Произведения известного английского писателя Нормана Льюиса (р. 1908) неоднократно издавались в нашей стране. В сборник вошли политический роман «Бегство от мрачного экватора» (1972) — в нем на примере Колумбии рассказывается о вмешательстве американского империализма в жизнь народов Латинской Америки, где в обличье христианских миссионеров активизируют неоколониалистскую политику агенты американского бизнеса, и книга-воспоминание «Голоса старого моря» (1984), воссоздающая жизнь испанской провинции после второй мировой войны.
Художник-публицист и его книги
Видного английского писателя Нормана Льюиса (род. в 1908 г.) едва ли необходимо представлять советскому читателю: из четырнадцати его романов половина переведена на русский язык и издана в Советском Союзе
[1]
, да и роман «Бегство от мрачного экватора» (1972), публикуемый в этом томе, уже печатался в журнале «Знамя» (1983, № 11–12). Таким образом, этот маститый автор, которого Грэм Грин в беседе с советским исследователем В. В. Ивашевой назвал одним из лучших прозаиков Великобритании, у нас хорошо известен.
Н. Льюис относится к числу писателей, обращающихся к наиболее актуальным и жгучим проблемам современности. Этнограф и антрополог по образованию, сотрудник военной разведки союзников в годы второй мировой войны, служивший на территории Северной Африки и Италии, литературную деятельность он начал с журналистики. Его первый роман «Caмapа» увидел свет в 1949 г., и с 1950-х годов Н. Льюис целиком отдается литературной работе. Уже в первых выступлениях Льюиса-романиста проявилась характерная особенность его манеры — ясно и ярко выраженное публицистическое начало. Журналистика была и остается неотъемлемой частью опыта писателя и человека, отмечавшего: «Работа журналиста дает мне возможность путешествовать и воочию наблюдать, как творится история. Собранные в поездках впечатления я переосмысливаю и воплощаю в ткань моих романов». Перо очеркиста действительно ощутимо во всех его произведениях. Первые романы Н. Льюиса «Самара» и «В лабиринте» (1951) в свое время были восприняты читателями и критикой у него на родине не столько как художественные, сколько как документальные произведения, и для этого имелся свой резон. Видимо, именно журналистика подсказала Н. Льюису для «Самара» форму романа-репортажа, где конфликт решен не в раскрытии и противоборстве человеческих характеров, а в столкновении политических реалий, где главную смысловую нагрузку несет краткая выразительная зарисовка, а действующие лица показаны «со стороны» — в жесте, поступке, произнесенном слове. Роман, повествующий о предыстории и обстоятельствах гибели алжирской деревеньки, уничтоженной колониальными карательными частями — обычный эпизод периода борьбы французских колоний Магриба за независимость, — построен в подчеркнуто репортажном «ключе», когда говорят сюжетно оформленные факты, лишенные авторского комментария.
С этой точки зрения романы Н. Льюиса иной раз оставляют впечатление большей документальности и объективности, отстраненности и фактографичности, чем его же чисто очерковые книги. Последних у него немало. Есть среди них выдержанные в традиционных жанрах «путевых зарисовок» («а travel-book») и «дневника» — «Явление дракона: Путешествие в Индокитай» (1951), «Золотая земля: Путешествие по Бирме» (1952), «Под переменчивым небом: Поездки романиста» (1959), «Неаполь’44» (1979). В последней книге автор воссоздает по дневниковым записям жизнь города накануне и после изгнания немецко-фашистских оккупантов.
Есть и написанные в жанрах, получивших распространение в послевоенное время: книги-исследования («Почитаемое общество», 1964 — разоблачение мафии как социального и исторического института) и книги-воспоминания, отнюдь не тождественной биографическим или литературным воспоминаниям. Такой и является вошедшая в этот сборник книга «Голоса старого моря» (1984).
Внимательный читатель отметит, что при всем блестящем владении искусством пейзажа и того, что принято именовать «местным колоритом», Н. Льюис в основном сосредоточен здесь, как, добавим, и во многих других произведениях, на живописании человеческих типов и обычаев, в чем, скорее всего, проявляется этнографический аспект, окрашивающий подход автора и к чисто художественному материалу. Этнографический интерес, богатая и занимательная информация антропологического плана показательны для всех без исключения книг Н. Льюиса, о чем, в частности, свидетельствуют страницы «Бегства от мрачного экватора», где автор повествует об эксперименте американского миссионера Уильямса по обращению индейцев чоло в святую веру или описывает ежегодный ритуал в честь Святой девы Лос-Ремедиос.
Бегство от мрачного экватора
Flight from a Dark Equator
Глава 1
Февральским днем в аэропорту Лос-Ремедиоса приземлился «Дуглас» ДС-6В; двое таинственных мужчин атлетического сложения спустились по трапу и на ожидавшем их «мерседесе» допотопной модели направились в главный город департамента, во дворец губернатора.
Оба эти человека (хоть и значилось в паспорте у одного — инженер, а у другого — геолог) были опытными специалистами по работе с латиноамериканскими политическими деятелями, и на обоих старый черный «мерседес» произвел благоприятное впечатление. Последний раз они ехали на встречу с потенциальным диктатором на «роллс-ройсе» с золоченой решеткой радиатора, и вульгарная роскошь вызвала у них отвращение.
