Другая история науки. От Аристотеля до Ньютона

Калюжный Дмитрий Витальевич

Валянский Сергей Иванович

История всегда находится между двумя крайностями: с одной стороны ее ограничивает хроника действительно произошедших событий, а со второй – заданная схема, определяющая для историка, как он должен эти события трактовать. Проблема лишь в том, что в некий момент неоднозначный, нелинейный, многофакторный процесс истории, подвергшейся многочисленным толкованиям, оформляют в жесткую конструкцию.

По мнению авторов книги, чтобы правильно хронологизировать этот процесс, его сначала надо понять, причем заниматься следует не историей имен, а историей идей и достижений. Наука об истории человечества находится пока в таком состоянии, что о точных датах говорить вообще рано: сначала надо разобраться с размещением эпох и общим направлением развития.

Для широкого круга читателей, в том числе преподавателей вузов, школьных учителей и студентов.

Предисловие

История науки – это история процесса накопления знаний многими поколениями людей, их осмысления и оформления в теориях ученых-одиночек, их пересмотра и применения в практике. Она давно выстроена историками, отшлифована ими и растиражирована в тысячах книг. И вот мы стоим перед этой грандиозной монолитной постройкой, как некогда Николай Коперник перед хрустальным сводом Неба, и думаем: а действительно ли знание развивалось таким причудливым и сложным образом, нельзя ли представить процесс научного взросления человечества более живым, естественным и рациональным?…

Давайте попробуем, как бы грубыми мазками, описать то, что мы знаем. Но сначала определимся, что имеется в виду под словом «наука». Если наука – это деятельность людей по

получению и первичной обработке знаний

, то начало этого процесса лежит в доцивилизационном периоде, в каменном веке. Если науку воспринимать как форму общественного сознания, приведшего к появлению

доказательного вида знания

, то ее история начинается в Древней Греции с VI века до н. э. Наука как

социальный институт

– Новое время, XVI–XVII века, когда появились работы Иоганна Кеплера, Христиана Гюйгенса, Галилео Галилея, Исаака Ньютона, когда возникли научные общества.

Нас интересует тот период развития науки, который предшествовал Новому времени, когда знание возникало, исчезало и вновь возникало по мере своей востребованности. Давать какую-либо хронологию и имена первооткрывателей этого периода очень сложно. Да, наверное, и не надо: время деталей еще не пришло. В первую голову следует разобраться с общей схемой, а она довольно удивительна.

Итак, начало науки как доказательного знания относят к Греции. Каждому известно, что Греция – это прежде всего Балканы и острова Эгейского моря. Но вы будете удивлены: география возникновения и развития греческой науки – это Малая Азия, север Египта, Сицилия, юг Апеннинского полуострова. Общее у них – греческий язык, и не более того. Это первая странность.

Вторая заключается в том, что кроме древних греков никто ничего выдающегося для науки не сделал вплоть до начала Нового времени. Про римлян говорят, что они были прекрасные воины, но никчемные мыслители. Наследница Рима – Византия знаменита лишь тем, что в течение тысячелетия своего существования переписывала труды великих эллинов. Тысячу лет!

Многомерная история

Почему история ничему не учит

Эволюция науки

Если бы во времена господства аристотелевской динамики, или в эпоху флогистонной теории в химии, или птолемеевской системы в астрономии вы стали объяснять людям, что их занятие – сплошное мракобесие и антинаучность, вас бы не поняли. ТОГДА эти уважаемые и общепринятые концепции природы не были ни менее научными, ни более субъективистскими, чем сейчас – наши современные. Они были просто другими, а в какой-то момент переменились.

И что же получается? Оказывается, эволюция науки – не монотонное движение вперед от успеха к успеху, а скачки или «прорывы», в результате которых отрицается многое из предыдущего этапа.

