Патрульный дирижабль, словно грозовая сизая туча, завис над деловым центром города. Башня одного из небоскребов грозила вспороть ему брюхо, если бы он опустился еще на пару сотен метров ниже. На металлически блестящем в вечернем небе боку аэростата красовалась аббревиатура «ОКО-17», слабо мерцающие лучи прожекторов беспорядочно шарили по улицам в поисках нарушителей. Когда свет от такого прожектора скользит по тебе, кажется, будто ты мелкая рыбешка, прижавшаяся ко дну реки, а над головой сачок, готовый выловить тебя из воды в любой момент.

Нет, зимой небо не такое черное, как самой поздней осенью, рассеянно размышлял Марк, натягивая джинсы. Зимой свет, исходящий от снега отражается в небе, и оно мерцает лиловым. Зимой красиво. А наглая осень затягивается дольше положенного.

В связи с усилившимися беспорядками власти установили комендантский час — с десяти вечера до семи утра. Но революционеры все равно совершали диверсии, несмотря на «многочисленные аресты и вооруженные стычки», как сообщалось в новостях. Революционеры уже не могли остановиться, и никто не мог их остановить. Особенно по ночам.

До десяти вечера оставалось еще четыре часа — уйма времени. Марк проверил, заряжен ли пистолет, проверил боек, магазин, курок. В порядке. Убедившись в этом, он засунул оружие за пояс, аккуратно заправился, чтобы его не заметили копы. Засунул руку во внутренний карман куртки — деньги никуда не исчезли, но каждым днем их становилось все меньше, а приличную работу он так и не нашел. За это стыдно — перед Викой.