Голубые глаза с круглым зрачком вглядывались в две желтые звезды.

Вместо зрачков — острые веретена.

Человек и дракон смотрели друг на друга.

Существо, прожившее многие миллионы лет, последние из которых томилось в своей вечной гробнице. Не в силах пошевелить ни хвостом, ни единым когтем, оно вглядывалось в вечную пустоту своей души.

Человек, проживший в темнице собственного тела одну жизнь и продолжающий существовать в такой же и вторую.

Он никогда не был удачливым человеком. Так начинаются многие истории и так же начинается и эта. Он родился в пятницу тринадцатого, в день, когда шел ливень и град. Уже один лишь этот факт намекал на то, что судьба у него будет не простой.

Видимо, так же думала и мать.

Обычная, уличная дурочка, залетевшая от такого же не облагороженного интеллектом “правильного пацана”. Они бросили его на порог местной больницы. Не положили, а именно бросили из проезжающей мимо машины. Боялись, что увидят или еще чего-нибудь в этом роде. Так что не стоит удивляться, что буквально с рождения он оказался прикован к постели, будучи способным пошевелить лишь правой рукой.

Наверное, с переломанным позвоночником, черепномозговой травмой он не должен был долго прожить. Но вот только он решил иначе. Решил, что будет ждать.

Его определили в специальный детский дом. Там он существовал до двенадцати лет. Вечно один, в маленькой каморке. Иногда к нему заглядывали другие обитатели дет. дома.

Он не был из тех, кого во время жизни интересует смерть. Что будет там, за гранью. Есть ли она вообще — эта грань. Нет, он был слишком занят каждодневной борьбой за эту саму жизнь.

Так что он не ожидал ни гарема из девственниц, ни вечного пира среди воинов, ни серафимов и золотых ворот. Только темнота. Теплая, нежная. Ему было хорошо. Он не хотел её покидать. Впервые ни тревог, ни беспокойства. Именно поэтому он был так сильно недоволен появлению белого света в конце сужающегося тоннеля.

Он хотел остаться внутри. Во тьме. Но та вытесняла его наружу. Все ближе и ближе к обжигающему кругу белого пламени.

Наконец, все вокруг затопил свет, а потом внутри, в груди, он почувствовал жжение. Он закричал. Не от боли, нет, он умел её терпеть. Просто чтобы убедиться, что он действительно живой. Вот только вместо крика, он услышал противный писк.

— Dat har herieon.

За прошедший год в жизни Хаджара многое изменилось. Во всяком случае, теперь он не был прикован к постели. Одно “но” — та постель была настолько многофункциональной, что могла даже делать ему массаж.

А теперь он был вынужден терпеть то, что в будущем ему придется не только спать на холодных матрасах, подогретых углями в железной коробке, но и… Справлять нужду в деревянном нужнике. Обитом бархатом, украшенном какими-то мозаиками, но деревянном!

К такому его жизнь не готовила…

Не готовила она его и к тому, что после смерти он окажется в другом мире. Благо, не в роли какого-нибудь крестьянина, а в роли принца. Пусть и непонятно, что там с его наследием будет твориться в будущем. Были здесь какие-то непонятные правила передачи главной табуретки страны — трона.

— … северный же сосед, королевство Балиум, — огромной карты, занимавшей всю стену, стоял седовласый старец. Он указкой очерчивал границы тех или иных государств и что-то расказывал детям дворян. Те сидели за партами и что-то чертили перьями на свитках. — находится под защитой секты Черных Врат, потому мы с ними не воюем. Это было равносильно самоубийству.

Хаджар сидел на столе и, как все думали, игрался деревянными рыцарями. На самом же деле он внимательно изучал раскрытый свиток, оставленным королем. Ну, как изучал — позволял нейросети все скопировать в базу данных. Читать непонятные закорючки у него пока плохо получалось. Но, судя по рисункам, это было как-то связано с боевыми искусствами.

Если внимательнее рассмотреть нарисованные позы, то с ударами ладонями. Несколько банально, по мнению принца. Благо, его мнение никто не спрашивал. Да и вообще, его усадили на королевский стол лишь с одной целью — чтобы сэкономить на ремонте дворца.

