Сумерки. Тишина. Ночь подкрадывается к порогу незваной гостьей. Холодный западный ветер неприятно ерошит верхушки высоких трав. Темные небеса пристально смотрят на притулившееся у подножия гор селение, и, хотя ничего вокруг не предвещает беды, почему-то именно сегодня их взгляд ощущается особенно остро.

Домов в деревне немного - десятка полтора или чуть больше. Добротные, деревянные, крытые свежей дранкой и обнесенные снаружи крепким тыном, чтобы не дразнить лихих людей. Стоит она вдалеке от больших дорог, рядом с Ленточкой - последней из многочисленных притоков могучей Арги. Как раз перед тем, как великая река, истончаясь и постепенно слабея, юркнет в Охранные леса, а потом бесследно пропадет в глубинах легендарного, известного своей кровожадностью Занда.

Как ни странно, местные жители не боялись его близости, несмотря на нехорошую славу, недобрые слухи и даже тот факт, что случайные путники старались держаться от него подальше. Но они вообще мало чего боялись - эти еще не горцы, но уже и не равнинники. Вынужденные жить там, где мало кто рискнет просто появиться.

За годы, проведенные рядом с опасным соседом, они поневоле приспособились и поэтому не пугались ни странных звуков, иногда долетавших со стороны Занда, ни следов неведомых зверей, которые частенько попадались на окраине Охранного леса, ни ходячих деревьев, ни дикого зверья, ни нависающих почти над самыми головами крутых скал... вообще ничего. Кроме тех редких дней, когда с недалеких гор так же медленно, как и сейчас, сплошной лавиной слетали плотные серые клубы, похожие то ли на дым, то ли на магический взрыв, а то ли на проклятие небес.

Внезапно в одном из домов распахнулась дверь, и на пороге появился грузноватый, но еще полный сил мужчина. С широким, открытым лицом, на котором виднелись редкие полоски старых шрамов, сильными плечами кузнеца, твердыми, как копыто, натруженными ладонями и тяжелым взглядом бывалого воина, нутром чующего приближающуюся опасность. Втянув ноздрями прохладный воздух, он настороженно замер, оглядывая пустой двор, но потом увидел стремительно тонущую в сером мареве границу леса и разом помрачнел.

Теплым весенним утром, когда мир только-только просыпается, а воздух буквально звенит от ликующей свежести, всегда хочется жить. В эти мимолетные мгновения бескрайнее синее небо кажется особенно глубоким и чистым, яркое солнце весело подмигивает сверху желтым глазом, под его лучами холодная роса искрится и переливается всеми цветами радуги. Молодая травка выглядит совершенно нетронутой, а звонкие птичьи трели заставляют сердце сладко замирать от восторга. Особенно, когда тебе всего семнадцать, когда твое будущее еще не определено, все дороги мира открыты перед тобой, а строгий батюшка впервые за долгое время отпустил любимое чадо порезвиться на солнышке.

Любава глубоко вдохнула, отчего узкий сарафан дразняще обрисовал ее аппетитную фигурку, и, звонко рассмеявшись, помчалась по лесной тропинке во всю прыть. От быстрого бега ее пышные волосы расплелись и свободно разметались по плечам. В каштановых прядях запутались сухие иголки с расправивших ветви елей, пара зеленых листиков и даже тонкий клочок прошлогодней паутины. Но она все равно была счастлива. Конечно, младшей дочери богатого купца не пристало ходить в таком растрепанном виде, однако девушку это не смущало: сейчас на нее некому любоваться, поэтому она вполне могла себе позволить побыть простоволосой, босой и... совершенно свободной.

"Неделя, - мечтательно подумала Любава, закатив темные очи к небу. - Всего неделя, и я узнаю свое Предназначение..."

Затаенно улыбнувшись, она закружилась вокруг первого попавшегося деревца и снова с наслаждением вдохнула лесной воздух, удивляясь про себя, что никогда прежде не замечала, как прекрасен дикий лес... впрочем, откуда ей это знать, если она ни разу в жизни не покидала город? За исключением редких прогулок в ближайшую рощицу в компании няньки, служанки и пары-тройки бравых молодцов, которым батюшка платил за охрану?

Подумав об отце, Любава запоздало вспомнила, что караван скоро тронется с места, и заторопилась. Потому что свобода - свободой, однако ей еще нужно успеть умыться, заново переплести косу, надеть шитые бисером сапожки и вернуться, пока тетка Ила не заметила ее отсутствия и не отчитала перед всем лагерем. Она такая - даже батюшки не постесняется, а то и хворостиной отходит по тугим ягодицам. На радость неотесанным мужланам, коих в этот раз много набралось с ними в Лир. Впрочем, на праздник Обретения всегда собираются целые толпы. Особенно, в столице благословенной Лигерии, одного из четырех королевств Зандокара.