Книга английского военного историка Алана Кларка – это непредвзятый взгляд на самую кровопролитную войну в истории человечества. Исследование хода Второй мировой войны, политической обстановки, военных ошибок позволило автору сделать вывод, расходящийся с оценками западных аналитиков: победа русских была неизбежна и без помощи союзников и их «второго фронта».
На основе малоизвестных документальных материалов автор анализирует переломные моменты Второй мировой войны: битву под Москвой, Сталинградское и Курское сражения, Берлинскую операцию. Дает многостороннюю оценку роли Адольфа Гитлера, немецких и советских военачальников.
Предисловие
Эта книга посвящена самой великой и самой продолжительной войне на суше, которую когда-либо переживало человечество. Ее исход изменил баланс мировых сил и завершил крушение старой Европы, начатое Первой мировой войной. Победителем в этой войне стала единственная держава, способная бросить вызов Соединенным Штатам, а может быть, и нанести им поражение в тех самых областях технологии и материальной мощи, в которых Новый Свет так привык главенствовать.
Эта тема не пользовалась особым вниманием историков. Советские верха публиковали свои официальные истории, которые были щедро оснащены второстепенными деталями, но хранили молчание по поводу некоторых особенностей этого кризиса. В них нет таких официальных материалов, которые предоставлялись исследователям правительствами Великобритании и США. Масштаб других существующих работ часто очень невелик, или же они являются мемуарами отдельных лиц и характеризуются ограниченностью точек зрения и отсутствием объективности.
В этой книге есть свои герои. Это простой русский солдат, неумело руководимый, недостаточно подготовленный, плохо оснащенный, но он своей храбростью и стойкостью на первом году войны изменил ход всей истории. Есть отдельные лица, которые заслуживают уважительного упоминания. Генерал Гудериан, которого я критикую за импульсивность и неповиновение в первых сражениях, в последние годы войны выступает как единственный человек, который мог бы спасти Восточный фронт и который почти в одиночку посвятил себя этому. Был вызывающий сочувствия генерал Власов, один из способнейших командиров Красной армии, преданный своими начальниками. Он пытался плыть против течения, претворяя в жизнь планы «русские против Сталина». И генерал Чуйков, направлявший энергию сталинградского гарнизона, сидя в бункере на реке Царице. Спустя три года ему было суждено лично принять капитуляцию Берлина.
Наконец, я попытался дать некоторую переоценку военных способностей Гитлера. Его умение овладевать деталями, его чувство истории, его поразительная память, его стратегическое видение – все это имело свои изъяны, но, рассматриваемые в холодным свете объективной военной истории, они были тем не менее блестящи. Восточная кампания прежде всего была его делом, и его неистовая и магнетическая личность определяла ее ход, даже и в поражении. После войны Гитлера сделали козлом отпущения всех ошибок и просчетов германской военной политики. Но анализ событий на Востоке показывает, что случаев, когда Гитлер был прав, а Генеральный штаб – нет, было гораздо больше, чем этого бы хотелось апологетам германской армии.
Очарование личностей одновременно и манит, и губит военного историка, который обязан ограничиваться изучением полей сражений, описанием вооружения, штабной работы и развертывания войск. Но в оценке войны на Востоке, которая в действительности была войной между двумя абсолютными монархиями, нельзя не считаться с тем, что взаимодействие личных мотивов соперников часто имело решающее значение. Человеческие слабости – жадность и честолюбие, страх и жестокость, – как можно убедиться, прямо воздействовали на проведение операций.
Часть первая
«ВОСТОЧНЫЕ МАРШАЛЫ»
Глава 1
СОСТОЯНИЕ ВЕРМАХТА
В воскресенье 5 ноября 1939 года к вечеру в Берлине пошел дождь. По пустынным улицам проехал одинокий черный «мерседес» без эскорта. Главнокомандующий германской армией прибыл из Цоссена в рейхсканцелярию, где по собственной просьбе должен был получить аудиенцию у Гитлера.
Генерал (тогда он был в этом звании) Вальтер фон Браухич испытывал болезненное нервное состояние – странную болезнь для командующего, армии которого недавно завершили быструю победоносную и почти бескровную кампанию. Источником его тревог был объемистый меморандум, лежавший у него в портфеле, который, как он обещал своим коллегам в Генеральном штабе, лично прочтет фюреру вслух. На этом документе стояла его личная подпись, но готовило его много людей. В нем обсуждались многие вопросы из военной сферы, и казалось, мотивом его было «рекомендовать» воздержаться от наступления на Западе этой осенью. На самом деле это была попытка в исторической ретроспективе сформулировать ультиматум, суть которого, как в политической, так и военной сфере, сводилась к утверждению верховенства армии над всеми другими правительственными органами в рейхе.
