«Нет, все-таки есть в нас какой-то изъян», – подумала Генриетта, обводя взглядом мать и четырех сестер, занятых своими делами в маленькой гостиной фамильной усадьбы Раскидистые Дубы. Сама Генриетта, сидя за письменным столом с гусиным пером в руке, просматривала принесенное кухаркой меню на следующую неделю. Оторвавшись от бумаг, она поразилась безмятежному спокойствию близких. Они как будто забыли, что к середине лета мистер Хантспил, знакомый им только понаслышке кузен и наследник покойного главы семейства, мистера Литона, собирался вышвырнуть их из усадьбы на произвол судьбы! А ведь этот мир, как известно, очень суров к женщинам благородного происхождения без гроша в кармане.

Генриетта тряхнула темно-русыми локонами, не веря своим глазам. Никто не хмурится, не сетует на злую судьбу, не хватается за сердце, – жизнь в уютной, обшитой дубовыми панелями комнате течет тихо и мирно, как всегда. На скамеечке у ног матери с удовольствием хрустит сочным яблоком Шарлотта, держа свободной рукой моток янтарно-желтой шерсти. Сматывая шерсть в клубок, миссис Литон во всех подробностях описывает дочери бриллиантовую диадему, которую видела недавно в модном журнале «Lа Веllе Аssеmblее».

[1]

Ее рассказ внимательно слушает и Арабелла. Энджел тихонько наигрывает на арфе прелюдию Баха, а самая младшая, двенадцатилетняя Бетси, поднеся к окну небольшую стеклянную банку, с довольным видом рассматривает посаженных в нее насекомых.

Человека, с Литонами незнакомого, их спокойствие перед лицом надвигавшейся катастрофы могло бы озадачить, но Генриетта знала, в чем дело. Это-то и заставляло ее нервничать. «Мы просто не от мира сего, – снова подумала она, возвращаясь к меню, – никак не можем посмотреть правде в глаза и признать, что наша судьба висит на волоске».

Оборвать этот волосок собирался мистер Хантспил, который стал владельцем Раскидистых Дубов после смерти мистера Литона как единственный наследник мужского пола. Мистер Литон проявил редкостное безразличие к будущему семьи. Он не только не потрудился оставить завещание в пользу супруги, но и попустительствовал ее мотовству вместо того, чтобы приучать к явно необходимой экономии.

Миссис Литон, похоже, совершенно не отдавала себе отчета, что окажется с дочерьми на улице без гроша в кармане, если судьба в последний момент не смилостивится над ними.

Осушив кружку эля, Брэндиш, которого все – друзья, знакомые и даже близкие родственники – прозвали Король, смерил оценивающим взглядом хлопотавшую у столов молодую служанку. Девушка была среднего роста, с чудесными зелено-карими глазами и копной золотистых волос, а уж фигурка – гибкая, соблазнительная, такой позавидовала бы сама богиня любви! Служанка наклонилась, чтобы вытереть освободившийся стол, и взгляду ценителя женской красоты открылись изумительно стройные лодыжки. Он чуть не присвистнул от восхищения.

Молодой человек в одиночестве обедал в деревенской гостинице «Колокол и Ангел». Разумеется, он мог бы пообедать и в Бродхорн-холле, но ему была невыносима сама мысль, что придется снова терпеть общество отца, лорда Эннерсли, его сестры леди Рамсден и чересчур общительного дяди, лорда Рамсдена. Кроме того, насладиться дядиной кухней мешало присутствие двух провинциальных дам – миссис Кемпшот с дочерью, вдовой миссис Маршфилд, элегантной, благопристойной и безнадежно добродетельной.

Бедная вдовушка! Жертвенный ягненок, которого родные Брэндиша предназначили к закланию на алтаре его семейной жизни. То, что они выбрали с этой целью вдову, а не юную, неискушенную девушку, красноречиво свидетельствовало, как низко он пал в их глазах. Видимо, они решили, что чистое, невинное создание никогда не согласится выйти за человека с репутацией отъявленного кутилы, донжуана и гуляки. Что до самой миссис Маршфилд, то лично против нее Брэндиш ничего не имел. Она красива, прекрасно воспитана, умеет со вкусом одеваться и временами даже кажется остроумной. Но, к несчастью для нее, Брэндиш ценит свою свободу выше общества хорошенькой женщины.

Тетя Маргарет уже много лет пытается устроить его женитьбу, отец же донимает нудными лекциями о долге перед предками, обязывающем жениться и произвести на свет мальчика, продолжателя именитого рода Брэндишей. Да, лорду Эннерсли есть кому оставить свое поместье, а с ним и титул пэра со всеми привилегиями, которые дает принадлежность к высшей знати, но он не успокоится, пока не увидит маленького наследника Короля, – заботу о потомстве беспутного сына старый лорд считает своим долгом – долгом отца, пятого виконта Эннерсли. Раздосадованный их матримониальными хлопотами, Брэндиш при каждом удобном случае стремился улизнуть из дома.

Оглядывая соблазнительно изогнутый стан служанки, склонившейся над следующим столом, Король сгорал от желания сжать в объятиях ее податливую, теплую плоть. Сейчас ему хватило бы даже мимолетного поцелуя, ведь до вечера еще далеко. Легкое прикосновение к полным чувственным губам сельской красавицы с лихвой возместило бы ему все тяготы путешествия в Гемпшир. О, если бы она пожалела его и согласилась поцеловать, тоска, которую навеяло недельное пребывание в гостях у тетки, испарилась бы в мгновение ока, как роса под лучами утреннего солнца.