встретил типа, у которого три часа была эрекция, когда он нанюхался клея для авиамоделей. Тогда мы с Салли пошли в магазин «Сделай сам», отхватили там этого клея и нюхали его несколько часов подряд — и ни фига. В конце концов мы вернулись в магазин и купили комплект для сборки модели аэроплана, чтобы остатки клея не пропали зря. Хоть оттянулись, собирая аэроплан, — захватывающая штука. Но, как гласит общее правило, от легальной драги настоящего кайфа не словишь.

Потом Салли захотелось узнать про наши тетрадки, и мы объяснили, что все члены Ложи должны вести дневник, это часть обучения, и туда нужно записывать все-все-все, особенно плохое. Салли это пришлось не по вкусу, так как ей не нравится попадать в дневники посторонних людей (для нее это то же самое, что присниться кому-нибудь, когда она этого не хочет). Кроме того, она терпеть не может всего, что связано с Ложей чернокнижников. Хотя она все — таки признала, что нам будет интересно перечитать эти дневники на старости лет.