Отель Бертрам. Чисто английское убийство. Тайна Кукабурры. Инспектор Кадавр. Бокал шампанского

Кристи Агата

Хейр Сирил

Кризи Джон

Сименон Жорж

Стаут Рекс

Настоящий сборник - пятый из серии «Мастера детектива».

Содержание:

Агата Кристи. Отель Бертрам (переводчик: Н. Ильина)

Сирил Хейр. Чисто английское убийство (переводчик: Наталия Фельдман)

Джон Кризи. Тайна Кукабурры (переводчики: М. Брук, Л. Петров)

Жорж Сименон. Инспектор Кадавр (переводчик: К. Северова)

Рекс Стаут. Бокал шампанского (Ю. Смирнов, Ан. Горский)

Агата Кристи

Отель «Бертрам»

Глава 1

Есть в центре Вест–Энда множество забытых Богом уголков, и, пожалуй, только одни таксисты без труда ориентируются в этом лабиринте и успешно выбираются к Парк–лейн, Беркли–сквер и к Одли–стрит.

Если неподалеку от Гайд–парка

[1]

вы свернете в малоприметный переулок и повернете налево, а затем раза два направо, то окажетесь на тихой улице и на правой ее стороне увидите отель «Бертрам». Отель стоит здесь уже давно. Война

[2]

разрушила дома справа от него, а потом и дома, что слева, но сам «Бертрам» уцелел. Разумеется, он не избежал кое–каких повреждений, но с помощью известных затрат отелю удалось вернуть первоначальный вид. Так что и в 1955 году он производил точно такое же впечатление, как в 1939–м, — дорогого и изысканного без показной роскоши.

Таков был отель «Бертрам», излюбленное пристанище высшего духовенства, вдовствующих аристократок из провинции, а также юных девиц, возвращающихся в родные места после окончания дорогого пансиона и по дороге домой завернувших на денек–другой в Лондон. «Но где в Лондоне остановиться молодой одинокой девушке? — Конечно, в отеле «Бертрам“ — это вполне, вполне допустимо! Мы уж который год там останавливаемся!»

Разумеется, таких гостиниц существовало немало. Некоторые стояли еще с незапамятных времен, но почти каждой из них коснулся ветер перемен: их пришлось модернизировать, дабы угодить разношерстной клиентуре. Поневоле изменился и «Бертрам», однако перемены эти были произведены столь тонко, что с первого взгляда заметить их было трудно.

Снаружи на лестнице, ведущей к большой вращающейся двери, возвышалась фигура, на первый взгляд рангом не ниже фельдмаршала. Золотые галуны и планки медалей украшали широкую мужественную грудь. Манеры у него были отменные. Едва только вы, превозмогая ревматизм, выбрались из такси, как он бережно принимал вас, заботливо вел по ступенькам, благополучно препровождал сквозь бесшумно вращающиеся двери.

Глава 2

— А вы, надеюсь, все еще живете в этом милом местечке, Сент–Мэри–Мид? — говорила леди Селина. — До чего же прелестная деревушка, сохранила все свое прежнее очарование!

— Ну, не совсем. — И мисс Марпл сообщила, какие изменения произошли в их городке: выросли новые дома, переделали здание Ратуши, на Хай–стрит витрины магазинов перестроены на современный лад… — Приходится с этим мириться, ничего не поделаешь.

— Прогресс, — вздохнула леди Селина. — Впрочем, мне порой кажется, что никакой это не прогресс! Все эти водопроводные штуки — на вид, правда, красивые — на что они людям? Тянуть? Толкать? Всякий раз, гостя у друзей, вы видите в туалете надпись: «Резко нажать и отпустить», «Повернуть налево», «Повернуть направо». А ведь в прежние времена вы просто дергали за ручку и вода лилась себе, лилась… А, вот он, наш милый епископ Медменхэмский… — перебила сама себя леди Селина, когда пожилой благообразный священник проходил мимо. — По–моему, он совсем ослеп! Но все равно в нем чувствуется что–то воинственное!