В присуствии сына, король с королевой не ругались. Вероятно, они вообще не ругались лишь в нескольких случаях. Когда пытались заделать Хаджару брата или сестру, когда он сидел с ними рядом и когда они находились в разных концах страны.

В других же ситуациях их такие разные, но очень похожие темпераменты порождали легендарные сцены. А чего еще ждать, от двух адептов уровня Трансформации. А еще, учитывая острый язык Элизабет, та довольно часто “ездила” по этой теме. Поминала то, что она в три раза моложе Хавера, но находится на той же стадии развития.

Больное место для мужика здесь был вовсе не отросток в штанах, а личная сила и возраст. Что удивительно, учитывая продолжительность жизни адептов.

Хаджару снился сон.

В далекой горе, окутанной плотными туманами, в пещере, куда не доставали лучи солнца, по середине черной, как смоль, воды, стоял камень. На нем ударами клинка были высечены символы. И от одного взгляда на эти символы сердце Хаджара сжималось.

Ему казалось, что если он еще немного задержит на них взгляд, то они действительно его порежут.

Он отвел взгляд.

Лишь только для того, чтобы закричать, когда он увидел клинок — ибо тот действительно мог лишить его жизни одним лишь своим присутствием.

На крытом мосту, соединявшим две высокие башни во дворце, находилось двое. Одна, в золотом платье, развивающемся на ветру, сидела на бортике. Её волосы, того же цвета что и полуденное солнце, слегка качались, а на прекрасном лице отразилась не портившая его тоска.

Рядом стоял высокий юноша. Его черные волосы лежали на плечах. Запястья скрепляли тяжелые браслеты, а синие, дорогие одежды, говорили о высоком статусе человека.

— Я уже говорил тебе, Элейн — это решение отца.

— Но мы ведь можем его попросить, — не сдавалась принцесса.

“Скоро на охоту” у Робина означало — собираемся и идем.

Хаджар, вместе со стариком, вернулся в избу. Робин сразу пошел за снаряжением. Легкой кольчугой и крепким, охотничьим луком. Не таким большим как военный, но побольше нежели тот, каким пользовались кочевые племена к югу от границы.

Сам же Хаджар некоторое время топтался около кровати. Все его имущество — потрепанные одежды, выданные Сентой, да наследство от Юного Ветра. Вот только — увы. Книгу размыло в воде, а использовать талисманы без объяснения что, к чему и как — Хаджар не рисковал.

Каким-то чудом уцелела карта. Видимо не такой простой она была, как могло показаться на первый взгляд. Ну и, разумеется, печать для повозки. Её Хаджар сам не знал, зачем оставил.

Как память. Наверное.

Что такое для обычного человека пробежка? Ну может десять, максимум двадцать километров. А потом на такси обратно домой. Либо же небольшой круг вокруг парка.

Правда, на Земле ходили легенды о африканский и индейских племенах, жители которых могли бегать неделями. Но не быстро — чуть резвее обычного пешего хода.

Что же такое охота для местных жителей, чье тела были так же выносливы и крепки, как молодые дубы? Это бег на скорости городского авто-транспорта на протяжении множества часов. В абсолютной тишине, бесшумно и беззвучно. Как ветер, летящий под кронами деревьев.

Естественно, сперва все косились на Хаджара. Тот несся по лесу с легкостью носорога. Разве что деревья лбом не сшибал. Потом же, с помощью навигации нейросети (выглядело это как призрачная стрелка перед глазами) и благодаря собственной соображалки, он начал бежать тише.

К вечеру же первого дня, вызывая очередные шокированные шепотки, он издавал столько же звуков, как змея на охоте. Если отвернуться, так и вовсе — его сложно было даже почувствовать.

Робин, не мешкая, выпустил в полет сразу три стрелы. Не разом, естественно, а одну за другой. Каждая из них метила в главные точки. Две летели в глаза, а последняя — метила в сердце.

Олень, фыркнув ноздрями, топнул копытом. Из пламени, кружившего вокруг его рогов, вырвались три огненных шара. На лету они испарили стрелы старца.

— В сторону! — крикнул тот и оттолкнул Хаджара.

Огненые шары врезались в дерево, выжигая в нем несколько отверстия. С громким треском исполинский лиственный гигант покосился и рухнул. Прямо на ногу Робину.

Тот завыл раненным бизоном.