Пространство

Кори Джеймс

Дэниел Абрахам

— американский фантаст, родился в городе Альбукерке, крупнейшем городе штата Нью-Мехико. Получил биологическое образование в Университете Нью-Мексико. После окончания в течение десяти лет Абрахам работал в службе технической поддержки.

«Mixing Rebecca»

стал первым рассказом, который молодому автору удалось продать в 1996 году. После этого его рассказы стали частыми гостями журналов и антологий. На Абрахама обратил внимание

, который также проживает в штате Нью-Мексико, несколько раз они работали в соавторстве. Так в 2004 году вышла их совместная повесть

«Shadow Twin»

(в качестве третьего соавтора к ним присоединился никто иной как

). Это повесть в 2008 году была переработана в роман

«Hunter's Run»

. Среди других заметных произведений автора — повести

«Flat Diane»

(2004), которая была номинирована на премию

, и получила премию

, и

«The Cambist and Lord Iron: a Fairytale of Economics»

номинированная на премию

в 2008 году. Настоящий успех к автору пришел после публикации первого романа пока незаконченной фэнтезийной тетралогии

«The Long Price Quartet»

«Тень среди лета»

, который вышел в 2006 году и получил признание и критиков и читателей.

Выдержки из интервью, опубликованном в журнале «Locus».

«В 96, когда я жил в Нью-Йорке, я продал мой первый рассказ

(Ann VanderMeer) в журнал «The Silver Web». В то время я спал на кухонном полу у моих друзей. У

был прекрасный чуланчик с окном, я ставил компьютер на подоконник и писал

«Mixing Rebecca»

. Это была история о патологически пугливой женщине-звукорежиссёре, искавшей человека, с которым можно было бы жить без тревоги, она хотела записывать все звуки их совместной жизни, а потом свети их в единую песню, которая была бы их жизнью.

Несколькими годами позже я получил письмо по электронной почте от человека, который был звукорежессером, записавшим альбом «Rebecca Remix». Его имя было Дэниель Абрахам. Он хотел знать, не преследую ли я его, заимствуя названия из его работ. Это мне показалось пугающим совпадением. Момент, как в «Сумеречной зоне».

...

и

, по-видимому, нравилось то, что я делал на Кларионе, и они попросили меня принять участие в их общем проекте.

пригласил меня на чудесный обед в «Санта Фи» (за который платил он) и сказал: «Дэниель, а что ты думаешь о сотрудничестве с двумя старыми толстыми парнями?»

Они дали мне рукопись, которую они сделали, около 20 000 слов. Я вырезал треть и написал концовку — получилась как раз повесть.

«Shadow Twin»

была вначале опубликована в «Sci Fiction», затем ее перепечатали в «Asimov's» и антологии лучшее за год. Потом «Subterranean» выпустил ее отдельной книгой. Так мы продавали ее и продавали. Это была поистине бессмертная вещь!

Когда мы работали над романной версией

«Hunter's Run»

, для начала мы выбросили все. В повести были вещи, которые мы специально урезали, т.к. был ограничен объем. Теперь каждый работал над своими кусками текста. От других людей, которые работали в подобном соавторстве, я слышал, что обычно знаменитый писатель заставляет нескольких несчастных сукиных детей делать всю работу. Но ни в моем случае. Я надеюсь, что люди, которые будут читать эту книгу и говорить что-нибудь вроде «Что это за человек Дэниель Абрахам, и почему он испортил замечательную историю

», пойдут и прочитают мои собственные работы.

...

Есть две игры: делать симпатичные вещи и продавать их. Стратегии для победы в них абсолютно различны. Если говорить в общих чертах, то первая напоминает шахматы. Ты сидишь за клавиатурой, ты принимаешь те решения, которые хочешь, структура может меняется как угодно — ты свободен в своем выборе. Тут нет везения. Это механика, это совершенство, и это останавливается в тот самый момент, когда ты заканчиваешь печатать. Затем наступает время продажи, и начинается игра на удачу.

