Как был покорен Запад

Ламур Луис

Часть первая. РЕКИ

Глава первая

Лайнус Ролингз наткнулся на след военного отряда ютов

note 1

, когда после восхода солнца не прошло еще и часа. Высокие обрывы сужающейся долины Рио-Гранде отрезали все пути отхода, и Лайнус понял, что попал в переплет.

Ситуация была далеко не нова, поэтому он терпеливо ждал в рябой тени осинника. Конь под ним был соловый, с темной полосой вдоль спины. Сзади были привязаны в поводу три вьючных лошади, нагруженные пушниной, которую он добыл за зиму, а впереди расстилался горный склон, яркий от первой, робкой весенней зелени.

Ничто на склоне не шевелилось, да и в долине внизу… только трепетали листья осин. Но Лайнус давно уже приучился не верить в индейской стране внешнему виду вещей — и не двигался с места.

На фоне осинника он был невидим, пока не двигался, потому что его одежда, лошади, их поклажа — все было нейтрального цвета и полностью сливалось с окружающим пейзажем.

Глаза Лайнуса методично обшаривали склон, прочесывали от одного края до другого, останавливаясь на каждом кустике, дереве, скальном выходе, примечая каждое изменение цвета травы.

Глава вторая

Ева Прескотт стояла одна, на несколько шагов позади своей семьи, и разглядывала суда, теснящиеся на реке Гудзон и на Эри-канале. Берег был завален высокими штабелями тюков, корзин и бочек, разных товаров и домашних вещей — все это ожидало отправки на Запад. Ничто из прежней жизни на ферме или в крохотной соседней деревушке не напоминало ей подобное зрелище.

Крупные, просто одетые мужчины толкались вокруг, орали, добродушно бранились — грузили или разгружали суда и фургоны. Мимо громыхали огромные повозки, запряженные такими большими лошадьми, каких она в жизни не видела — это были першероны и клейдесдальские тяжеловозы. С реки доносились пронзительные свистки, звон колоколов, шипение выпускаемого пара.

Вокруг Прескоттов толпились другие эмигранты, такие же, как они сами, топтались возле своего багажа и сложенной одежды, ожидая, пока их вызовут грузиться на баржу, отправляющуюся по каналу. Они тоже оборвали все связи, бросили позади все знакомое и привычное и отважились двинуться на новые и пугающие земли.

Оглядываясь вокруг, она видела мужчин, похожих на ее отца; они громко разговаривали о стране Огайо, о том, как будут занимать новую землю, о новых возможностях, о черноземе, ливнях и диких животных, на которых они будут охотиться. Они говорили громко, чтобы скрыть смятение и тревогу; конечно, одно дело болтать о рискованной затее, строить планы — тут сколько хочешь простора для восторгов, горячности, предположений, но вот по-настоящему начинать новую жизнь, забрать семью и шагнуть в полную неизвестность, как все люди здесь, — это дело совсем другое.

Раньше они были смелее, и Ева, зная таких людей, не сомневалась, что смелость к ним вернется… но теперь они опасались точно так же, как она…

Глава третья

Ева Прескотт выпрямилась над костром и отвела с лица прядь волос. Лицо у нее разгорелось от огня, она немного постояла, прислушиваясь, как булькает в котелке.

Над ней вздымались высокие деревья, черные, чернее ночного неба, даже неба без звезд. Это были древние, массивные деревья… отец, Сэм и Зик едва смогли втроем обхватить самое маленькое из них.

Ветер шевелился в ветвях, ласково потрескивал огонь… под речным берегом, ярдах в двадцати от костра, таинственно журчала вода.

Веселье и легкомысленные разговоры, которые она слышала на Эри-канале, остались далеко позади. Они сошли с баржи у горловины канала в Буффало и за Два доллара купили разбитую двухколесную тачку, куда поместилось все их добро. На себе они толкали ее и тащили почти триста миль, а здесь построили плоты — Прескотты сколотили плот для себя, а Харви, которые путешествовали вместе с ними — второй.

Сейчас оба плота привязаны к деревьям у берега, а утром они двинутся дальше, будут весь день спускаться вниз по реке… она просто бесконечная. Какая непривычная жизнь, путешествие это… Каждый день полон забот, и в дороге они не думали ни о чем, кроме нынешнего дня… А все остальное было забыто до тех пор, пока не закончится путешествие…

Глава четвертая

За час до рассвета было тихо и холодно. Зебулон Прескотт осторожно выбрался из-под одеяла, так, чтобы не разбудить Ребекку. Он сделал это с ловкостью, выработанной за многие годы, потому что привычка вставать рано глубоко въелась в его натуру. А жене нужно отдыхать… путешествие для нее — тяжкий труд, как си ни пытается облегчить ей этот труд…

В штанах и нижней сорочке, со спущенными помочами он направился к реке с жестяным тазиком для умывания в руках. Оба плота были на месте, как и положено, но каноэ исчезло. Он прошел по плоту, наклонился, чтобы зачерпнуть тазиком воды, и замер — его поразила неожиданная мысль.

