Дина Калиновская долгое время появлялась у нас в доме всего лишь в качестве жены своего мужа — известного графика, иллюстратора моих книг Геннадия Калиновского. Не больше. Но в один прекрасный день она принесла с собой красную папку, положила ее в самом углу на стуле и как бы между прочим заметила, что написала роман и хочет, чтобы его на досуге почитали. Откровенно говоря, я тогда подумал, что это банальное дамское рукоделие, и почти целый год не притрагивался к папке, которая уже успела запылиться. Дина продолжала приходить к нам с мужем, но никогда не напоминала о своем романе.

Рассказ

Вечером дед Володя машинкой постриг Парамона под нуль, а Парамон, пока спал, об этом забыл. Утром проснулся — и не может понять, почему голову холодит. Потрогал макушку, потрогал за­тылок, вспомнил сугробчик желтых волос на полу, сразу встал, натянул штаны, футболку и, не умывшись, не поев, пошел показаться Аполлинарии.

По озеру еще слонялся сонным бараном туман, а тетя Маша Зайцева со снохой пошлепали на веслах в слободу, они работали в столовой, им надо было рано. На коньке за овсяным полем разбрелись коровы, там щелкал по земле тяжелым кнутом и покрикивал «и-их!» дед Володя. Черный безголосый петух с ненавистью посмотрел на Парамона. Парамон давно бы прибил петуха, потому что никакой вины перед ним не имел и не понимал, как можно ненавидеть без причины. Но, во-первых, петух принадлежал Аполлинарии, а во-вторых, он один остался на всю деревню. В прошлом году слободской магазин стал продавать яйца с птицефермы по восемьдесят копеек десяток, и вся деревня посчитала разумным за зиму своих кур съесть. И скушали. А яйца в слободе пропали. Теперь сидят без яиц, кукуют. У одной Аполлинарии три курочки остались да этот черный фашист.