О Солнце! вожатый ангел Божий,

С расплавленным сердцем в разверстой груди!

Куда нас влечешь ты, на нас непохожий,

Пути не видящий пред собой впереди?

Корифей

Наг в полудне, кто владеет

Огневыми небесами?

Кто в одеждах тонких рдеет

Как стремительно в величье бега Солнце!

Как слепительно в обличье снега Солнце!

Веет сумеречно вещая прохлада:

Млеет длительно — всё мед и нега — Солнце.

Всё чем жадно жило ты,

Вольно-подневольное,

Всё, чем дорожило ты,

Сердце богомольное,

Солнце .ясное восходит,

Солнце красное заходит,

Солнце белое горит

Во свершительном притине —

И о жертвенной судьбине

  Вей, пожар! Идут герои

  От опальных очагов —

   Плен делить, и клады Трои,

  И сокровища богов,

Обняли зарева сумерки зимние,—

На небе — меч…

Гимнов глубоких придверница,

Пой, Полигимния!

Ты ли не спутница бурям и войнам?

Русь! На тебя дух мести мечной

Восстал — и первенцев сразил,

И скорой казнию конечной

Тебе, дрожащей, угрозил —

Заискрится ль звезда закатной полосы -

    Звездой ответной в поднебесье

Восток затеплится: и Божье равновесье

    Поют двух пламеней Весы.

Уж я топчу верховный снег

Алмазной девственной пустыни

Под синью траурной святыни;

Ты, в знойной мгле, где дух полыни,-

Сбираешь яды горьких нег.

Есть агница в базальтовой темнице

Твоей божницы. Жрец! Настанет срок -

С секирой переглянется восток,-

И белая поникнет в багрянице,

Я стою в тени дубов священных,

Страж твоих угодий сокровенных,

Кормчая серебряных путей!

И влачит по заводям озерным

Белый челн, плывущий в небе черном,

Рудой ведун отливных рун,

Я — берег дюн, что Бездна лижет;

В час полных лун седой валун,

Что, приливая, море движет.

Людских судеб коловорот

В мой берег бьет неутомимо:

Тоскует каждый, и зовет,

И — алчущий — проходит мимо.

       Чем устремительней живу

И глубже в темный дол пройденный путь нисходит,

Тем притягательней очей с меня не сводит

Былое… Не жил я — лишь грезил наяву.

Серебряно-матовым вырезом горы

Об-он-пол обстали озеро мрачное…

В заповедное, родное, прозрачное

   Уходят взоры!

Надмирные струи не гасят смертной жажды,

Плеская из бадьи небесных коромысл.

Мы знаки видели, все те же, не однажды:

Но вечно сердцу нов их обманувший смысл.

Севера солнце умильней и доле

Медлит, сходя за родимое поле,

    Млеет во мгле…

Солнце, в притине горящее ниже,

Льнет на закате любовней и ближе

Посостарилось злато червонное,

Посмуглело на главах старых!

Сердце сладко горит, полоненное,

В колыбельных негаснущих чарах.

Влачась в лазури, облака

Истомой влаги тяжелеют.

Березы никлые белеют,

И низом стелется река.

Как улей медных пчел,

Звучат колокола:

То Духов день, день огневой,

Восходит над Москвой…

Теплый ветер вихревой,

Непутевый, вестовой,

Про весну смутьянит, шалый,

Топит, топчет снег отталый,

Куролесит, колесит,

О Сомов-чародей! Зачем с таким злорадством

Спешишь ты развенчать волшебную мечту

И насмехаешься над собственным богатством?

И, своенравную подъемля красоту

Опять, как сон, необычайна,

Певец, чьи струны — Божий Дар,

Твоих противочувствий тайна

И сладость сумеречных чар.

Волшебник бледный Urbi пел et Orbi.

[13]

То — лев крылатый, ангел венетийский

Пел медный гимн. А ныне флорентийской

Прозрачнозвонной внемлю я теорбе.

Я видел: мрамор Праксителя

Дыханьем Вакховым ожил,

И ядом огненного хмеля

Налилась сеть бескровных жил.

Тебе, о тень Случевского, привет

В кругу тобой излюбленных поэтов!

