Бюст

Костин Владимир Михайлович

Книга Костина, посвящённая человеку и времени, называется «Годовые кольца» Это сборник повестей и рассказов, персонажи которых — люди обычные, «маленькие». И потому, в отличие от наших классиков, большинству современных наших писателей не слишком интересные. Однако самая тихая и неприметная провинциальная жизнь становится испытанием на прочность, жёстким и даже жестоким противоборством человеческой личности и всеразрушающего времени.

1

Не сказать, чтобы она была бодрой старушкой, не сказать, чтобы руиной. Престарелая женщина, каких нынче снова называют достаточными. Плоть уже отступила везде и во всем, кожа обсыпана гречихой, на голове паричок. Но паричок дорогой, ванильный костюм с матовочерными вставочками — дорогой и модный, пошитый на заказ у кого стоило, а за такие туфли девочки в его газете работали месяц. У этой бабушки были состоявшиеся в новой жизни потомки. Один из них, внук, сидел рядом с ней: бритая, отливающая синевой голова, песочный замшевый пиджачок для путешествий, отталкивающий взгляд механических глаз, похожих на протезы.

Ей шел восемьдесят второй год, она проживала в Москве, но родилась в Харбине и впервые навещала свою географическую родину. Или как это сказать?

Ее звали Ангелина Сергеевна, внук Ванечка сделал ей долгожданный подарок. У него дела в Харбине, он наконец откликнулся на ее просьбы и взял с собой, и «мой доктор был не против, сам напрашивался в провожатые, но Ванечка не согласился, он еще не настолько богат».

Ванечка раздраженно повел бровями и уткнулся в китайскую газету. Он ее читал!

Самолет летит в Харбин.

2

«Видели вы когда-нибудь наяву, а не в кино, маленькую хлопковую коробочку? Держали ли ее в руке — раскрывшуюся, полную пушистых нитей с новыми семенами? Легкую, почти невесомую? Раньше, чтобы собрать сырец на одну обыкновенную рубашку, надо было вручную работать от зари до зари. Но теперь, на пороге коммунизма, у нас есть хлопкоуборочные машины…»

(…которых мы не видели месяцами. Они всегда ломались, с первого дня, и узбеки не умели их ремонтировать, скорее доламывали. Идешь под этим адовым солнцем, ядовитая пылища, слезятся глаза, подушечки пальцев кровоточат, и мешок кажется бездонным. А тебе десять лет, и ты голодный. Те негры на плантациях чем-то от нас отличались?)

«Хлопок — белое золото Узбекистана. Я, русский юноша, вырос в многонациональном Узбекистане и счастлив, потому что я стал здесь ПАХТАЧИ — сборщиком хлопка, и значит благодаря моему труду одеты тысячи людей, взрослых и детей. Вы и ваши дети… Родина хлопка — Индия. Его семена привезли в наши долины задолго до того, как Ходжа Насреддин совершал свои веселые подвиги в древней Бухаре…»

(Наверное, что-то вру. Но откуда местным лягушкам болотным знать про хлопок? А золото это — серое. С какой бы я радостью про него забыл! Как мечталось, увидев жирную морду председателя Файзуллаева, поджечь эти чертовы мешки, это поле. Какой бы вышел пороховой костерок!)

«Осенью на сбор хлопка, как на праздник, выходит вся республика. В первый день все, от мала до велика, одеты нарядно, над машинами реют флаги СССР и УзССР, и лучшие артисты дают перед началом работы концерт — прямо здесь, на кромке бескрайнего, величественного поля…»