— Ева! — крикнул он и выпрямился. В голосе его смешались страх и изумление. Он посмотрел в сторону навеса, где спали девочки. — Ева?..

Из-под одеял вынырнули головы, Харви сел, глядя на него. Сэм выпростал ноги из постели и принялся натягивать сапоги.

Зебулон выронил тазик и кинулся на берег, к навесу. Его охватил страх. Но тут Лилит откинула кусок брезента, который служил занавеской.

Глава пятая

Лесистый остров был неширок, берега его обглодала и отшлифовала река. На верхнем конце острова, чтобы бросалось в глаза людям, спускающимся по течению, была устроена примитивная пристань — простой настил из едва ободранных жердей, приподнятый едва на пару футов над водой в крохотной бухточке. Над пристанью приколочена к столбу доска с надписью:

«МАГАЗИН БЕДЛОУ — ЧЕГО ВАМ НЕДОСТАЕТ? ПИТТСБУРГСКИЕ ЦЕНЫ»

Чуть подальше от пристани, в конце ведущей от нее тропки, стояло бревенчатое сооружение под брезентовой крышей. Марти, тот, что играл на гармонике, остановился, опустил на землю тючок шкурок и вытер пот со лба.

«Хорошо бы, — подумал он, — чтоб папаша изобрел какой-нибудь способ полегче делать дело… вот только он здорово норовистый и упрямый. Может, так сказывается на человеке, если он едва-едва ускользнул от виселицы… но у папаши одно на уме — все время менять места, и все время в спешке».

Марти взвалил шкурки на плечо — и тут появился Хокинс.

Часть вторая. РАВНИНЫ

Глава седьмая

Клив Ван Вален остановился на углу и с отвращением поглядел на реку жидкой грязи, которая отделяла его от роскошного здания отеля «Плантатор», кичащегося двумястами пятнадцатью номерами и «самым большим бальным залом к западу от Аллеганских гор

note 23

».

Он вовсе не хотел оспаривать это утверждение. Единственное, чего он хотел — это перебраться через улицу, сохранив блеск элегантных башмаков парижской работы и не заляпав грязью красивый костюм из тонкого сукна, сшитый на заказ в Новом Орлеане.

Но вообще-то имелись у него проблемы и посерьезнее: Клив Ван Вален переживал полосу неудач за карточным столом и во всех прочих делах, а всякий опытный картежник знает, что любой человек окажется в проигрыше, если будет играть, когда ему необходимо выиграть.

Полоса невезения не была для него чем-то новым, потому что началась она, по сути дела, почти пятнадцать лет назад, когда его отец умер от сердечного приступа — а Клив тогда совершал гран-тур по Европе.

Добравшись домой так быстро, как позволило море, он обнаружил, что стервятники все-таки оказались быстрее: за этот промежуток времени состояние его отца таинственным образом испарилось. Едва достигший двадцати одного года, не имеющий никакого опыта в делах, выслушивал он многословные объяснения компаньонов отца — и знал, что они лгут… но они очень тщательно заметали следы.

Глава восьмая

Ночь, и дальнее зарево в небе… откуда, интересно? Над головой сияли звезды, где-то, не очень далеко, лаяла собака. И больше никаких звуков, только поскрипывало седло и цокали копыта лошади. Воздух был прохладный и, кажется, донесся запах реки.

Клив Ван Вален знал, что он трижды дурак. С чего вдруг он кинулся за этой девушкой, которая, может, вовсе и не появится здесь? Разве он не слышал, как она сказала, что не поедет в Калифорнию? Правда, когда законник упомянул про золото, она заинтересовалась… и он тоже.

Клив внимательно взглянул на себя, как бы со стороны, и то, что он увидел, ему вовсе не понравилось — зрелый мужчина, который провел четырнадцать, а то и пятнадцать лет своей жизни за карточным столом, кинулся вдруг искать девушку просто потому, что она получила в наследство золотоносный участок. И зачем? Затем, что надеялся жениться на ней и завладеть этим участком и тем, что он дает.

В его прошлом немного было такого, чем стоит гордиться, но и ничего такого, чего надо стыдиться; но если он действительно сделает то, что собрался… довольно постыдное дело он задумал. Если, впрочем, это дело вообще выгорит… вот тут-то и появляется сомнительная карта в его колоде — ведь Лилит не проявила к нему ни малейшего интереса.

Она посмотрела на него, увидела, в какой он компании, и с той самой минуты перестала замечать. Вот это его и грызло больше всего.

