Судебный процесс для обвиняющей стороны продвигался успешно. Ниточка за ниточкой, сеть обвинения сплеталась вокруг Ллойда Эшли. Вечером на пятый день судебного разбирательства окружной прокурор Геррик своим последним выступлением связал, наконец, воедино все остававшиеся еще несведенными концы.
Газетные заголовки в эти дни пестрели броскими подробностями судебного дела, и неудивительно: ненасытная публика требовала все новых и новых деталей. Газеты же с готовностью выкладывали подноготную, ибо налицо были все элементы скандального судебного процесса: очаровательная, но, по слухам, неверная жена; этакий ловкий Казанова, герой-любовник, теперь, правда, уже отправившийся к праотцам, и, наконец, обвиняемый в убийстве соблазнителя муж-миллионер.
Рядом с Эшли за столом защиты, упершись ладонью в подбородок, сидел его адвокат, Марк Робинсон. Его тощая физиономия, казалось, выражала полнейшее безразличие к развертывавшейся перед ним драме. Постороннему наблюдателю наверняка показалось бы, что этот человек витает в облаках, всецело поглощенный своими мыслями. И, тем не менее, ничто не могло быть дальше от истины, чем подобное предположение. Мысль Робинсона работала четко и обостренно, готовая уцепиться за любую ошибку, которую мог допустить прокурор. Тот, в свою очередь, хорошо знал, что защитник обвиняемого — опасный противник в судебном словесном противоборстве: оба они обучались в одной и той же школе правоведения, где Робинсон при двух администрациях практиковался в качестве помощника обвинителя; при этом он проявил себя жестким и безжалостным законником, делая все возможное, чтобы набить до отказа государственную тюрьму в Оссининге.
В зале судебных заседаний Робинсон чувствовал себя как рыба в воде. У него была представительная внешность, манеры и голос прирожденного актера и быстрый, пытливый ум: незаменимое качество для искушенного мастера перекрестных допросов.
Кроме того, у него был «нюх» на присяжных заседателей: он мог безошибочно распознать наиболее впечатлительных членов жюри с тем, чтобы потом, в случае, если его защита окажется недостаточно веской, выкрутиться за счет сбитых им с толку присяжных.