Огромная чаша небес, опрокинутая над Равнинами, набухла закатной кровью. Солнце уже скрылось за Гранью Мира, но луна еще не взошла, и лишь одинокая алая звезда скалывала плащ сгущающихся сумерек.

По сухим склонам скакала группа примерно из двадцати человек — охотники, но не с Равнин. Они подгоняли своих чистокровных скакунов, часть которых была запряжена в легкие охотничьи колесницы, похожие на заравийские. Но они не были заравийцами. Их поведение дышало той особой исключительной самоуверенностью, которая выдавала в них чужаков куда вернее, чем даже их черные волосы и загар цвета темной бронзы. Но определеннее всего на опасность указывали насечки на их чешуйчатых латах — это были дорфарианцы, драконы, среди которых был и Верховный король.

Редон, король Дорфара, Повелитель Гроз. Сей богоданный титул означал владычество над целым континентом Виса, этой планеты, на которую сейчас опускались сумерки. Король, властелин королей. Даже его охотничий шлем был увенчан Драконьим гребнем, и два змеиных глаза взирали из-под него на пульсирующую алую звезду.

Застис. Замкнутые жители Элира, привыкшие говорить обиняками, звали так пору свадеб. Но все было намного примитивнее и прозаичнее. Это было время сильнейших плотских желаний, торжества плоти, чей голос силен в каждом, но среди знати Дорфара не терпел прекословия ни в чем, — и в особенности этим отличался весь род Рарнаммона.

Взошла луна, красная от света звезды.

Дорфар, земля драконов. Дорфар — голова дракона, горы — его зубчатый гребень, озеро Иброн — его белый глаз, Корамвис — мыслящая жемчужина в центре, его сердце-мозг.

Город лежит у подножия высоких скал, точно гигантская девственно-белая птица в гнезде из огня. Старый город, разделенный надвое рекой, уходит корнями в самые дальние закоулки прошлого; как и Драконьи врата в Зарависсе, он отчасти является воспоминанием, материальным объектом, обремененным грузом легенд, древним пепелищем, куда сошли с небес боги Гроз, скрытые в утробах бледных драконов.

В полдень, в первый застианский месяц, над его сторожевыми башнями поднялись клубы жирного черного дыма, знака смерти, и Корамвис открыл ворота навстречу своему мертвому королю.

Покои Вал-Малы наполнял тусклый свет и дым от многочисленных курильниц. Треща, мерцали огоньки свечей, придворные дамы были одеты во все черное. По щекам девушки, проводившей их внутрь, струились нарисованные серебряные слезы.

Ломандра услышала голос, произносящий ее имя.

Она вгляделась в слабо освещенный коридор, который был пуст, и голос послышался снова — изнутри ее черепа.

Ашне'е.

Ломандра торопливо взбежала по мраморной лестнице башни, отдернула занавес и застыла. Девушка лежала на постели с белым, как всегда, лишенным выражения лицом, но Ломандра увидела расплывающееся по тонкой рубашке пятно крови.

— Началось? — хрипло от подкатившего к горлу страха вскрикнула Ломандра. — Ребенку еще не время.

В полночь город был разбужен зловещим заревом костров, мечущимися огнями факелов и тревожным боем колоколов Люди в черно-оранжевых ливреях Дворца Гроз мелькали во всех публичных местах Корамвиса, всадники галопом носились по улицам и переулкам, во всю мощь своих глоток выкрикивая воззвания, как будто наступил конец света.

Наступала ночь огня и террора.

Измена! Святотатство! Амнор, лорд-правитель Корамвиса, советник покойного Повелителя Гроз, навлек на себя немилость богов! Он привез в город степную ведьму, чьи злые чары погубили Редона, и сделал ее своей шлюхой. Это его ублюдок, а вовсе не законный наследник Повелителя Гроз, вырос в ее греховном теле.

Все было продумано безукоризненно. Нелепая гордыня дорфарианской черни, считающей себя, даже в пучине нищеты и бесправия, потомками богов, раздулась до болезненных размеров. На улицах не смолкали вопли, требующие убить Ашне'е, вогнав кол в ее лоно. Примерно то же самое происходило под воротами дворца Амнора, ибо толпа вообразила себя обманутой и получила право на отмщение.

Отряд солдат, шагавший во главе толпы, вломился во Дворец Мира, и топот тяжелых сапог грозно разносился по гулким коридорам. Двое из них подошли к комнате, где лежала девушка, и шагнули внутрь с некоторой нерешительностью — она же была колдуньей, она могла обратиться в анкиру, попробуй они прикоснуться к ней. Болтали, будто она сожрала собственного ребенка.

Жара уже схлынула до следующего года, небо отливало тусклой бронзой, когда с десяток селян отправились провожать Эраз в храм. Она лежала на погребальных носилках, очень белая и неподвижная, во всем похожая на любого другого покойника, за тем лишь исключением, что ее волосы все еще отливали желтым, ибо она была женщиной средних лет.

