Лето. В городе жарища. Идёшь по улице, как водолаз по реке расплавленного клея. Сейчас здесь автомобилям и то душно! И до чего ж хорошее это дело — взять вдруг да уехать куда-нибудь на волю. Спешит, скачет моя электричка. И с каждой минутой, с каждым километром за окном всё зеленей, всё просторней. Поля, поля, то вдруг лес нахлынет. Гонятся за нами, подпрыгивают одноногие столбы.

В тамбуре два дядьки — оба усатые и толстые, словно близнецы, курят близнецкие толстые папиросы. «Ох, — говорят, — в этих местах воздух на редкость. Живой кислород, кхе-кхе-кхе…»

Я приехал в небольшой городок. И он сразу понравился мне. Здесь трава дружила с асфальтом. Здесь ни одного нужного дома, ни магазина, ни почты, ни даже милиции невозможно было найти, потому что они все давным-давно пропали в диких дебрях вишенных садов.

Хорошо здесь было бы жить. Но путь мой лежал ещё дальше. Ведь я приехал сюда не так себе, а в командировку. И вот мне… НАДЛЕЖАЛО… ехать дальше.

Я вздохнул, погрузился в газик с мягким брезентовым потолком и со старенькими сиденьями, из которых торчали ватные уши… Поехали!

Скоро асфальт кончился, и автомобиль наш, осторожно пробуя круглыми ногами дорогу, сошёл на просёлок. Однако скоро освоился и побежал тем же самым бегом, что и прежде. Меня стало потряхивать и подбрасывать с каждой минутой всё крепче. Тут я понял, зачем у газиков брезентовые потолки.

Но привыкнуть, оказывается, можно ко всему. Даже к тому, что ты стал футбольным мячом. Привык и я. Смотрел в окно, зевал. Только на ухабах иногда щёлкал зубами.

Уже по заглавию книжки вы поняли, что я обязательно должен был приехать сюда. И вот приехал.

Пушистый фиолетовый ковёр, длинные ряды разноцветных ящиков на палочных ногах. Это и есть пасека, стоящая среди густых клеверов.

С одного боку её обступали высокие липы, с другого боку и сзади — березняк. Да ещё по всей пасеке рассажены были яблони. Ну что за место, лучше не придумаешь!

Каменный одноэтажный дом смотрел на пасеку тремя большими окнами и множеством мелких окошек застеклённой терраски. Здесь жили пасечники? Да, наверное.

Интересно, какие они? Мне представился дед в холщовой рубахе, в соломенной обвислой шляпе, с улыбкой сквозь густую бороду… Но ведь это всё было когда-то — такие деды, — а теперь небось…

Как и положено, пасека стояла на краю деревни. Красивая здесь была местность: круглые, покрытые цветами холмы, и на холмах этих домики — словно на островах.

Саня начал всё чистить и блистить на пасеке: сегодня должны были приехать научные работники — Санино, можно сказать, начальство. А меня он попросил сходить за водой. Предупредил:

— Только вы не обижайтесь. У меня времени в обрез.

А что мне было обижаться, посудите сами: для городского человека взять ведёрко да сходить на колодец — это же одно удовольствие!

Я оглянулся кругом. Колодца на пасеке видно что-то не было. Ну и ничего, пойду в деревню. Там-то уж обязательно…

Приехали научные работники Владимир Иванович, Елена Сергеевна и Таня, их дочка. В работе с пчёлами главным был Володя, а в семье, конечно, Лена, как оно и бывает обычно. Ну, а Татьяна главнее всех!

Пока знакомились да пили чай с дороги, я их всех потихоньку рассматривал.

Вот они сидели передо мной: Саня, Володя, Лена, шестилетняя Татьянка. Все, конечно, разные, но лица у всех какие-то удивительно чистые и здоровые. Говорят, пасечники, «пчеляки», живут долго и редко болеют.

На столе, в миске с нарисованными цветами, лежал сотовый мёд. Смоляные капли его медленно вытекали из разрушенных ячеек.

— Ну-ка, тёпленького медку-то поешьте, — говорила мне Лена.