Эта биографическая повесть посвящена старшему брату писателя – Льву Александровичу Каверину, известному микробиологу, вирусологу, талантливому исследователю в области человеческого иммунитета, родоначальнику теории вирусно-генетического происхождения рака. Лев Александрович прожил нелегкую жизнь. Он пережил гонения и непонимание со стороны коллег, по доносам которых его три раза арестовывали. Сотрудники НКВД пытались добиться от ученого признания в измене Родине, но все их усилия, сопровождавшиеся пытками и побоями, ни к чему не привели. Третий арест закончился ссылкой, где Лев Абрамович, несмотря на невыносимые условия содержания заключенных, продолжал свою научную работу и совершил важные научные открытия.
1
Работая над книгой «Эпилог», представляющей собой историю моей жизни в литературе, я время от времени забывал, что она является прямым продолжением «Освещенных окон». Среди героев «Освещенных окон» одно из первых мест принадлежит моему старшему брату. Жизнь его была необыкновенна. Я думаю, что не погрешу против истины, отметив, что он и сам был человеком необыкновенным.
С годами я узнал его, быть может, лучше, чем самого себя. Как и в детстве, я невольно продолжал сравнивать себя с ним и сперва догадывался, а потом убеждался, что в чем-то существенном мы похожи, а в чем-то, еще более существенном совсем не похожи. Далеко мне было до его энергии, с которой он неутомимо вламывался в жизнь, до искусства, с которым он управлял людьми, подчиняя их задуманной цели. Общее впечатление блеска, которым сопровождалось все, что он говорил и делал, прекрасно соединялось с желанием, чтобы этот блеск был оценен или, по меньшей мере, замечен. Юрий (Тынянов) говорил о нем: "Левушка – гусар", – и действительно что-то гусарское было в его природной веселости, в его жизнелюбии, в лихости, которой подчас были отмечены его речи, поступки, решения.
Знаменитый филолог Потебня в своих "Лекциях по русской грамматике" приводит следующий пример лексической несовместимости: "Министр народного просвещения изволил благодарить профессоров Университета за лихое чтение лекций и за залихватское их посещение. Архиерей изволил благодарить настоятеля Н-ной церкви за бравое и хватское исполнение обязанностей".
Но никакой несовместимости с лихостью не чувствовалось, например, в выступлениях Льва на научных дискуссиях, посвященных подчас сложнейшим научным проблемам. Лихость не мешала, а помогала ему искусно срезать противника или сокрушительно весело посмеяться над ним.
Он был мастером на выдумки, игры, затеи. И ему, как любому из нас, "бросался на шею век-волкодав", но, зная, что жизнь – "дар напрасный, дар случайный" – не повторится, он счастливо умел пользоваться этим даром.