Все пишут фантастику сейчас — ведь ты можешь писать НФ, которая происходит в настоящем. Многие из авторов мэйнстрима осознали, что в этом направление можно работать и теперь успешно соперничают с фантастами на этом поле. Это замечательно. Но с фэнтези этот номер не пройдет, потому что она имеет другую динамику. Фэнтези — глубоко ностальгический жанр, а продажи ностальгии, в отличии от фантастики, не определяются степенью изменения технологического развития общества. Я думаю, интерес к фэнтези сохранится, ведь все мы нуждаемся в ностальгии».

ДВИГАТЕЛЬ

***

Ускорение отбрасывает Соломона обратно в капитанское кресло, в груди становится тяжело, словно на нее поставили груз. Его правая рука прижимается к животу, левая — падает на обивку возле уха. Лодыжки упираются в устройство для расслабления ног.

Эта тряска — как удар, целый град ударов. Его мозг — результат миллионов лет эволюции приматов и к таким вещам не подготовлен. Мозг решает, что его бьют. Затем, что он падает. Потом, что ему приснился какой-то ужасный сон. Но космическая яхта — не результат эволюции. Ее сигналы тревоги срабатывают строго на основе полученной информации.

Кстати, мы ускоряемся до 4 g. Пять. Шесть. Семь. Больше семи.

На дисплее наружной камеры мимо проносится Фобос, а дальше только поле звезд, кажущееся неизменным, как статичная картинка.

Ему требуется почти целая минута, чтобы понять, что произошло, а потом он пытается ухмыльнуться. От радости его сердце бьется чаще.

***

Он встретил её десять лет назад. Научно-исследовательский центр Дханбад Нова был одним из крупнейших на Марсе.

Через три поколения после того, как первые колонисты пробили камень и грунт второго дома человечества, а прогресс раздвинул границы человеческих знаний, технологий и культуры настолько, что их подземный город смог уместить аж пять баров, пусть один из них и был безалкогольной закусочной с музыкой кантри, в которой любили собираться джайнисты и ревностные христиане.

В остальных четырех торговали теми же едой и спиртным, что и в общественной столовой, только с музыкой из динамиков и развлекательными передачами с Земли на настенном экране день и ночь без перерыва.

Соломон и его коллеги встречались здесь пару раз в неделю, когда работы в исследовательском центре было поменьше, чем обычно.

Обычно компания подбиралась из его обычного круга знакомых. Сегодня это были Тори и Радж — они работали по водоподготовительному проекту; Вольтер, которую на самом деле звали Эдит, Хулио с Карлом и Малик, все вместе работавшие над методикой противодействия раковым болезням. И Соломон.

***

Скорость не проблема. Если он во что-нибудь не врежется, скорость — просто скорость; он мог бы, в принципе, прибывать в невесомости, и двигаться при этом чуть ли не со скоростью света. То, что мучает его — это дельта-V.

Ускорение. Изменение.

Каждую секунду его скорость на шестьдесят восемь метров в секунду выше, чем секундой ранее. Или еще выше. Возможно, что и выше.

Только ускорение тоже не проблема. Мощности кораблей хватало, чтобы ускоряться до пятнадцати, а то и до двадцати g еще во времена первых химических ракет. Всегда хватало.

В этой формуле затерялся тот факт, что ускорение длится постоянно. Отношение тяги к весу, но загвоздка в том, что почти весь вес — топливо, от которого и происходит тяга-ускорение. Человек может ускориться более чем до сотни g на долю секунды, при этом сохранив жизнь. Но он умрет от постоянного ускорения. А ускорение яхты Соломона длится уже часы.

***

Через три года после их знакомства, Кэйтлин нарисовалась в дверях его берлоги в три утра, зареванная, напуганная и трезвая. Подобного Соломон от нее не ожидал, хоть и успел узнать ее гораздо ближе. Они стали любовниками месяцев через семь после знакомства. Он это так называл. «Стать любовниками» не было фразой из репертуара Кэйтлин.

Она всегда воспринимала это как нечто низкое и непристойное. Такой уж она была. То, что она никогда не была с ним до конца искренней, являлось, по его мнению, своего рода защитой. Так ей легче было бороться со страхом и прогонять тревоги. Впрочем, пока ей нравилось временами приходить в гости и делить с ним постель, он не обижался. А если бы ей это вскоре разонравилось, то он бы расстроился, но все равно бы не обижался.