Глава девятая

Тени от пламени костров играли на белых покрышках фургонов, люди в лагере последовательно, как ритуал, выполняли дела, обычные для ночного привала, как будто разыгрывали какой-то странный, величавый балет, а видели это представление лишь звезды в небе. Неподалеку вода Голубой реки тихонько посмеивалась на камнях — это была уже Малая Голубая; кони в веревочном корале били копытами и пощипывали траву, насыщаясь перед трудами завтрашнего дня.

Клив Ван Вален оглядел тесный круг фургонов. Теперь они уже находились в индейской стране, и слышались разговоры о военных отрядах краснокожих. Эти слухи заставляли стягивать круг. фургонов все теснее по мере того, как нарастало ощущение опасности. Люди стали настороженными, ловили малейший шум или изменение в жужжании насекомых.

Были здесь, конечно, и такие, что посмеивались над разговорами о нападениях индейцев и не испытывали страха. Как видно, они подсознательно считали, что смерть может настичь кого-то другого, но уж никак не их. Они еще не осознали, что смерть беспристрастна.

Клив тщательно стер пыль с револьвера, почистил ствол, пустил каплю масла в механизм. Потом проверил заряды в трех запасных барабанах, которые он носил с собой. Это была разумная предосторожность, — считал он. В спешке не так просто перезарядить капсюльный пистолет, когда в каждый ствол надо заложить по отдельности капсюль, заряд пороха и пулю; куда проще сменить весь многоствольный барабан — это можно сделать даже в седле, на полном скаку. Он проверял последнюю обойму, когда услышал чьи-то шаги.

Это был Морган. Он кивнул на револьвер.

Глава десятая

На западе лежала светлая земля, на западе звучали волшебные имена и названия, которые они слышали в рассказах и песнях, слова, которые обозначали собой дикий край, которые обозначали индейцев, которые обозначали опасность, обещание и надежду. Одно такое слово было Платт, «мелкая вода», другое — Аш-Холоу, Лощина Праха.

Чимни-Рок — Скала-Дымоход… Хорс-Крик — Конская речка… Скотсблафф — Шотландский обрыв… Форт-Ларами… Биттер-крик — Горькая речка… Суитуотер — Сладкая Вода, Саут-Пасс — Южный перевал, Форт-Бриджер, река Гумбольдт, Лоусонэ-Медоуз — Лоусоновы, Луга… Форти-Майл-Хауз — Дом на Сороковой миле… День за днем, в солнце, в дождь и ветер катились фургоны на запад, их тяжелые колеса на неровной дороге вытряхивали странную музыку из деревянных частей и груза.

Теперь Клив Ван Вален уже редко правил фургоном. Обе девушки справлялись с этим, а он был нужен, чтобы разведывать тропу, искать воду, траву, топливо, следить за индейцами, добывать мясо. Морган все больше и больше полагался на него, забыв вражду ради потребностей каравана.

Клив въехал на вершину холма, где ветер колыхал под солнцем высокие травы, снял шляпу и вытер изнутри пот. Волосы за это время сильно отросли и развевались вокруг ушей. Прищурив глаза, он всматривался в даль, обдумывая положение вещей и свое место в сложившейся ситуации.

Не только Морган изменил отношение к нему — он и сам теперь смотрел на вещи иначе; изменились не только его взгляды, изменилась и наружность. За эти дни, проведенные в седле, он загорел и обветрился. Он рубил дрова, погонял мулов, вытаскивал колеса фургона из грязи и песка, напрягал физические силы до такой степени, как никогда в жизни.

Глава одиннадцатая

Каньон Раббитс-Фут, то есть Кроличья Лапка, известный всем и каждому просто как «Кролик», представлял собой неровную рану в теле горы, как будто разорванной пополам чудовищным землетрясением. Он глубоко врезался в скальный массив. Отвесные склоны поднимались от ручейка на дне до края обрыва больше чем на тысячу футов.

В том месте, где каньон немного расширялся, вдоль быстрого мелкого ручейка лепились несколько сложенных из камня домиков, хижин из горбыля и простых землянок, где укрывались золотоискатели, когда не копались в песке, не промывали его в лотках и не чистили промывочные желоба.

То здесь, то там какой-нибудь старатель отводил воду из ручья к своему желобу, чтобы промывать набросанные лопатой кучи песка и гравия — после промывки в канавках на дне желоба оставалось золото.

Дорога, если можно ее так назвать, прихотливо вилась среди хижин, вдоль ручья, поднималась на высокую террасу и спускалась обратно к самой воде.

Клив Ван Вален и Лилит осторожно прокладывали себе путь среди работающих людей. Несколько раз то его, то ее окликали старые знакомые, и работа на время замирала. Женщины тут вообще появлялись нечасто, а такие женщины, как Лилит, были редкостью во все времена. Мужчины бросали работу, чтобы поглазеть на нее, прикрывая рукой глаза от солнца.