А между тем историками достижения прошлого оцениваются с сегодняшних позиций! Такой подход неизбежно искажает образ реального процесса. Ведь то, что было модным и общепринятым когда-то, практически не находит места в будущем и выпадает из анализа именно поэтому: модные прежде воззрения стали противоречить новым взглядам. И наоборот, то, что в те времена было на обочине научного развития, вдруг выскакивает на первый план по той простой причине, что именно эти, некогда «неверные» мнения и оправдались. Анализ, выполненный без учета этого феномена, спрямляет, а значит, искажает истинный ход эволюции.

[1]

Вот, например, Василий Великий в комментарии на «Шестиднев» (шесть дней творения, описанные в книге «Бытие») говорит, что не стоит обращать внимания на рассуждения эллинских философов, раз они сами не могут достигнуть согласия. О чем тут речь?

Между христианским мыслителем Василием и нехристианскими (эллинскими) философами то коренное различие, что Василий философствовал, опираясь на Священное Писание, а эллины такой опоры не имели, они выдвигали и рассматривали собственные мировоззренческие концепции. (Кстати, из одной такой концепции, разве что написанной на еврейском языке, развилось в итоге само Священное Писание, ведь больше ему взяться неоткуда.) Но нам здесь важно не это, а то, что среди эллинов был огромный разнобой мнений, и каждый из ученых мог выбрать то из них, которое ему больше нравилось. Василий выбрал Священное Писание. И последующие историки тоже выбирали, что им нравилось, создавая в современном им обществе ложное представление о прошедших временах. Встречая теперь в книгах заявления типа

Человечество как информационная система

Особенность поведения объектов, составляющих предмет исследования общественных наук, заключается в том, что они обмениваются информацией. То есть эти объекты (люди, социальные и профессиональные группы, государства) обладают информацией, которая управляет образованием самой системы, процессами в ней и взаимодействием с окружением.

Существующая ныне теория информации создавалась в ХХ веке для технических систем, и естественно, что в ней превалировали вопросы лишь

передачи

и

оптимизации

информации, а вопросам ее

возникновения

и

хранения

не уделялось достаточного внимания. Но для биологических систем эти проблемы выходят на первое место, не говоря уже об объектах общественных наук. Именно в биологии был поставлен вопрос:

«Как осуществляется выбор одного (или нескольких) вариантов из многих возможных и как сделанный выбор запомнить?»

А ведь это и есть процесс создания информации. Запоминание случайного выбора – обычный способ возникновения информации, – пишет, например, Г. Кастлер.

Информационная система должна быть способной создавать или получать информацию, запоминать ее и, наконец, выдавать при взаимодействии с другими системами. А это значит, что система (человеческое сообщество в разных своих проявлениях) должна быть, с одной стороны, мультистационарной, то есть множественной и устойчивой во времени (чтобы было из чего выбирать), а с другой – диссипативной, то есть допускающей переход информации, что и ведет к процессу запоминания.

И, наконец, система должна содержать

неустойчивость

, благодаря чему осуществляется выбор нового варианта развития; ведь в условиях полной устойчивости для такого выбора нет причин. (А в скобках отметим, что абсолютная социальная устойчивость достигается человеком только в могиле, где имеет место лишь биологическая неустойчивость из-за деятельности бактерий и первичноротых беспозвоночных.)

Наука, исследующая прошлое, обязана учитывать, что общий объем информации, выработанный нашей человеческой «информационной системой» в ходе ее развития, в миллионы раз превосходит ее объем, отраженный в письменных источниках.

История – проекция реальности

Итак, в процессе функционирования общества рождается большое количество различной информации. Теперь интересно разобрать вопрос: как она передается?

Человек может узнать знакомого по немногим характерным признакам. Например, знакомый узнаваем с большого расстояния из-за характерной походки или наблюдатель слышит его голос по телефону. Кроме того, важен привычный для наблюдателя порядок узнавания, хотя обычно люди вообще не замечают различия между объектом и его образом. Человек по большей части сильно преувеличивает количество информации, которое он использует в процессе узнавания. Так, карикатурист малым числом штрихов с легкостью изображает свою «жертву».