И леди Селина стала делиться с мисс Марпл наблюдениями по поводу присутствующих в холле своих друзей и знакомых, причем большинство из них оказывались вовсе не теми, за кого она их принимала. Они с мисс Марпл потолковали немного о «добром старом времени», хотя мисс Марпл, разумеется, росла и воспитывалась совсем в иных условиях, чем леди Селина, а потому их воспоминания касались главным образом лишь нескольких лет, когда леди Селина, оставшаяся вдовой с весьма ограниченными средствами, сняла в Сент–Мэри–Мид маленький домик и жила там до тех пор, пока не кончился срок пребывания ее второго сына на расположенном по соседству аэродроме.

— Вы всегда останавливаетесь в этом отеле, Джейн? Странно, я вас тут никогда прежде не видела.

Глава 3

— Могу ли я попросить.., полковника Ласкома? Дама в лиловой шляпке подошла к стойке администратора. Мисс Гориндж приветливо улыбнулась, мальчик–лифтер был немедленно послан за полковником, но надобность в этом отпала — полковник Ласком собственной персоной уже входил в холл и быстро приблизился к администратору.

— Здравствуйте, миссис Карпентер! — Он вежливо пожал руку даме в лиловой шляпке, затем повернулся к девушке:

— Эльвира, дорогая моя! — Он нежно взял обе ее руки в свои. — Так–так, очень хорошо. Превосходно, просто превосходно. Давайте–ка сядем. — Он повел их к креслам, усадил. — Да–да, — повторял он, — очень хорошо.

Полковник был явно смущен. Не мог же он бесконечно твердить, что все очень хорошо? Дамы не спешили ему помочь. Эльвира мило улыбнулась. Миссис Карпентер с легким, ничего не значащим смешком, расправляла свои перчатки.

— Как прошло путешествие?

Глава 4

В Скотленд–Ярде шло закрытое совещание. Носило оно неофициальный характер. Вокруг стола в непринужденных позах сидели шесть или семь человек, каждый из которых был в своей области фигурой весьма значительной. Внимание всех этих стражей порядка занимала проблема чрезвычайной важности, масштаб которой в последнее время приобрел угрожающий характер. Речь шла о цепи остающихся безнаказанными преступлений, что, естественно, вызывало сильнейшее беспокойство. Ограбления банков, нападения на инкассаторов, кражи ценных почтовых отправлений, хищения в поездах. Чья–то беспощадная и невидимая рука наносила эти удары едва ли не каждый месяц.

Председательствовал сэр Рональд Грейвс, заместитель начальника Скотленд–Ярда; по привычке он больше слушал, чем говорил сам. Официальных докладов на сей раз не было. А были просто консультации на высшем уровне: обмен мнениями и информацией, обсуждение накопившихся вопросов. Сэр Рональд Грейвс медленно обвел глазами всех присутствующих и кивнул человеку, сидевшему на другом конце стола.

— Ну–ка, Дед, — сказал он, — поделитесь с нами вашими простенькими, но мудрыми соображениями!

Дедом звали старшего инспектора Фреда Дэви. В ближайшее время он собирался выйти на пенсию, да и выглядел много старше своих лет, потому и прозван был Дедом. Физиономия его внушала симпатию, и вообще он производил впечатление человека мягкого и добросердечного, что и вводило в заблуждение многих преступников, так как на деле Дэви был вовсе не столь прост и добродушен.

— Да уж, Дед, расскажите! — добавил другой старший инспектор.

Глава 5

Мисс Марпл проснулась рано, ибо она всегда просыпалась рано. Постель пришлась ей по вкусу, спать было удобно.

Она подошла к окну и подняла занавеску, впустив в комнату белесый свет лондонского утра. Включать электричество она не собиралась. Отменный ей дали номер и совершенно в стиле отеля «Бертрам». Обои с розанами, большой, хорошо отполированный комод красного дерева, и под стать ему — туалетный столик. Два стула и кресло, сиденье которого оказалось не слишком низким. Одна из дверей вела в ванную комнату вполне современного типа, но оклеена она была обоями под кафель в розочку, что лишало это помещение его обычного мертвенно–стерильного вида.

Мисс Марпл решила еще немножко полежать в постели. Она взбила подушки, прислонила их к спинке кровати и взглянула на часы: половина седьмого. Она взяла Библию, с которой не расставалась даже в поездах, и полулежа прочитала полторы страницы — свою обычную норму. Затем мисс Марпл взялась за вязанье. Поначалу работа не спорилась, так как скованные ревматизмом пальцы плохо слушались по утрам, но затем дело пошло на лад и ощущение скованности пропало.

