Это правдивая история времен депрессии. История из далеких тридцатых годов. Ее герой — Джон Диллинджер, объявленный тогда врагом Америки номер один. И еще, конечно, это история агента ФБР Мелвина Первиса, который охотился за этим знаменитым грабителем банков.

 То, что произошло 4 сентября 1933 года, было типично для американского Среднего Запада тех лет. Место действия — банк небольшого городка в штате Индиана.

 У окошка кассира стояла пожилая женщина с тонкими поджатыми губами и волосами, собранными в тугой пучок. Она нетерпеливо барабанила по мрамору скрюченными пальцами. Женщина ждала денег с таким видом, словно в банковских сейфах она хранила несметные сокровища.

 Молодая кассирша за окошечком пересчитывала купюры, раскладывая их в кучки по достоинству. Она явно работала в банке недавно, и, хотя старалась изо всех сил, дело продвигалось медленно. Время от времени пожилая дама бросала на нее злобные взгляды.

 — Двести пятьдесят, — нервно шептала кассирша. — Двести шестьдесят… Двести семьдесят…

 Фермер в застиранном комбинезоне, проходя мимо, покосился на окошко кассы. Он давно не видел такого количества «зеленых». Что делать. Страна переживала тяжелые времена.

Упоминая имя Джона Диллинджера, никак нельзя обойти молчанием Мелвина Первиса.

 Историки, увы, искажают реальность. Праведников путают с грешниками, только потому, что последним удалось стать знаменитостями, и потом уже нелегко бывает понять, кто кем был. Особенно лет тридцать или сорок спустя. Негодяев постоянно возвеличивают за счет тех, кто страдал от их подвигов.

 * * *

 Мелвин Первис сидел в кабинете, на стеклянной двери которого значилось: «МЕЛВИН ПЕРВИС. Главное управление ФБР по Среднему Западу».

 Первис был крупным мужчиной — большая голова, большие руки, широкие плечи. Его рубашки и костюмы были сшиты на заказ, равно как и обувь. Первис носил шелковые носки со стрелками, словно голливудский киноактер. Но в этом человеке не было ничего мягкого или изнеженного. Мелвин Первис был крепок, как сталь, и не выносил сантиментов.

 12 сентября 1933 года. Канзас-Сити.

 Вечер выдался дождливый. Загорались и гасли неоновые огни бара, отражаясь в черных лужах. К газетному киоску на перекрестке подкатил грузовичок, шофер вылез из кабины, вытащил из кузова несколько пачек вечерних газет. Тотчас же к киоску стали подходить люди — укрыться под козырьком от дождя и узнать новости. Это были в основном рядовые гигантской армии американских безработных. Кто-то закутался в одеяло, кто-то набросил на голову потрепанную куртку. У этих людей были отсутствующие взгляды, они испытывали растерянность и страх перед обстоятельствами, которые оказались гораздо сильнее их.

 Мальчишка-негритенок развязал первую пачку, начал расставлять газеты на стенде. Бродяги подошли поближе.

 — Банда Диллинджера бесчинствует в Индиане, — прочитал заголовок один из них.

 — Новая банда, — заметил один оборванец. — Все они сбежали из тюряги. У Диллинджера это, между прочим, второй побег.

 На табурете у стойки восседал Джон Диллинджер собственной персоной. Он был одет как щеголь: хороший двубортный костюм, шелковый галстук, умопомрачительные двухцветные туфли. Он отпустил усики, как у Дугласа Фербенкса. Рядом с ним сидела темноволосая девица… Несмотря на усталый и даже измученный вид, в ней чувствовалось обаяние.

 — На кого я похож? — с усмешкой спросил ее Диллинджер.

 — Не знаю, — равнодушно пожала она плечами. — А на кого тебе хочется быть похожим?

 — Это вопрос, а не ответ, — хмыкнул Диллинджер, забирая у нее стакан.

 — Ну, ладно, ты похож на Дугласа Фербенкса, — сказала девушка. — А теперь отдай мой стакан.