Все это имеет отношение и к истории. Действительно, реальность протекает с генерацией большого количества информации. Для описания происходящего летописец выбирает только ту, которую считает ценной. А ценность информации зависит от поставленных целей. А цели у разных авторов могут быть разными и меняться со временем. То есть мы имеем набор, но далеко не полный,

проекций образов

реальной информационной системы. При составлении же истории мы пытаемся решить обратную задачу: восстановить по образам исходную информационную систему.

Но тут возможны два эффекта, которые в теории информации называются

неоднозначностью

и

двусмысленностью

. Что имеется в виду, можно понять, взяв пример из лингвистики. Мы можем под разными словами подразумевать один и тот же предмет; это пример неоднозначности. А может быть обратная ситуация, когда одним словом называют разные предметы; это пример двусмысленности.

Неопределенность может приводить к путанице, а путаница, касающаяся причин и следствий, весьма вредна при восстановлении истории. Впрочем, как и двусмысленность. Современный исследователь обладает огромным запасом слов, а словарный запас первобытного амазонского жителя состоит всего из нескольких десятков слов. Если наш исследователь начнет переводить рассказ дикаря о его духовных воззрениях, получится нелепица, совершенно не похожая на реальную картину. И скорее всего, обратный перевод окажется невозможным.

Эволюция стилей мышления

В каждую эпоху практическая и познавательная деятельность людей определяется присущей только ей системой основополагающих понятий, принципов, категорий, взглядов, норм и методологических установок мировоззренческого характера. Это и есть то самое, что мы немного выше назвали

парадигмой

. Можно сказать еще определенней: любая эпоха имеет характерную систему мировоззрения, которая неявно регулирует всю человеческую деятельность.

И обязательно какая-либо наука задает общие познавательные «координаты» и «точки отсчета»: математика, химия или, в последнее столетие, физика. Господствующий в ней стиль мышления накладывает отпечаток на стиль мышления всей эпохи.

Во всех научных занятиях людей стиль мышления формирует и распространяет

общепринятость

научного познания, обеспечивает его устойчивость и целостность. Он позволяет временно соединять различные смыслы, несовместимые постулаты разных наук посредством метафор, аналогий и другими способами. Он обеспечивает сосуществование различных языков науки, он – средство понимания и взаимоперевода. При осознании людьми неадекватности этой парадигмы с реалиями бытия происходит перестройка стиля мышления, или научная революция.

К счастью, произошло не так много смен различных стилей мышления. Начнем мы с так называемого

детерминизма

, который был основой стиля мышления от древних греков до ХХ века, да и сейчас не забыт. Название произошло от латинского determino – определяю. Это философское учение о закономерной взаимосвязи и причинной обусловленности всех явлений природы. Из однозначного характера связей вытекает их равноценность:

любая рассматриваемая связь в равной мере признается необходимой

. Детерминизм требует существования некоторых первоэлементов, число которых крайне мало и из которых построен весь мир.

Из-за несомненных и впечатляющих успехов классической физики схема жесткой детерминации была в известной мере абсолютизирована. В XVIII веке философская концепция, выразившая это, получила название

лапласовского

, или

классического детерминизма

Эволюция науки и противодействие

Замалчивание, оскорбительные намеки на сумасшествие, огульная критика – вот чем ответила традиционная история на выдвижение версий, противоречащих традиции и направленных на пересмотр исторической доктрины. Это коснулось и крупнейшего ученого ХХ века Н. А. Морозова, и основателя так называемой Новой хронологии А. Т. Фоменко. Чего стоит полуматерная частушка, опубликованная на обложке одной из книжек-«антифоменок»!

То, что происходит в истории сегодня, очень напоминает борьбу с авторитетом Аристотеля незадолго до возникновения науки Нового времени.

В Европе, прежде чем канонизировать учение Аристотеля, его подвергли осуждению. Проницательные богословы усматривали в разделении умственных интересов между церковью и наукой тяжкий урон для церкви. Всякое стремление к знанию ради знания объявлялось языческим, а ценилось знание лишь постольку, поскольку оно служило для христианского назидания.