«Вот и новый день пришел, — сказала себе мисс Марпл, радостно встречавшая каждое утро. — Новый день. А кто знает, что этот день принесет?»

Она отложила вязанье, устроилась поудобнее и стала лениво перебирать обрывки мыслей, проносящихся в голове. Селина Хейзи… Какой прелестный домик был у нее в Сент–Мэри–Мид, а теперь новый владелец испортил дом, покрыв его безобразной зеленой крышей. Горячие плюшки… Пожалуй, слишком много в них масла, но зато как вкусно… Подумать только, здесь подают тминный кекс!.. Но могла ли она надеяться, что отель «Бертрам» остался точно таким, каким был когда–то… Ведь как хотите, а время на месте не стоит. Остановить его можно, лишь истратив уйму денег… Ни единого кусочка синтетики или пластмассы! Надо полагать, им удается покрывать свои расходы. Ностальгия по прошлому привлекает сюда многих и многих. Забавно, до чего нынче всем по душе старомодные розы и настоящий, без примесей и подделок, чай… Есть в отеле нечто театральное… Что, впрочем, естественно…» Ведь минуло пятьдесят.., нет, почти шестьдесят, с тех пор как она, мисс Марпл, не была здесь. А потому отель кажется ей театральным — она уже привыкла жить в ином времени… Нет–нет, тут явно возникают весьма забавные вещи… Атмосфера, люди…

Сирил Хейр

Чисто английское убийство

I

Дворецкий и профессор

Уорбек–холл слывет самым древним жилым зданием в Маркшире. Помещение фамильного архива в северо–восточном крыле, вероятно, самая древняя его часть и, уж во всяком случае, самая холодная. Д–р Венцеслав Ботвинк, д–р философии Гейдельбергского университета, почетный д–р литературы Оксфордского, внештатный профессор новейшей истории в Пражском университете, член–корреспондент полудюжины научных обществ от Лейдена до Чикаго, сидел, склонившись над грудой выцветших рукописей, время от времени прерывая чтение, чтобы угловатым иностранным почерком выписать из них несколько строк, и чувствовал, как холод пронизывает сто до костей. Он привык к холоду. Холодно было в его студенческом обиталище в Гейдельберге, еще холоднее в Праге в зиму 1917 года, а холоднее всего в концентрационном лагере в Третьем рейхе. Профессор сознавал, что зябнет, но, пока закоченевшие пальцы могли еще держать перо, он не позволял холоду нарушать свою обычную сосредоточенность. Холод для него был не больше, чем утомительной обстановкой работы. Что ему действительно мешало и что раздражало его — это варварский почерк третьего виконта Уорбека, которым тот испещрял интимные письма, написанные ему лордом Бьютом в первые три года царствования Георга III. Ох уж эти маргиналии

[55]

! Эти корявые, недописанные вставки между строчками! У д–ра Ботвинка зрела личная обида на этого аристократа восемнадцатого века. Человек, который являлся адресатом таких важных сообщений, а следовательно, и хранителем государственных тайн такой неизмеримой ценности для последующих поколений, должен был бы, кажется, иметь достаточно чувства ответственности перед потомством, чтобы сохранить все это в неприкосновенности, а он предпочел драгоценнейшие сообщения излагать неразборчивыми каракулями — вот что было несносно! Всецело по вине третьего виконта Уорбека исследование документов рода Уорбеков заняло вдвое больше времени, чем он предполагал. А для стареющего ученого, здоровье которого уже не прежнее, время так дорого! На совести виконта останется, если работа, которой предстояло показать, как эволюционировала английская конституция в период 1750–1784 годов, будет не закончена из–за смерти ее автора. Бессильно негодуя, д–р Ботвинк смотрел на лежащие перед ним загадочные каракули и через пропасть двух столетий вполголоса ругал виконта Уорбека и клял его плохо очиненное гусиное перо.

Раздался деликатный стук в дверь, и, не ожидая ответа, вошел слуга. Это был коренастый пожилой человек с бесстрастным лицом и выражением готовности, столь частым у дворецких из хорошего дома.

— Я принес вам чай, сэр, — сказал он, поставив поднос на круглый стол.