Это впечатление усиливалось с каждой минутой. На пикетах, мимо которых они проезжали, солдаты, пребывавшие в дремотном состоянии, тотчас вскакивали, словно кто-то дергал их за невидимые ниточки, отдавали честь и махали вслед рукой; улицы освобождались от транспорта и пешеходов при одном приближении их автомобиля, хотя машина шла без сирены и эскорта.
Во дворце им не пришлось томиться в приемной — напротив, их немедленно провели к губернатору, в весьма небогатые покои.
В маленькой комнате, убранство которой отдавало безвкусицей местного варианта викторианского стиля, заморские посетители, по горло сытые общением с так называемыми сильными личностями, нередко находили понимание и поддержку.
Глава 2
Прошло полтора месяца, и тем же самолетом в Лос-Ремедиос прилетел Роберт Хоуэл.
В аэропорту его встретил Седрик Харгрейв, руководитель латиноамериканского сектора «Благотворения».
Харгрейв подвел Хоуэла к застекленной конторке с окошечком, за которым находился чиновник иммиграционного бюро, посадкой головы напоминающий грифа.
Хоуэл уже был предупрежден Харгрейвом, что здесь его сфотографируют скрытой камерой. Все в Хоуэле — моложавость, энергия, чересчур быстрые для местного климата движения, деловитость горожанина — выдавало в нем приезжего; стоявший рядом небрежно одетый Харгрейв, мужчина средних лет, с пропеченной солнцем кожей, производил впечатление человека давно адаптировавшегося.
Птичья головка чиновника повернулась к ним.
Глава 3
Проснувшись, Хоуэл тотчас зажмурился, ослепленный яркими полосами света, которые падали на белую стену сквозь жалюзи. Откуда-то издалека доносились слабые звуки, напоминавшие крики и уханье животных, знакомые каждому, кто проезжал в империале мимо зоосада Ридженс-парк. Маленькая розовая ящерица появилась на стене и тут же метнулась прочь.
Он попытался припомнить, каким образом оказался здесь, на этой кровати. «Мы, как и местные жители, не пренебрегаем сиестой, — сказал Харгрейв. — В тропиках сиеста просто необходима. Не подкрепиться ли вам сэндвичем в ожидании обеда?» Хоуэл отказался. «Я перекусил в самолете». Когда он ложился, было пять вечера, а сейчас часы, которые он взял с тумбочки, показывали четверть восьмого. Он отложил часы; раздался стук в дверь, и в комнату вошел Харгрейв.
— Доброе утро. Выспались за ночь?
— Да, спасибо. Так сейчас уже утро? О боже!
— Видно, крепко спали, я уже стучался, но вы только похрапывали в ответ. Как себя чувствуете после вчерашнего?
Глава 4
Тщедушные садовники-индейцы в широкополых шляпах работали среди жестких стеблей пушицы возле цветника. Вращающиеся распылители орошали лужайки, серебристые капельки воды скатывались с листьев растений; микроскопические частицы влаги, взвешенные в теплом ароматном воздухе, играли всеми цветами радуги. Хоуэл, Харгрейв и Лиз прошли пальмовой аллеей; ветви на высоких стволах напоминали змей с воинственно приподнятыми головами. — Грааль Уильямс и его жена Мэри встретили их возле наружной лестницы и стали показывать свое хозяйство.
— Мы с Мэри встаем в три часа утра, — сказал Уильямс. — Мы давно живем среди индейцев и считаем, что их привычка рано вставать вполне достойна подражания.
На лице Харгрейва, бросившего взгляд на Хоуэла, было написано: «А я что вам говорил?»
— Мэри следит за помолом кукурузы и выпечкой хлеба, а я в это время пытаюсь ответить моим корреспондентам, хотя мне и не удается написать всем.
С пяти до семи Мэри ведет прием больных, затем мы завтракаем, после чего я сажусь за перевод, а Мэри занимается с детьми. В одиннадцать часов мы устраиваем короткий перерыв на ленч. Все оставшееся до вечера время — а спать мы ложимся примерно в половине девятого — уходит на разнообразные дела, связанные с управлением миссией и с индейцами.
Глава 5
— У нас есть для вас новости, — сказал инженер. — Вертолеты, которые вы просили, сегодня будут выгружены в Буэнавентуре. Парочка чудесных вертолетов.
Слегка выпятив живот, он улыбнулся, точно банковский служащий, желающий убедить клиента в том, что кредит предоставлен из личной симпатии, а выгоды банка тут ни при чем.
— Мне кажется, экипажи тоже прибыли, — добавил инженер.
«Зачем он говорит „мне кажется“, когда знает точно?» — подумал генерал.
— Завтра рейсовым самолетом из Боготы прибудут двое советников. Могу я попросить, чтобы в иммиграционном бюро к ним отнеслись, как к простым туристам? Пожалуйста, не надо никаких спецпроверок. Мы надеялись, что сможем выделить большее число советников. Но, похоже, они сейчас просто нарасхват, — улыбнулся инженер.