Ведь как развивалась наука? Сначала всеми знаниями владели отдельные жрецы. Когда их корпорации объединились в церкви, наука по-прежнему оставалась во власти религиозных учреждений, прежде всего монастырей, и была недоступна для мирян. Однако развитие производства и возникновение торговли привели к появлению в городах достаточно широкой прослойки людей, которые хаживали по миру и свозили в города свои знания о нем. Так постепенно в византийских городах, прежде всего портовых, каковыми были Милет и Александрия, появилось светское знание, причем на первых порах светские мудрецы выдвигали и рассматривали сразу много концепций мироздания. Возникло противоречие между церковной и нецерковной наукой.

Другая ситуация сложилась в арабских странах. Сюда основы светских знаний пришли из Византии; это было еще до формирования собственной религии у арабов, а потому наука, поддержанная халифами, после некоторого периода адаптации стала быстро развиваться. Лишь в XV веке, когда мусульманство сформировалось окончательно, Коран заменил все остальное знание. Селекция была простой: если книга противоречит Корану, ее следует сжечь, а если она повторяет то, что сказано в Коране, она не нужна и ее тоже следует сжечь. В это время и сожгли александрийскую библиотеку.

Проблема хронологии

Вспомогательная историческая дисциплина, хронология, развивалась стараниями большого количества ученых. Иосиф Скалигер (1540–1609), наконец, создал ту хронологическую систему, которая в основных чертах дожила до нашего времени, став общепризнанной и традиционной.

Э. Бикерман в книге «Хронология Древнего мира. Ближний Восток и античность» так описывает процесс развития хронологии:

«Гелланик с острова Лесбос был первым, кто попытался во время Пелопонесской войны подогнать различные системы хронологических указаний к общей модели… По его примеру последующие греческие ученые составили синхронистические таблицы…

Используя труды своих предшественников, христианские историки поставили мирскую хронографию на службу священной истории. Этот «Канон» вошел во вторую часть «Хроники» Евсевия Кесарийского, написанный около 300 г. н. э., был переведен Иеронимом и продолжен им до 378 г. н. э. Компиляция Иеронима явилась основой хронологических знаний на Западе. И. Скалигер, основоположник современной хронологии как науки, попытался восстановить весь труд Евсевия».

Как видим, наука хронология умещается между «попыткой подогнать» историю к неким уже имевшимся старинным схемам и «попыткой восстановить» эти «попытки подогнать». Причем между этими «попытками» – больше двенадцати столетий, но и эти столетия насчитаны самими хронологами.

Хронолог Исаак Ньютон

Через сто лет после Скалигера родился Исаак Ньютон, занимавшийся в своей жизни – о чем мало кто знает – также и хронологией. Он относился к этому крайне серьезно: основной книге посвятил с перерывами около 40 лет жизни. Есть сведения, что первую главу он собственноручно переписывал 80 раз.

Конечно, как и все его предшественники, Ньютон в своей работе преследовал религиозные цели. Многое в хронологии противоречило Библии, что подрывало ее авторитет. Ньютон хотел устранить эти противоречия, по-новому толкуя различные тексты и мифы. Что он сделал, так это сократил египетскую и греческую традиционные хронологии, чтобы они пришли в согласование с Библией.

В 1725 году без согласия Ньютона был выпущен в свет французский перевод его исторического сочинения «Краткая хронология». Дело было так. Однажды во время салонного разговора у принцессы Уэльской Ньютон рассказал о своей хронологической системе. Принцесса пожелала иметь письменное изложение и получила его. Рукопись попала в руки аббата Конти, одного из друзей принцессы. Вот в результате излишней предприимчивости аббата и появилось весьма искаженное французское издание, снабженное к тому же опровержением хронологии Ньютона как бредовой.