— Спасибо, Бриггс, — ответил д–р Ботвинк. — Очень любезно с вашей стороны, но, право, не стоило беспокоиться.

— Никакого беспокойства, сэр. Я сам пью чай в эти часы, а мне из буфетной — сюда рукой подать: один пролет.

II

Гости

Сэр Джулиус Уорбек дал поправить меховую полость у себя на коленях, обменялся последними словами со своим секретарем и устало откинулся на подушки. Машина выехала с Даунинг–стрит

[58]

. На сиденье рядом с ним лежал служебный портфель с последним докладом о жизненно важных переговорах, которые велись в этот момент в Вашингтоне с правительством Соединенных Штатов по делам министерства финансов. Доклад должен был занять сэра Джулиуса в течение двух часов езды до Уорбек–холла, чтобы ни одна минута драгоценного служебного времени министра финансов не пропала даром; но машина уже успела пробраться сквозь туман центрального Лондона и выехать на магистраль, прежде чем сэр Джулиус протянул руку к портфелю.

Он положил его на колени, отпер и принялся изучать листки, покрытые густой машинописью. Блестяще написанный доклад, подумал он, как и следовало ждать от Карстерса. Он почувствовал легкую гордость, вспомнив, что первым открыл Карстерса. Десять лет назад немногие могли предвидеть, какого положения достигнет этот молодой человек, и сэр Джулиус, который обычно любил воздать себе должное за свои собственные заслуги, и на этот раз не преминул полностью воздать себе должное за то, что он один из этих немногих.

Серые облака, предвещающие снег, затянули зимнее небо, и цифры начали двоиться перед усталыми глазами министра. Он обрадовался поводу положить недочитанный доклад обратно в портфель и опять откинулся на сиденье. Карстерс! Это имя вновь всплыло перед ним, вызвав на этот раз легкое раздражение. Да, этот молодой человек, несомненно, проделал большой путь и пойдет еще дальше. Не один хорошо осведомленный журналист говорил о нем как о будущем министре финансов, и сэр Джулиус с реализмом опытного политика признавался, что никто не вечен и что он должен быть благодарен, если имеются такие надежные плечи, готовые принять на себя ношу, когда для него придет время сложить ее с себя. (Но непохоже было, чтоб это время наступило скоро, что бы там некоторые, включая Карстерса, ни склонны были думать!) Однако сам перед собой он должен был признать, что в глубине души недолюбливает этого блестящего молодого коллегу. Было что–то в этом человеке при всем его несомненном обаянии и таланте, отчего он казался не совсем… В голове у него мелькнули ужасные слова: «не совсем из нашего круга». Он прогнал эти слова с содроганием. Нет, так не годится! Аллан Карстерс — превосходный молодой человек. Не вина его, наоборот — заслуга, если он сделал карьеру, имея от рождения так мало преимуществ… Вспомнив свое привилегированное происхождение, сэр Джулиус мысленно пробежался по этапам карьеры Карстерса. Начальная школа, стипендия, Лондонское экономическое училище, удачная женитьба — да, очень удачная женитьба, подумал сэр Джулиус. Если б его не воодушевляла эта энергичная, честолюбивая женщина, добился ли бы он чего–нибудь при всем своем уме? Брат ему говорил, что миссис Карстерс должна быть в Уорбек–холле. «Не забыть бы сказать ей что–нибудь любезное о ее муже», — напомнил сэр Джулиус сам себе. Ему всегда нелегко давалось быть любезным с миссис Карстерс. У нее была привычка принижать всех политических деятелей, за исключением своего обожаемого Аллана. А сэр Джулиус не находил ничего приятного в том, чтобы его принижали.