Я был тебе неведомый поэт,

Как звездочка средь сумеречных светов,

Вершины золотя,

Где песнь орлицей реет,-

Авророю алеет

Поэзия — дитя.

Дохну ль в зазывную свирель,

Где полонен мой чарый хмель,

   Как ты, моя змея,

Затворница моих ночей,

Во мгле затеплив двух очей,

Колобродя по рудам осенним,

Краснолистным, темнохвойным пущам,

Отзовись зашелестевшим пеням,

Оглянись за тайно стерегущим!

Где ранний луч весенний,

Блеск первый зеленей?

Был мир богоявленней

И юности юней.

Как, наливаясь, рдяный плод

Полдневной кровию смуглеет,

Как в брызгах огненных смелеет

Пред близким солнцем небосвод

Неизгладимая печать

  На два чела легла.

И двум - один удел: молчать

  О том, что ночь спряла,-

Что из ночей одна спряла,

Люблю тебя, любовью требуя;

И верой требую, любя!

Клялся и поручился небу я

За нерожденного тебя.

И с вами, кущи дремные,

   Туманные луга,-

Вы, темные, поемные,

   Парные берега,-

Я башню безумную зижду

Высоко над мороком жизни,

Где трем нам представится вновь,

Что в древней светилось отчизне,

Где нами прославится трижды

Взгрустит кумиротворец-гений

Все глину мять да мрамор сечь -

И в облик лучших воплощений

Возмнит свой замысел облечь.

Млея в сумеречной лени, бледный день

Миру томный свет оставил, отнял тень.

И зачем-то загорались огоньки;

И текли куда-то искорки реки.

Великий Колокол на богомолье

       Тебя позвал… Тоской

Затрепетала вдруг нетерпеливой

И вырвалась душа в свое приволье

Таит покров пощады тайну Божью:

Убил бы алчных утоленный голод,

Безумит постиженье… Пусть же молод

Забвеньем будет ветхий мир — и ложью!

Явила Смерть мне светлый облик свой

И голосом умильным говорила:

«Не в нектар ли, не в негу ль растворила

Я горечь солнц усладной синевой?

И с гневом я Небесной прекословил:

«Когда б, о Смерть, была Любовь твой дар,

То и в огне бы лютом вечных кар,

Кто здесь любил, закон твой славословил.

Мне Смерть в ответ: «Клянусь твоим оболом,

Что ты мне дашь: не лгут уста мои.

Яд страстных жил в тебе — мои струи;

И бог-пчела язвит моим уколом.

Сжал зубы гнев глухой, страшась проклясть

Все, кроме той, что все в себе вмещала.

А гнев мой речь свирельная прощала:

«Познай меня,— так пела Смерть,— я — страсть!

«Мы — два грозой зажженные ствола…»

Мы — два грозой зажженные ствола,

Два пламени палуночного бора;

Славит меч багряной славой Роза;

Расцветает в битве правой Роза.

В тридевятом, невидимом царстве

В оны веки, пред тем как родиться

От Пречистой Господу Исусу,

Сон приснился Матери-Пустыне.

Спит Пустыня в раздолье широком,

По лесочкам кудри разметала.

Высоки трех гор вершины,

Глубоки три ямовины;

На горах три домовины.

На горе ли поднебесной

Лежит под Океаном

Нетленная страна.

А древле, за туманом,

Над темным Океаном,

Незримая, она,

Стань на край, где плещет море,

Оглянися на просторе:

Солнце ясное зашло,

Зори красные зажгло;

Справа месяц тонкорогий,

В ладье крутолукой луна

Осенней лазурью плыла,

И трепет серебряных струн

Текучая влага влекла -

Порою… Порою, темна,

Как встарь, Адриатика, ты

Валов белокосмые главы

Влачишь с исступленьем Агавы,

На тирсе зеленой мечты,

С утра стучит и числит посох

Покорность верную шагов.

Уж остывает в тусклых росах

Истомный червленец лугов.

Когда Христова церковь, как невеста

Пред свадьбой, убиралась в лепоту,

И риз неопалимых, что асбеста

Надежнее в день судный, чистоту

О глубина любви, премудрости и силы,

        Отец, Тебя забыли мы -

И сердцем суетным безжизненно унылы,

        И свод над нами — свод тюрьмы.