Спереди носилки держал охотник. Как и все они, за исключением одного, он казался совершенно бесстрастным. Ни один житель Степей не мог рассчитывать на долголетие, ведь здешняя жизнь была суровой и по большей части тщетной. Но молодой мужчина, сжимавший задние ручки носилок, неотрывно смотрел в мертвый лик, и его собственное лицо мучительно кривилось в попытках не заплакать.

Это все кусочки янтаря в ее ушах. Он так часто видел, как они поблескивают среди ее волос, — пожалуй, это было самое первое из его детских воспоминаний. Сейчас они невыносимо бередили его душу, а он не хотел проливать слезы на глазах у этих людей. Они редко плакали по своим мертвым — если вообще плакали, ибо лично он никогда этого не видел. Они не выказывали никаких эмоций: ни боли, ни горя, ни радости. Они. Он ощутил во рту застарелую горечь, поскольку, несмотря на то, что отчасти был одним из них, он все равно оставался для них посторонним, чужаком. Она понимала это, Эраз, его приемная мать, и дарила ему свою любовь, настолько демонстративную, насколько могла, и тщательно скрываемую от других нежность.

Они вошли в рощицу красных деревьев и направились к темному прямоугольнику храмовой двери. Появились два жреца. Они подплыли к носилкам, точно сотканные из тьмы призраки, и забрали их у охотника и молодого мужчины. Без единого ритуального слова жрецы понесли Эраз в темноту. Селяне немного постояли, не двигаясь с места, потом повернулись и медленно разошлись.

— Теперь она у Нее, Ральднор, — бросил один из охотников, проходя мимо.

Свое путешествие он начал с того, что повернулся спиной к Зарависсу. Теперь его снедало нетерпеливое желание пересечь границу страны висов, найти города, кипящие жизнью, и темноволосых женщин, похожих на его погибшую мать. Оно охватило его внезапно, он даже сам не понимал, почему — на следующий день после того, как он убил волка и освежевал его, лишив всей красоты.

Орвану понадобилось два дня, чтобы взять напрокат в городских предместьях повозку и двух зеебов. Рас с Ральднором принесли свертки пестрой ткани из дома Аниси — развалин дворца, где жила ее бабка. Там они оставили May, которая тут же начала вынюхивать крыс среди рухнувших колонн.

Старая женщина, похоже, отнеслась к Ральднору с подозрительностью. Она ухватила Раса за рукав и принялась о чем-то шептаться с ним. Лицо Ральднора запылало от гнева. Он пошел за Аниси в запущенный садик и поймал ее за руку.

— Поехали с нами в Зарависс.

— Нет. Я не могу оставить ее одну.

Металлические колонны изгибались, словно причудливые леденцы, из распахнутых железных ворот бил свет факелов. За ними темнела улица, окаймленная голыми деревьями, на которых диковинными цветами расцветал снег.

Взвизгнули колеса экипажа. Один из драконов протянул руку и сжал ее правую грудь.

— Как тебе нравится дворец Тханна Рашека, а, степная крошка?

Второй захохотал, повернув колесницу к временным казармам дорфарианцев. Копье с красным подсыхающим наконечником было прислонено к ограде. Ночь обещала быть очень забавной. Внезапно на дороге загорелись новые факелы, и прозвучал повелительный приказ остановиться. Солдат натянул поводья, его товарищ вполголоса выругался. Гвардия Драконов. Их черные плащи были украшены белой молнией — личной эмблемой Амрека.

Капитан гвардии отделился от своих подчиненных и подъехал к колеснице. Взглянул на двух явно встревоженных солдат, на светлокожую девушку, чье лицо сейчас казалось серым, как пепел.

Она въехала в Лин-Абиссу, столицу ее деда, на спине ржаво-красного чудовища.

Они с ним составляли отличную огненную пару в этот белый полдень, шествуя в процессии, которую замыкали ярко одетые акробаты, фантастические танцоры и немыслимые существа, одетые персонажами заравийских легенд. Нареченная Амрека под песни, рев труб и приветственные крики ехала по улицам, точно какая-то богиня из незапамятных времен.

Монстр, везший ее, был гигантским палюторвом из туманных болот Закориса. Она восседала в золотом приспособлении с крышей из перьев. На ней было отороченное каштановым мехом тускло-красное платье с глубоким вырезом, а в ложбинке меж грудей сиял оранжевый камень. С высокой прически, украшенной золотыми цветами, ниспадала дымка алой вуали. Ее волосы своим цветом в точности напоминали кровь.

Толпа переговаривалась и вытягивала шеи, чтобы получше разглядеть ее. Как всегда бывает со всеми безукоризненными явлениями, она казалась нереальной. Они инстинктивно искали в ней что-то человеческое, какой-нибудь крошечный изъян, но в ее красоте было что-то от саламандры — жгучее, мифическое, рвущее рамки любых канонов.

Она ехала, не глядя по сторонам. Она была точно изваяние самой себя.