Молодые и отчаянные любовники Бонни и Клайд легко и изящно грабят банки в в США во времена Великой Депрессии. Но их романтизма и «робингудство» довольно быстро перерастают в лужи и реки крови, в хаос и грязь смерти, а судьба пророчит им неудачу…

 Времена были тяжелые. Великую державу охватила депрессия, которая сеяла горе и калечила жизни. Фабрики и заводы закрывались. Бизнес влачил жалкое существование. Те, кого увольняли, и не мечтали заново отыскать работу. Мелкие фермы попадали в руки банкиров, и бывших хозяев выгоняли с земли. Ветераны войны продавали яблоки на перекрестках и стояли в очередях за супом в бесплатных столовых. Холеные и красноречивые политические деятели говорили, что до процветания рукой подать, что счастье за углом. Но мало кто имел возможность завернуть за этот угол.

 Гнев и отчаяние нарастали. Женщины, выплакав все слезы, не знали, чем накормить детей и как утолить голод мужей. Одни семьи двигались на запад, уложив нехитрые пожитки в багажник старых машин. Другие распадались, причем чаще навсегда. Молодые люди пускались в авантюры, пытаясь взять от жизни, что только возможно. Шел жестокий 1932 год.

 Юго-западные штаты жарились под раскаленным солнцем. Время текло еле-еле. Жизненные соки останавливались.

 В Западном Далласе, штат Техас, стояла гнетущая липкая жара. Воздух словно застыл, все погрузилось в спячку до самого горизонта, и у Бонни Паркер было похоронное настроение, тем более что мимо ее дома к кладбищу совсем недавно проследовала похоронная процессия.

 Западный Даллас был явно обречен, и Бонни Паркер хотелось кричать в знак протеста.

 Бонни сгорала от нетерпения. Она была охвачена невероятным возбуждением, она превратилась в жаждущую плоть. Только он один был способен утолить странные темные желания, вдруг обуявшие ее.

 Она набросилась на него, впиваясь губами в шею, уши, щеки, а ее руки, расстегнув его рубашку, ощупывали гладкий живот, тянулись дальше, ниже. Он ерзал и ворочался под этим свалившимся на него бременем, пытаясь удержать руль, не спуская ноги с акселератора.

 Она ухватилась за руль и повернула его, отчего машина съехала с дороги и покатила по траве между деревьями. Он нажал на тормоз, и машина со скрежетом остановилась.

 Она снова возобновила атаку. Из ее горла вырывались нечленораздельные звуки, она повалилась на него, отчего он тоже упал. Она была полна решимости найти, отыскать и забрать то, что он был ей должен.

 — Ну, — еле выговорила она, — давай… Готов?

 Они обсуждали план весь день и часть ночи. Оба оказались захвачены неуемным желанием, оба сразу поняли: это именно то, что надо. Идея была отменной во всех отношениях.

 — Где сейчас все деньги? — спрашивал Клайд.

 — В банках, — отвечала Бонни, хихикая от нетерпения.

 — Точно. И деньги эти по праву принадлежат простым людям, вроде нас с тобой. Верно?

 — Верно.

 Бонни долго не могла угомониться. Только-только она переставала смеяться, как в ее памяти снова возникала сцена у банка — разъяренный Клайд, толкающий револьвером в спину до смерти перепуганного банковского клерка. Клерк без банка, банк без денег. Вот умора! На ее губах снова показалась улыбка.

 — Давай, смейся, — сказал Клайд, с трудом сдерживая ярость. — Похохочи еще.

 — Не могу! Это же помереть можно со смеху…

 — У нас один доллар девяносто восемь центов. Тебе смешно, а мне нет. На мой унылый взгляд все выглядит совсем даже не весело, ты уж мне поверь.

 Бонни попыталась взять себя в руки, и ей это удалось. Машина мчалась по плоской равнине, а вокруг были пустые поля, выжженные кукурузные посадки, брошенные фермы.