Для Браухича это было особенно щекотливой задачей. Его коллеги давно и не раз просили его заняться этим делом, но ему всегда удавалось обойти этот вопрос. Браухич был обязан своим назначением Гитлеру и встречался с фюрером чаще других военных, не входивших в непосредственное нацистское окружение фюрера. Скорее всего, у него не было особых иллюзий относительно успеха любого требования, да он мог и предвидеть, в какое неистовство придет фюрер.
Этот ультиматум объединил тех профессиональных военных в армии, которые были настроены против нацистского режима и против вмешательства фюрера в планирование и проведение военных операций. Гитлер настаивал на том, чтобы в первые три дня Польской кампании в сентябре ему показывали каждый приказ, вплоть до полкового уровня. Многие приказы он критиковал, некоторые изменял, один – касавшийся операции по овладению плацдармом в Диршау – он полностью переделал, против чего высказались все офицеры вплоть до генерал-полковника Гальдера
Генералы, которые уже получили отпор своему традиционному требованию иметь право голоса в государственных делах, касающихся военной политики, теперь почувствовали прямую угрозу своей наиболее ревниво охраняемой сфере – деталям тактического боевого планирования. Их недовольство отнюдь не смягчалось тем фактом, что коррективы Гитлера в каждом случае оправдывались в боях. Поэтому Браухич находился (и не в последний раз) в скользком положении между единодушными протестами своих коллег и страшным гневом своего фюрера.
Глава 2
МАТУШКА-РОССИЯ
Летом 1941 года Красная армия представляла загадку для западных разведывательных служб, в том числе и Германии. Ее оснащение, по всем данным, было впечатляющим (действительно, у нее было столько же самолетов и больше танков, чем во всем остальном мире), но насколько способны его применять советские командиры? Ее резервы живой силы казались неисчерпаемыми, но одна солдатская масса не имеет ценности при отсутствии надлежащего руководства, а коммунистические приспособленцы, отобранные по признаку политической надежности, будут так же беспомощны на поле боя, как дворцовые фавориты в окружении царя. Даже прирожденная храбрость и стойкость русского солдата, проявленные в ряде европейских войн, по мнению некоторых специалистов, были подорваны идеологической обработкой. «Простой русский человек», как утверждали, «будет только рад сложить оружие, чтобы избавиться от угроз и власти комиссаров».
Такие проблемы стояли перед иностранными наблюдателями в 1941 году. Следует рассмотреть три отдельных вопроса: первый – численность Красной армии, состояние боевой подготовки и ее тактическую доктрину; второй – влияние партии на ее руководство и выработку стратегии; третий – реальность советской мощи, оценивавшейся в период, непосредственно предшествующий германскому нападению.
Красная армия того времени была в основном детищем двух архитекторов, Троцкого
[24]
и Тухачевского
[25]
(обоим было суждено заплатить жизнью за свои старания). Троцкий придал форму и укрепил дисциплину этой аморфной пролетарской черни. Тухачевский разработал тактическую и стратегическую доктрины, которые, хотя и не были так революционны, как концепции некоторых британских экспертов в области боевого применения танков, тем не менее далеко опередили тогдашнее военно-теоретическое мышление в других европейских армиях. Однако в конце 1930-х годов внутренняя политика и смещение ориентации Советского Союза в балансе европейских держав привели к соответствующим (ухудшенным) изменениям в его военном положении.
Проблема обороны России обусловливалась физическими характеристиками ее западной границы и тем обстоятельством, что советские промышленные и административные центры сосредоточивались в относительно небольшой части страны – на расстоянии 500 миль от этой западной границы. Далее восточная часть этой зоны делится на две части Припятскими болотами – болотисто-лесистой местностью шириной до 200 миль, откуда берут начало большие реки европейской части России.
