«…Лед не трещал и не ломался – ближе к полынье он просто сходил на нет, и в воде невозможно было разглядеть, где, собственно, его кромка. Для тонувшего и для спасающего это был самый худший вариант, тем более, если у спасателя не имелось веревки, которую можно было бы подбросить с безопасного расстояния.
– Сейчас, Ниночка, сейчас я тебя вытащу! – закричал Ефим.
– Папуля… – словно прощаясь, девочка взмахнула рукой и с головой погрузилась в воду.
– Нет! Нет!!! – заорал Ефим, сбрасывая куртку, чтобы немедленно прыгнуть в полынью.
Этого не понадобилось. Ниночка вдруг как-то вся разом с шумом выплеснулась на поверхность, причем, не просто так, а восседая на саночках…»
Лед оказался довольно толстым. Потребовалось с десяток ударов пешней, прежде чем снизу в образовавшееся отверстие заструилась вода, и еще парочка, – чтобы получилась нормальная лунка. Трехдневный мороз сделал свое дело, превратив поверхность озера в твердь, по которой можно было смело ходить, бегать и даже прыгать.
– Ниночка, иди сюда, не бойся, – позвал Ефим Шишигин шестилетнюю дочку, оставшуюся на берегу. – Только аккуратней, лед скользкий.
– Хватай меня, папуль! – девчушка уселась на санки со спинкой, оттолкнулась ногами от заснеженной земли и заскользила по покатому берегу.
Если бы Ефим хоть немного замешкался, набравшие скорость санки могли докатиться до середины озера и даже до противоположного берега, но он успел схватить их за спинку, при этом едва не упал.
– Больше так не озорничай, – погрозил он дочке пальцем. – И посиди-ка лучше тут, пока я попробую рыбку поймать.