Ему нравилось, как она принимала всю жизнь вокруг в штыки, нравилась уверенность, с которой она себя вела, особенно когда эта уверенность была притворной. Она нравилась ему такой, какая есть. Так было легче для них обоих.

Ее контракт уже дважды автоматически продлевался за истечением срока — она так и не воспользовалась возможностью улететь. Устраиваясь в бригаду наладчиков вспомогательных магнитных полей, он помимо прочего рассчитывал проверить, не отдалит ли их это лишнее рабочее время друг от друга. Ни один из них не завел половых или романтических отношений с кем-то еще в центре.

Все относились к ним так, как будто они уже принадлежали друг другу, и хотя они до сих пор не были по-настоящему помолвлены, Соломон сказал бы, что они в конечном итоге верная друг друга пара. Он был уверен, что испытает обиду и горечь, узнав, что она спит с другим и считал, что она испытала бы то же самое на его месте.

***

Портативный терминал еще на чуть-чуть выходит из кармана, и его корпус, Сол более чем уверен, оставит у него на коже большой синяк во всю свою ширину. Плевать. Он пытается вспомнить, оставил ли включенным голосовой набор, но то ли нет, то ли он не срабатывает от того, что его связки сдавлены действием гравитации. Придется вводить вручную. Расслабляться нельзя, иначе он потеряет сознание, но помнить об этом все тяжелее и тяжелее. Он знает, что теоретически его кровь должна сейчас скапливаться в мозжечке и приливать к почкам. Соломон не изучал медицину достаточно подробно, чтобы знать, какие от этого последствия, но маловероятно, что они благоприятны. Портативный терминал уже почти снаружи. Теперь он держит его в руке.

Короткая встряска и на экране всплывает уведомление. Оно красновато-желтого цвета, и под ним какой-то текст, но он не может его прочесть. Зрение теряет фокус. Если бы оно было красным, двигатель бы автоматически отключился. Он выжидает несколько секунд, надеясь, что неполадка вызовет поломку, какую угодно, но этого не происходит. Яхта надежна. Спроектирована тщательно и построена на совесть. Он снова переключает свое внимание на терминал.

Скорее всего, Кэйтлин уже дома. Она начнет ужин и будет слушать новостную сводку, чтобы узнать, не разрешилась ли ситуация с космодромами. Если ему удастся ввести запрос на соединение, она его получит. Внезапно он испугался, что его любимая жена может подумать, что он случайно сел на терминал. Тогда она повторит несколько раз его имя, потом посмеется и сбросит. Ему нужно будет произвести какие-нибудь звуки, когда Кэйт ответит. Даже если ему не удастся членораздельная речь, нужно дать ей понять, что что-то не так. Ему тысячи раз приходилось нащелкивать запрос соединения, не глядя на терминал, но сейчас все ощущается иначе, и двигательная память может не выручить. Терминал весит чудовищно много. Рука саднит так, как будто по ней били молотком. В животе колет. Голова раскалывается от невообразимой боли. Испытания выдались отнюдь не из приятных, зато теперь он знает, что достиг успеха. Даже сейчас, при попытках разбудить терминал, он думает о том, какие возможности открывает этот двигатель. С таким запасом хода корабли смогут проходить в режиме тяги весь маршрут. Половина маршрута в разгоне, затем остановка двигателей, реверс и весь оставшийся путь в торможении. Даже при стандартной марсианской гравитации, равной одной трети земной, перелеты будут проходить намного быстрее, кроме того, отпадут проблемы, связанные с длительным нахождением в невесомости. Он пытается подсчитать, сколько времени займет перелет до Земли, но ему не удается. Нужно сосредоточиться на терминале.

Его живот как-то неестественно перекручивает, положение тела слегка меняется, терминал начинает соскальзывать. Удержать его не хватает ни сил, ни реакции. Терминал падает с бока в паре сантиметров от него. Если бы только сдвинуть с места локоть левой руки, прижатый около уха. Но рука не хочет двигаться.

Совсем не двигается. Она даже не напрягается при усилии.

МЯСНИК СО СТАНЦИИ АНДЕРСОН

***

Когда Фред был маленький, пяти-шести лет от роду, в доме своего дяди, в подвале он как-то заметил сорняк. Несчастное растение, бледное и худое, в несколько раз длиннее здоровых растений во дворе, неестественно деформировалось — оно тянулось к лучам света.