Ньютону пришлось объясняться по этому поводу на страницах «Philosophical Transactions» и потратить последние месяцы жизни на писание полной хронологии, которая и появилась в печати после его смерти, в 1728 году, под заглавием: «Хронология древних царств с присоединением краткой хроники от первых упоминаний о событиях в Европе до завоевания Персии Александром Великим».

Ньютон исходил из мысли, что сведения, сохранившиеся от древних египтян, греков и т. д., фантастичны и во многих случаях являются только поэтическим вымыслом. Колоссальная протяженность древней истории с отдельными оазисами народов, царств и событий, по его мнению, должна быть сильно укорочена. Также он возражал против применения в расчетах длительности царствований такого показателя, как средняя длительность одного поколения. Издревле (от Геродота) срок поколения полагали равным 33 годам. Ньютон же для средней длительности царствований предложил 18–20 лет, основываясь на исторических примерах.

Методика уточнения хронологии

Пока невозможно сказать точно, какими методами пользовался Иосиф Скалигер при составлении своей хронологии. Он использовал Священное Писание и труды предшествовавших богословов это точно. Применял астрономические расчеты для проверки летописных сообщений о затмениях и других небесных явлениях. Был знаком с нумерологическими приемами, то есть магической математикой, выработанной масонами, и применял эти приемы, во всяком случае, их применяли его предшественники, чьи работы он знал и использовал.

А какие методы для проверки скалигеровской хронологии выработал Исаак Ньютон? Рассмотрим их, поскольку они очень важны. А для объективности изложения воспользуемся статьей С. Я. Лурье из юбилейного сборника, выпущенного к 300-летию ученого.

1. Параллелизмы.

Вот как этот метод описывает С. Я. Лурье:

«Главной задачей Ньютона было такое сокращение египетской и греческой хронологий, чтобы они пришли в гармонию с хронологией библейской. Так как, по Манефону, египетские цари непрерывно царствовали более 15 000 лет, то простые приемы (сокращение длительности каждого царствования и т. п.) не могли привести к нужным результатам. Оставался радикальный приём – отожествление и выбрасывание: царь А отожествлялся на основании ряда признаков с царем В, жившим за много лет после него. Так как А и В тождественны, то ясно, что царей, правивших между А и В, в действительности не могло существовать; значит, они выдуманы египетскими жрецами, чтобы прославить древность своего народа»

.

Нелинейный процесс истории

Историки уточняли хронологию даже после того, как версия Скалигера была одобрена христианской церковью, а затем и принята без возражений другими мировыми конфессиями. Они корректировали датировки

внутри

своей системы дат, прежде всего для Древнего Египта и вообще стран Востока, и эти корректировки входили затем в учебники. Но были и другие ученые – подчеркнем, ученые, а не шарлатаны, занимавшиеся этими проблемами, не входя при этом в «сословие историков». Среди них такие гиганты, как Исаак Ньютон и Николай Морозов.

Но их корректировки в учебники не попадали никогда. И неудивительно: ведь пересмотру подвергались не даты

внутри

хронологической системы, а сама система.

В 1999 году нам довелось беседовать с ныне покойным академиком Н. Н. Моисеевым. Заговорили о хронологии. Никита Николаевич, прекрасно знающий работы Н. А. Морозова, вдруг сказал об основателе Новой хронологии, математике А. Т. Фоменко: «Знаете, его породил в некотором смысле я». Мы записывали беседу на пленку, поэтому приведем дословный рассказ Н. Н. Моисеева:

«Сейчас я вам расскажу одну довольно-таки забавную историю. Есть такой Михаил Михайлович Постников, тополог и алгебраист. Я в пятидесятом году был в докторантуре Стекловского института, а он был в аспирантуре Стекловского института. Такое соотношение. Или он только что защитившийся был. В общем, мы были с ним в дружеских отношениях. А я добыл последний том Морозова и притащил его в Стекловку, и мы смотрели его, и он им занялся. А вот этот Фоменко – его ученик. Так что вот такая вот индукция».