Некоторое время он сидел, глядя перед собой отсутствующим взором. За стеклом виднелись окаменелые спины двух молчаливых людей, сидевших впереди. Их неподвижность и безразличие, даже по отношению друг к другу, злили его. Почему служебное положение всегда побуждает людей превращаться в автоматы? Сэр Джулиус любил думать о себе как о человеке сердечном, дружелюбном, сознающем, правда — что вполне естественно, — свое положение и свои права, но в определенных границах, простом и доступном. Однако сколько он ни старался, ему никак не удавалось установить надлежащих отношений с этими двумя. Видно, что–то с ними не так. Холли, шофер, был еще туда–сюда. Его семья жила недалеко от Маркхэмптона, и сэр Джулиус не без труда уговорил его поехать с машиной на Рождество к себе домой и заехать за ним в Уорбек–холл после праздников. Шофер по крайней мере высказал некоторую благодарность, хотя и не такую, какую следовало ждать. Зато другой сыщик, приставленный к нему Особым отделом Скотланд–Ярда, — Роджерс, — тут у него руки опускались. Иногда сэр Джулиус даже начинал сомневаться, есть ли в Роджерсе хоть что–нибудь человеческое. В последние три месяца этот человек следовал за ним как тень, и тем не менее сэр Джулиус знал его не лучше, чем вначале. Этот малый был спокоен, вежлив, отвечал, когда к нему обращались, и все тут. Без сомнения, сэр Джулиус должен был считать, что ему крупно повезло, раз у Роджерса не имелось никаких подчеркнуто неприятных качеств, не то что у его ужасного предшественника, который непрерывно сопел, но сэр Джулиус все равно был недоволен. Удручающе подолгу находиться в обществе человека, на которого не можешь произвести никакого впечатления. Вот в чем — если б только он сам мог это понять! — крылся корень зла. Сэр Джулиус, человек общительный и тщеславный, сделал карьеру благодаря тому, что умел произвести на людей впечатление. А жестокая судьба дала ему в охранники человека, на которого теплые лучи его личности оказывали действие не большее, чем если б это было холодное сияние луны.

К этому времени в стекло начали ударяться отдельные хлопья снега, и «дворник» с регулярностью метронома защелкал взад и вперед по стеклу. Машина свернула с главного шоссе на дорогу, которая, несмотря на надвигающиеся сумерки, казалась все более и более знакомой пожилому человеку, сидевшему в машине. По мере того как уходили мили, дорога чуть не превращалась в часть его самого, как это бывает только с местами, которые знаешь и любишь с детства. Потому что это не была больше дорога из Лондона в Маркшир; это была дорога в Уорбек–холл. И в дороге нечто весьма странное произошло с достопочтенным сэром Джулиусом Уорбеком, членом парламента, министром финансов в самом передовом социалистическом правительстве Западной Европы. Ему опять было пятнадцать лет, он ехал из Итона провести рождественские праздники у дяди; и в то время как одно памятное место сменяло другое, он опять переживал удивительный сплав чувств — гордость тем, что он принадлежит к одному из стариннейших семейств Англии, и зависть к своему двоюродному брату — наследнику всего великолепия этих прелестных мест. Когда машина замедлила ход, переезжая горбатый мост над ручьем, отделявшим деревню Уорбек от поместья, он почувствовал, что и сейчас, через сорок лет, проклинает судьбу, сделавшую его отца младшим сыном в семье и лишившую его, сэра Джулиуса, положения, которое он занимал бы с таким достоинством и изяществом.

III

Отец и сын

Снег пошел по–настоящему только с наступлением темноты, но, раз начавшись, валил все сильнее и сильнее до самого утра. Лорд Уорбек, очнувшись от полусна, каким спят больные старики, увидел из окна, как газоны, цветник, и парк, и маркширские дюны вдалеке — все это одинаково побелело, скрылись мелкие детали пейзажа, очертания сгладились и расплылись от укутавшего их снега. В такую погоду для всех, кто лежал на этой кровати, с тех пор как Капабилити Браун почти двести лет назад разбил парк на новый манер, окрестности выглядели бы совершенно так же, думал он. Все следы заброшенности и запустения последних лет исчезли. Подъездная аллея опять лежала ровная и прямая между окаймлившими ее подстриженными липами. Поверхность лужайки для игры в шары казалась гладкой и укатанной, какой она была тогда, когда единственную обязанность здорового парня составляло содержать ее в порядке. Конечно, все это иллюзия. Дня через два снег растает, и вылезет на свет божий все: и бугры, и ямы, и бурьян, подумал он угрюмо, с полдюжины труб потекут в этом громоздком старом доме, и ему опять придется изворачиваться изо всех сил, доставая деньги на починку. Не беда! Рано состарившемуся, больному человеку приятно было тешиться иллюзией, тем более что он видел снег, быть может, в последний раз.