Кроме своего значения как препятствия вторжению, эти болота ставят задачи и перед обороняющейся стороной, ибо они делят западную зону на две части, каждая из которых требует проведения независимых действий, так как их обслуживают разные железнодорожные сети, и их защита осуществляется на разных рубежах. На фронте такой протяженности невозможно держать войска повсюду. Эта проблема всегда стояла перед русским Генеральным штабом, и теперь она усугублялась растущей концентрацией промышленности в восточной части Украины, что требовало определения приоритетов между обороной севера (обеих столиц – Ленинграда и Москвы) и юга, откуда страна получала основную долю продуктов питания, машин и вооружения.
Глава 3
ВООРУЖЕННОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ
«Обремененный тяжелыми заботами, обреченный на месяцы молчания, я, наконец, могу говорить свободно. Германский народ! В этот момент идет наступление, по своему масштабу сравнимое с величайшими, которые когда-либо видел мир. Сегодня я снова решил вручить судьбу и будущее рейха и нашего народа нашим солдатам. Да поможет нам Бог в этой борьбе».
Обращение Гитлера ко всей нации было прочитано Геббельсом по радио в семь часов утра 22 июня. Четырьмя часами ранее ослепляющие вспышки залпов шести тысяч орудий озарили небо на Востоке, и ошеломленные русские оказались в хаосе огня и разрушения. Пограничники, пробужденные лязгом и грохотом гусениц танков и выбежавшие полуодетыми в дыму из казарм, замертво падали под огнем. Немцы на своих артиллерийских позициях то и дело перехватывали одно и тоже послание: «Нас обстреливают. Что делать?»
[31]
Какой страшный момент в истории! Лобовое столкновение двух величайших армий, двух самых абсолютных систем в мире. Ни одна битва в истории не может сравниться с этой. Даже первые тяжеловесные содрогания августа 1914 года, когда по всем железным дорогам Европы мчались эшелоны с мобилизованными или последний обессиленный удар по линии Гинденбурга спустя четыре года. По численности участников, весу выпущенных снарядов, протяженности фронта, накала боев такого дня, как 22 июня 1941 года, больше не будет.
Русская оборона была совершенно не согласована и на этой стадии зависела от инициативы – где ее осмеливались проявить – местных командиров и от инстинктивной стойкости передовых частей, которые, ни на что не надеясь, стояли насмерть малочисленными группами в недостроенных укреплениях. Даже тогда, когда бои бушевали уже в течение трех с половиной часов, когда по германскому радио прославляли «величайшее наступление, какое видел мир», приказ советского командования предписывал: «…Войскам атаковать силы противника и уничтожать их на участках, где они нарушили государственную границу, но до особого распоряжения границу не пересекать».
Были запрещены полеты советских ВВС над Финляндией и Румынией.
Глава 4
ПЕРВЫЙ КРИЗИС
В этот момент произошло замедление реализации кампании. Скрытый доселе конфликт между Гитлером и его генералами стал оказывать все большее влияние. Он приобрел максимальный размах к 1944 году, когда изменение баланса сил между вермахтом и Красной армией совпал с окончательным подчинением профессионалов дилетантам в Германии. Это было фактором первостепенной важности в политической эволюции Третьего рейха, и он снова начал усиливаться по мере того, как стали бледнеть перспективы победы.
Сказать, что Гитлер был дилетантом, не означает того, чтобы опорочить его. Он был храбрым человеком, заслужившим Железный крест. На протяжении всей жизни он изучал военные предметы. Его способность понимать чувства простого солдата и вдохновлять его на военные подвиги не вызывает сомнений. Все это является важными составными частями успешного командования. И в первые месяцы войны его энтузиазм, его склонность рисковать, его «интуиция» принесли желанные плоды.
Но через восемь недель после начала кампании на Востоке эти роли переменились. Генеральный штаб стал практически единодушен в своем желании усилить Бока и нанести удар непосредственно на узком фронте в направлении Москвы. Гитлер настаивал на ортодоксальном решении согласно Клаузевицу – методическом уничтожении сил неприятеля на территории независимо от географических или политических целей. Еще 13 июля он заявил Браухичу: «Не так важно быстро наступать на Восток, как уничтожать живую силу противника». И это отношение, которого он придерживался в последующие два месяца, вполне совпадало с исходными условиями директивы «Барбаросса», которая предусматривала, что цель операций – «уничтожить русские силы и предотвратить их уход на широкие просторы России».
