Эллери Квин полеживал в кожаном кресле перед эркерным окном, скрестив на столике с пишущей машинкой ноги в мексиканских плетеных сандалиях гуарачо, с десятидюймовым стаканом из матового стекла в руке, с мертвецом неподалеку. Выпивая, пристально разглядывал покойника и не составил особого представления. Впрочем, это его не заботило. Расследование на начальной стации, у трупа необычные габариты, а ром утешает.

Последовал очередной глоток.

Любопытное дело. Жертва до сих пор подергивается, даже отсюда видны признаки жизни. В Нью-Йорке предупреждали, что это иллюзия, рефлексы после скоропостижной кончины. Уверяли: не поверите, но уже началось разложение, что подтвердит любой, кто способен отличить репей от камелии. Он отнесся к этому скептически. Знал мертвеца в его лучшие дни — потрясающий парень, мечта каждой женщины, веселый предмет проклятий и страсти. Трудно поверить в возможность оборвать столь бурную жизнь.

И на месте преступления — вернее, над ним, поскольку снятый домик стоит высоко над городом, птичьим гнездом примостившись на конце сучка верхней ветви горного хребта, — остаются сомнения. Вон он лежит под тонким покрывалом смога, слегка шевелится, а все уверяют, что мертв.

Прекрасный Голливуд.

Старательно отредактированные ремарки мисс Хилл совершенно не подготовили Эллери к встрече с Делией Прайам. Сквозь единственно доступные окна — прищуренные глаза юной Лорел — он видел в муже Делии напыщенного старикашку-тирана, самоуверенного калеку, железными когтями держащего в руках свой курятник, из чего следовало, что жена его представляет собой прячущуюся по углам серенькую наседку, ничтожную нервную глупую старую курицу…

Но стоявшая в дверях женщина нисколько не походила на беспомощную клушку, которую можно ощипать, зажарить, съесть и забыть. Делия Прайам принадлежала совсем к другому виду животного царства, гораздо выше рангом, и у любого встала бы комом в горле.

Она оказалась настолько моложе мысленного представления, что Эллери лишь значительно позже разгадал обыкновенный фокус, легкий магический трюк, который она исполняла столь же профессионально, как держала грудь. Со временем ему стало известно, что ей сорок четыре, но это фактически означало не больше — перед глазами вспыхнули цифры, — чем хронологический возраст Айеши. Чепуховая романтическая метафора не выходила из головы. Он даже возмутился бы, осознав, что в мечтах воображает себя героем своей юности Аланом Куотермейном,

[8]

которому выпала честь стать свидетелем бессмертного стриптиза Повелительницы за завесой живого огня. Чистейшее мальчишество. Эллери сам себе удивлялся. Однако вот она стоит, блещет; нужна только фантазия, в которой у него не было недостатка, чтоб добавить сбрасываемые покрывала.

Делия Прайам — дичь крупная, видно с первого взгляда. Дверной проем обрамлял женщину идеальных пропорций в темно-желтой крестьянской блузе, набивной юбке смелой расцветки. Густые черные волосы гладко зачесаны на одну сторону на полинезийский манер, в ушах простые широкие золотые колечки. Голова, плечи, грудь, бедра — не поймешь, что лучше. Не столько позирует, сколько создает особую атмосферу необычайной сдержанности, настороженности и тревоги.

Некрасивая по голливудским стандартам — глаза слишком светлые, слишком глубоко посаженные, брови слишком широкие, губы слишком полные, цвет лица слишком яркий, фигура слишком героическая. Но восхищает именно чрезмерность — тропическая, влажная, блистательная, спокойная, победительная. С первым взглядом на нее как будто входишь в джунгли. Она возбуждает, взывает к каждому чувству, в ней все открыто, прелестно, опасно. Хочется услышать голос — сонное рычание из чащи.

Когда они вышли из дому, Лорел вежливо спросила:

— Контракт подписан, Эллери? Если да — с кем из нас? Или это неуместный вопрос и вообще меня не касается?

— Никакого контракта, — осторожно ответил он. — Не подписано никакого контракта, Лорел. Я просто хочу осмотреться.

— Разумеется, начав с дома Прайама.

— Да.

Голый мужчина исчез. Эллери проламывался сквозь фруктовые и ореховые деревья, чувствуя себя Робинзоном Крузо. Исиро глазел на него с мощеного дворика вместе с плотным коренастым типом с цветущей физиономией, в шоферской фуражке, с бакалейным пакетом в руках.

На краю фруктового сада обнаружился расплющенный след огромной ступни с глубоко вдавленными пальцами, судя по всему, прыгнувшего или бежавшего к лесу человека. Он бросился в кусты и сразу выскочил на извилистую опрятную тропинку среди деревьев и поросли, по которой прогуливались многочисленные обнаженные субъекты.

— Молодец, растворился в толпе, — пропыхтел Эллери. В лесу было жарко, он вскоре почувствовал жажду, усталость, уныние.

Тропка бесцеремонно кончилась посередине поляны. Следов больше не было. До ствола ближайшего дерева — чудовища, похожего на старый дуб, — несколько ярдов. Никаких лиан.

Он огляделся, вывернув шею, посмотрел вверх. Гигантские ветви, нижняя из которых находилась футах в тридцати над землей, накрывали поляну плотной завесой из резных листочков.

На следующее утро Эллери позвонил в лос-анджелесское полицейское управление, попросив соединить его с дежурным из отдела по связям с общественностью.

— Сержант Лордетти.

— Сержант, это Эллери Квин… Здравствуйте. Я приехал писать роман о Голливуде… ах, слышали… нет, не могу заставить газеты поверить, честно сказать, и попытки оставил. Для книги мне требуется консультация специалиста, сержант. Не сможет ли кто-нибудь, скажем, из голливудского отделения уделить мне пару часов? Какой-нибудь тертый калач, опытный следователь по делам об убийстве, который частенько сидит в отделении, куда ему можно позванивать время от времени?.. Публичное разоблачение? И вы тоже купились — ха-ха! Я — сын копа? Нет-нет, сержант, поверьте, ничего подобного… Как? Китc? Большое спасибо. Вовсе нет. Если пожелаете напечатать заметку, пожалуйста.

Эллери связался с голливудским отделением на Уилкокс за бульваром Сансет, попросив к телефону лейтенанта Китса. Ему сообщили, что лейтенант говорит по другому аппарату, поэтому он оставил свой номер, попросив, чтобы тот перезвонил, как освободится.

Через двадцать минут к дому подкатила машина, откуда вышел худой высокий мужчина в удобном деловом костюме, позвонил в дверь, с интересом оглядывая крошечный садик. Эллери, прячась за шторой, пришел к выводу, что это не поставщик — руки пустые, в любопытном взгляде искрится веселье. Может быть, репортер, хотя для репортера слишком хорошо одет. Похож на спортивного комментатора или летчика-ветерана, свободного от полетов.