Когда я был маленьким, к нам приходили разные люди и стучали в дверь, а папа смотрел в замочную скважину, но не открывал, а они продолжали стучать, и я боялся, но папа ложился возле меня на ковер, прислонялся спиной к пианино и обнимал меня крепко-крепко и говорил: "Не бойся, это всего-навсего призраки", а призраки кричали: "Шифман, открывай, мы же знаем, что ты дома", но это были только голоса и я слышал как они окружали дом и пытались открыть ставни снаружи и папа что-то шептал мне на ухо и они что-то кричали снаружи как эхо и папа говорил "Ты видишь, — это призраки, это просто голоса", а они кричали "Мы еще вернемся" и они всегда возвращались, эти призраки и мы прятались и мама умерла без голоса только тело и мы пошли ее хоронить и нас повел человек, который ее оплакивал и папа показал мне по книжке где надо плакать, потому что тот человек тоже был из них, и неделю было все спокойно а потом они снова пришли мы в углу спрятались и папа говорил иногда что они скажут а иногда я и я удивлялся что когда то я их боялся а теперь мои слова от них ко мне возвращаются как теннисный мячик и папа тоже умер внутри возле пианино когда я обнимал его так же как он меня обнимал когда я боялся и он молчал когда его опускали в могилу и молчал когда человек оплакивал его я знал что он плачет по книжке и папа молчал когда его засыпали землей и я молчал вслед за ним ибо в конце концов я тоже по-видимому был одним из них.

Ицик сел на кровати. На нем были лишь пижамные штаны и ковбойские сапоги. Он выглянул в окно. Светило солнце и он почувствовал себя дураком. Счастье должно прийти сегодня. Только пять минут тому назад он получил об этом разведывательную информацию. А он сидит здесь на кровати как дурак и ничего не делает. Он вспомнил прошлый раз, когда счастье пришло — как папа беспечно открыл дверь и Ицик, маленький и бледный мальчик сидел за столом в кухне наклеивал картинки и ничего не боялся.

Он начал дрожать. "Нельзя позволить ему войти, — прошептал он, — нельзя. Если удастся продержать его снаружи — все будет хорошо". Ицик вскочил с постели, подбежал к комоду, и начал толкать его к двери. Когда дверь была забаррикадирована, он вытащил из тайника ружье и затолкнул патрон в магазин. На этот раз они не застанут его врасплох, как тогда, в доме родителей. Нет, им не удастся сделать из него улыбающегося зомби, который обожает мыльные оперы или Маркеса и который каждый раз подходит и целует мамочку. "Где мой бронежилет?" — закричал он. Черт побери. Он рылся в тумбочке под мойкой, пока не нашел его. Он надел его прямо на футболку. Он закрепил ножи в камине так, чтобы они торчали кверху. Если они такие умные, пусть попробуют пролезть сюда через дымовую трубу. Он их еще научит кое-чему насчет счастья. Пять лет. Пять лет, черт бы их побрал. С девкой которую он любил, секс орально-анальный, деньги как мусор. Он прошел самое тяжкое. Он знал, что это такое. Если бы дедушка не умер, он бы торчал там до сих пор.

И вот появился удобный случай. Они всегда посылали его первым, как какого нибудь бедуинского следопыта. She is expendable /она дорого обходится/. Она постучала в дверь. Потом дотронулась до дверной ручки, к которой было подведено электричество. Удар тока опрокинул ее на землю, она потеряла сознание. И тогда, только тогда Ицик выломал окно прикладом и выставил в окно ствол ружья. "Подумай о чем нибудь приятном, — процедил он ей сквозь зубы и нажал на спуск, — подумай, сука, о чем нибудь приятном по дороге в рай. Я не сдамся без боя. Я — это не мой отец. Меня вы не поволочите на улицу в фургоне с воздушными шариками и диснеевскими героями с их идиотскими улыбками, размазанными по всему лицу. Я буду стрелять на поражение".

Вдруг он вспомнил слова Гринберга об их фокусах с телекабелем. Суки. Он сидит здесь, как фраер, наблюдая за теми, кто через секунду должен превратиться в трупы — спиной к телевизору! Как будто он не знает, что устроили террористы в Сиэттле в 87 году. Идиот! Он развернулся и нанес телевизору сокрушительный удар — как раз когда Косби целовал Лизу. Нельзя терять голову. Только не терять голову.

Он услышал шорох из-за кустов. Это была всего-навсего разносчица пиццы и порнографических брошюр. Она двигалась вдоль живой изгороди. Ему не удалось взять ее на мушку. Она не делала попыток приблизиться.