Эта задача была проста в формулировке, но крайне сложна по существу. После первого упоения успехом вермахт начал терять темп. Отчасти проблема заключалась в снабжении. Продукты и боеприпасы, техническое обслуживание – обеспечение всего этого становилось все труднее по мере расширения фронта и расхождения дивизий веером. Но был еще и тактический аспект. Детальные планы, разработанные Гальдером и Варлимоном, уже давно были выполнены, и рассредоточение армий усиливалось с каждым днем по мере того, как они с боями продвигались все глубже вдоль своих предписанных осей, обходя очаги сопротивления и используя слабые места противника. На таком удалении от командования и штаба командующие армиями и даже командиры дивизий все чаще действовали по своей инициативе, причем более активные вели ряд совместных (но необязательно согласованных) местных боевых действий глубоко в тылу русских, а их более флегматичные коллеги терпеливо сидели кольцом вокруг окруженных частей Красной армии.
В середине июля германский фронт шел прямо по линии север – юг от Нарвы на эстонской границе до устья Днестра на Черном море. Но в центре перевернутое S зловеще выпирало своими двумя огромными выступами. Танковые группы из группы армий «Центр», наступающие на Москву севернее и южнее Минского шоссе, уже миновали Смоленск. Но справа от них русская 5-я армия все еще удерживала свои передовые позиции в Припятских болотах. Таким образом, получился дополнительный фронт более 150 миль, проходивший вдоль оголенных флангов группы армий «Центр» и левого крыла Рундштедта при его наступлении на Киев. Русский выступ, хотя и производил впечатление, в действительности состоял из раздробленной каши разбитых частей, солдат без оружия, танков без горючего, орудий без снарядов. Однако этого не было видно на крупномасштабных картах в Растенбурге, а у немцев просто не хватало людей, чтобы прозондировать этот район и выяснить реальную обстановку. Поэтому само присутствие русских тормозило продвижение групп армий по обе стороны выступа. Тем временем русские полностью использовали тот необычный дар импровизации, который так часто приходил им на помощь во время кампании.
Глава 5
РЕШЕНИЕ В ЛЁТЦЕНЕ
Кроме Гудериана, были и другие генералы, которые с все усиливавшейся тревогой ожидали прибытия фюрера в Новый Борисов. Уже в течение первого опьяняющего победами лета 1941 года штаб группы армий «Центр» стал «непосредственным очагом активного заговора, связанного с предстоящими операциями – гнездом интриг и измены». На чисто профессиональные сомнения сотрудников штаба наслаивалась и бурная деятельность группы офицеров, имевшая политические цели.
Один из начальников штаба дивизии Бока генерал-майор Хеннинг фон Тресков и его адъютант Фабиан фон Шлабрендорф замыслили весьма решительную акцию по отношению к Гитлеру. Как только машина фюрера окажется в пределах системы безопасности группы армий «Центр», ее задержат вместе с находившимися там лицами. Над Гитлером будет устроен импровизированный суд, и будет вынесен приговор смещения с поста или даже казни (хотя о таком исходе специально не упоминалось). Как должны были потом развиваться события, не ясно. Впрочем, заговорщики планировали нечто большее, чем личное устранение Гитлера. Безусловно, эта, как и последующие попытки устранения Гитлера, не подкреплялась тщательной подготовкой поддержки, ставшей необходимой после покушения 20 июля 1944 года.
Напрашивается вопрос, каким образом такая идея, тем более практическое осуществление путча могло серьезно рассматриваться в то время, когда германское оружие казалось повсеместно непобедимым. Ответ заключается, безусловно, в том, что заговорщики стали воплощением самых лучших качеств своей страны – рациональной интеллектуальности, сочетающейся с беззаветной храбростью. Их намерением было создание «порядочной Германии», такого национального образования, недостижимость которого так долго была головной болью европейских политиков. Сами же они, будучи немцами, естественно, считали неотъемлемыми качествами «порядочности» военную мощь и конституционный порядок. Находясь на фронте в России, на удалении в 500 миль от своей страны, они лучше чувствовали реалии этой кампании. Они видели, что непреодолимая сила вермахта, наконец, натолкнулась на нечто монолитное, а «когда наши шансы на победу исчезнут или будут очень слабы, уже ничего нельзя будет сделать».
Посвященных в заговор офицеров было так много, и занимаемые ими положения были так близки к командующему группой армий
Заговорщики обращались в то или иное время практически к каждому генералу в армии. Ни один из них не поднял телефонной трубки, чтобы позвонить Гиммлеру. Даже Браухич лишь предупредил генерала Томаса: «…Если вы и дальше будете приходить ко мне по этому вопросу, мне придется поместить вас под домашний арест».