Когда Бриггс подал ему завтрак, он сказал:

— После обеда я встану, Бриггс.

— Хорошо, милорд.

— Тогда вы поможете мне сойти в библиотеку. Я выпью чай там с гостями.

IV

Чай на шесть персон

Казалось, всю комнату вдруг заполнили женщины. В спокойную мужскую атмосферу библиотеки, пропахшую дымом горящих поленьев и запахом старых кожаных переплетов, проникла новая беспокойная стихия, — дамские духи и голоса. Роберт почувствовал, что они с отцом оказались в ничтожном меньшинстве. Никак не укладывалось в голове, что на самом деле здесь были всего две женщины и к тому же одна из них вполне тихая. Но недостаток самоуверенности у нее более чем искупался ее спутницей.

Когда о миссис Карстерс говорили ее друзья, в ее характеристику непременно вкрадывалась фраза о том, что она сама «всем заправляет, заправляла и будет заправлять», и именно эту фразу подхватывали и менее дружественно настроенные комментаторы. Эту характеристику, несомненно, подтверждало ее нашествие на библиотеку лорда Уорбека. Миссис Карстерс заняла ее, как оккупирующая армия, которая ведет огонь направо и налево и повергает жителей в состояние остолбенения.

— Дорогой лорд Уорбек! — воскликнула она, врываясь в комнату. — Как чудесно опять оказаться в милом старом доме! Как мило с вашей стороны, что вы не забыли меня пригласить, в особенности теперь, когда вам так плохо… Но теперь вам лучше, не правда ли? Я получала такие плохие известия о вас, что одно время я положительно встревожилась. Когда я получила ваше письмо с приглашением, я сначала просто глазам своим не могла поверить, но мне надо бы помнить, что вы никогда не забываете старых друзей, даже если наши пути уже столько лет как разошлись. А, Роберт, голубчик, как поживаете? С первого взгляда видно, что у вас все в порядке. Боже мой, боюсь, что наши пути разошлись начисто. Не беда, мы постараемся позабыть больные вопросы ради Рождества, правда ведь? Я всегда считала, что Рождество существует не только для воспоминаний, но и для забвения. Ах, дайте мне сесть поближе да поуютнее к огню и оттаять. Я совершенно замерзла!

В какой–то момент лорду Уорбеку удалось вклинить в этот монолог вопрос о том, как она доехала.

— Ужасно, ужасно! Если бы меня не ждал впереди дорогой мой Уорбек–холл, не знаю, как бы я это перенесла. Поезд, конечно, опоздал, а в нем такой холодище! Мне было показалось, что мы вернулись к старым недобрым дням до национализации… но я думаю, что в те дни мы бы просто–напросто не добрались! А потом эта кошмарная поездка со станции. На Телеграфном холме снегу намело столько, что не знаю, как мы проехали. К счастью, шофер оказался расторопным парнем, у него были с собой цепи, и он…

V

Роберт запутался

Роберт закрыл за собой дверь библиотеки и вышел в коридор со вздохом облегчения. Чтобы попасть в помещение для слуг, ему надо было повернуть налево, но вместо этого после минутного колебания он пошел в обратную сторону. Не сделав и нескольких шагов, он остановился в изумлении. В углу коридора, у стены, стоял человек, по–видимому, всерьез занятый созерцанием портрета шестого лорда Уорбека в охотничьем костюме, верхом на коне, со сворой мидмаркширских гончих. Одетый в аккуратный костюм из серого твида, незнакомец, несмотря на свой большой рост, ухитрялся казаться незаметным. По–видимому, он чувствовал себя совершенно свободно и при приближении Роберта посторонился с видом человека, уверенного, что его присутствие здесь вполне в порядке вещей.

Роберт был не в таком настроении, чтобы считать чье–то присутствие в порядке вещей. Он чувствовал, что Рождество в Уорбек–холле преподносит ему один неприятный сюрприз за другим. При виде еще одного неизвестного ему гостя он почувствовал, что чаша его терпения переполнилась.

— Кто вы такой, черт возьми? — спросил он воинственно.

— Меня зовут Роджерс, сэр, — ответил верзила учтиво. Голос его звучал как–то безлично, словно исходил из хорошо налаженной машины.

— Зачем вы тут околачиваетесь?