…Открыть глаза было так трудно, будто веки кто-то незаметно пришил к щекам или, по крайней мере, смазал клеем «Спрут». Когда же Володя наконец разлепил глаза, то понял, что лежит на спине — его взгляд упирался в потолок со светильником, откуда-то сверху на него смотрели хмурые лица с какими-то огромными, вытянутыми, наподобие вороньих клювов, носами. Губы смотрящих на него людей шевелились, но смысл их слов проникал в сознание, точно пробиваясь сквозь толстую преграду.

— Вот… открыл… — слышал Володя.

— Взял…

— Украл…

— Говорили… таких молоденьких…

Пока они спускались куда-то в подвал, показавшийся Володе могилой на этом кладбище звуков, Адельфина Кузьминична уже не держала его за руку. Володе даже показалось, что она хочет загладить свое грубое поведение у директора.

— Ничего, Володя, поработаешь, привыкнешь, и тебе обязательно понравится. Работа в архиве — очень интересная. Все время стоишь на пороге открытия, потому что не знаешь, что откроется тебе в следующем документе.

— А на обед у вас хотя бы можно уходить? — зачем-то спросил Володя, и этот вопрос не понравился главной хранительнице фондов.

— Оговорим это особо. Вообще-то у нас обедают на своих рабочих местах…

«Ну и влип… — подумал Володя. — Это же не работа, а камера пыток какая-то, плантация, где вкалывают рабы. Спасибо, мама. Вечером все ей скажу!»