За стойкой бара стоял мужчина. Он, как тот сорняк, худой и высокий, тоже с жадностью тянулся к чему-то, чего у него никогда не было… и не будет.

Астеры — представители Пояса Астероидов — все они были как этот.

В баре играла музыка. Мелодия — ритмы Панджаби, на фоне которых вокалистка высоким голосом читала рэп, одновременно на разных языках. Астеры разговаривали на целой смеси языков — креольских, которым свойственна такая языковая какофония.

Изрядно потрёпанный патинко

[1]

 в дальнем конце зала звенел и подпрыгивал. Сладко пахло гашишем.

***

Три года назад всё было по-другому.

— Дагмар на подходе, все свободно, 90 секунд до стыковки.

Фред сделал немного тише звуки, доносившиеся из динамика; теперь переговоры между пилотами звучали как тихая музыка, словами которой были передаваемые значения координат и направления векторов. 90 секунд до начала атаки первой атакующей группы.

Казалось, будто целая вечность.

Фред тяжело выдохнул, от чего, лишь на мгновение, произошло запотевание внутренней части шлема. Он хотел потянуться, но из-за конструкции амортизационного кресла полностью вытянуться не получалось.

***

Руки, связанные за спиной, неимоверно болели. Со связанными лодыжками он мог разве что лежать на боку или сгибаться пополам, подтягивая колени к груди. Выпрямить ноги для того, чтобы встать, было невозможно. Поэтому он предпочёл стоять на коленях.

Темнота мешка на его голове была абсолютной, но, судя по силе тяжести вращения, он находился где-то недалеко от внешней обшивки станции. Возможно, это шлюз. Он услышал шипение и щелчок. Закрылась внутренняя дверь.

А затем как будто раздался звук медленно выкачиваемого воздуха. С другой стороны, если они хотели просто выбросить Фреда в открытый космос, то, вполне вероятно, что это раздался звук выключаемой системы автоматической безопасности.

Он попробовал ползать по полу, пытаясь нащупать швы на нём.

Скользнёт ли дверь в сторону, открываясь, или это одна из старых конструкций — на петлях?

***

Когда группа стрелков зачистила коридоры от последних солдат противника, отряд бойцов сопроводил Фреда на отвоеванную станцию. Он немного задержался на укреплённой ранее позиции, сразу же за шлюзовыми дверями, подготовленной еще в начале атаки. Десантники уже возвращались обратно после исполнения разных приказов и поручений. Все будто пьяные — от адреналина, и немного дергались — обычное состояние после боя.

Фред встречал каждого лично.

Похлопывал солдат по плечу, благодарил за отлично проведенную операцию. Кого-то несли на носилках. Жёлтые точки с его экрана теперь обретали реальную плоть.

Среди раненых торопливо сновали санитары. Они вставляли небольшие диагностирующие аппараты в специальные порты в броне раненных солдат. Приборчики считывали информацию о состоянии здоровья каждого, на основе чего, в зависимости от серьезности ранений, распределялось, кому требуется неотложная помощь, а кто может подождать. Временами они нажимали на какую-то кнопку, и одна из жёлтых точек на экране Фреда становилась чёрной. При этом о смерти бойца автоматически уведомлялись командиры отряда и отделения, где служил солдат, после чего офицеры должны были в письме сообщить семье погибшего о случившемся.

И в его собственном списке задач появлялась соответствующая запись.

***

— На станции Андерсон я просто исполнял свой долг, — ответил Фред.

— Свой долг, — повторил Доуз. Это не был вопрос. Он не издевался. Он просто повторил.

— Да.

— Тогда уж исполнял приказы, — сказал Доуз.

— Даже не пытайся, говнюк. Это нюрнбергское дерьмо со мной не сработает. Я следовал приказам, полученным от вышестоящего офицера: захватить станцию, занятую террористами. Я решил, что данный приказ был правомерным и необходимым, и с этого момента ответственность за все совершённые действия лежала на мне. Я захватил станцию и сделал при этом всё возможное для того, чтобы свести к минимуму, во-первых, потери среди моих людей, а во-вторых, нанесённый станции ущерб.