«Ну где же он?» — в нетерпении думала Кэтрин Прайс. Лорд Мэнсфилд сам выбрал и время, и место встречи, «…в девять часов на постоялом дворе под названием „Козерог“. Пройдите в отдельную комнату, которую я закажу заранее…» — написал он ей в последнем письме.

И вот она здесь, стоит в богато обставленной комнате с бархатными занавесками, — в полном одиночестве и совершенно потерянная. Впервые с момента, как она замыслила это дело, Кэтрин охватили сомнения. Правильно ли это: встречаться на постоялом дворе с совершенно незнакомым ей человеком? Тем более не с валлийцем, а англичанином, которые способны Бог знает на что.

На нее нахлынули дурные предчувствия, отравляя все радужные надежды, связанные с этим вечером. Еще когда она вышла сегодня из гостиницы, в горле сразу пересохло, сердце томительно сжалось. Ее не покидало ощущение, что кто-то постоянно не сводит с нее глаз, следит за каждым ее движением. Конечно же, виной всему было ее собственное неуемное воображение. Бабушка постоянно ворчала на Кэтрин, упрекая, что она шарахается от собственной тени. Вот уж кто, не моргнув глазом, остался бы один на один с любым незнакомцем. Бабушка умела постоять за себя.

Но тем не менее Кэтрин все же приехала в Лондон. Она пугливо оглядела помещение, у которого был отдельный вход. Почему лорд Мэнсфилд остановил свой выбор на этом невзрачном постоялом дворе? Какие у него были на то причины? Может, он намерен покуситься на ее честь?

«

Томас Ньюком. Родился 3 июля 1741 г. Умер 25 апреля 1802 года».

Эван Ньюком дважды перечитал надпись, выбитую на могильном камне. И по-прежнему ничто не шевельнулось в его душе. Ни тени печали или сожаления. Он не испытывал никакого другого чувства, кроме смутной ненависти, которая опутывала его с самого детства. Только сердце, как всегда, сжалось от страха, когда он подумал: «Ты плоть от плоти его. В твоих жилах течет его кровь. Ты такой же, как он».

Сжав зубы, Эван прочитал надпись на могильном камне в третий раз. Никакой эпитафии, ни единого слова о том, каким чудесным мужем и отцом был Томас Ньюком. Эван перевел взгляд на старый могильный камень своей матери, что лежал рядом с отцовским «Возлюбленной жене и любимой матери».

Даже прохожий, случайно бросивший взгляд на эти две могилы, не мог бы не отметить разительного контраста между ними. Однако отсутствие эпитафии удивило Эвана вовсе не потому, что ей приличествовало быть на отцовской могиле. Просто Мэри всегда каким-то образом удавалось уверить себя, будто их отец ничуть не хуже прочих людей. Выйдя замуж за своего портняжку и освободившись от отцовской власти, старшая сестра, казалось, напрочь забыла о том, каким несчастным было ее детство. Эван полагал, что она вообще вычеркнула его из памяти. Но, очевидно, ошибся.