Вот беда!

Они не могут нас видеть.

И как только находит, проклятая.

Больше не бьют.

Снаряд.

Мы тронулись с короткой, вечно подстриженной травы, с узкого плато, языком протянувшимся от горных громад: настоящая взлетная полоса для кобчиков.

Под нами клубились белые пряди облаков и плыли сизо-синие округлые вершины гор поменьше. Горизонт замыкался котлом, края которого мы не могли различить. Кругом непрерывно все менялось; неведомые существа затеяли внизу игру: скрытым движением они перебрасывались шарами облаков, головы их становились громадными, выгибались серые хребты исполинских животных, приходили в движение руки и ноги, огромные животы, странные черные волосы, а потом отбеленные пасмы снова все проглатывали.

Теснясь по краям скал, мы согревали дыханием пальцы, в костях наших еще сидела проведенная в горах ночь. Отощавшие, едва державшиеся на ногах, с давно уже пустыми желудками, мы таращили глаза на переменчивую игру облаков.

Бесконечность манит и волнует нас; неутолимая жажда действия жжет душу; по телу пробегает дрожь нетерпения и силы; мы ведь понимаем: по краям котла стоит много наших, с разных сторон мы обрушимся на равнину, располосуем ее и этой же ночью пойдем на штурм Гацко.

Раздался свист, пронзительный, громкий, ударом бича он обрушился в пропасть. Тут засвистели все, резко, в два пальца — это была утренняя перекличка. В конце мы уже просто по-обезьяньему ревели над бездной. Смолкли внезапно — и каждый, от командира до простого бойца, обратился к себе.

Под тяжелыми шагами стонет пол — женщина слушает, — шаги приближаются к стене, удаляются, выходят в коридор, к двери, замирают, ждут и снова возвращаются и продолжают свой разговор.

— Да. Нет. Да. Нет.

Над ветхой жакеткой, над быстрым швом хмурится лицо, стежок, кивок головой, лицо прояснилось, морщины на лбу разгладились, дымка недавней мысли разошлась, но тут же пришла новая мысль; лицо снова потемнело, сжалось, набежали морщины.

Шаги в другой комнате рождают эти мысли, одну, другую, третью; они расчленены на непрерывные утверждения и отрицания, сегодня то же, что и вчера и позавчера, уже многие месяцы.

Прогибается пол, глухо отзывается под тяжелыми шагами, правда, стука каблуков не слышно — человек ступает на всю ступню, по-спортивному оттягивает носок, но теперь это лишь привычка.