Говорят, что дети должны слушаться взрослых. Хотя никто ведь не уточняет, что только, мол, в хорошем. А? Ну да, подразумевается, что взрослый на плохое ребенка не толкнет…
Ох, как они слушались взрослых, эти малолетки с распущенными волосами на желтых, красных, синих ногах-палочках. Скорее всего, финны завозили в город разноцветные колготки. Их можно было купить у девчонок в „фирменном" — в туалете! — за пятерку. Пятерку можно было стащить у взрослых. У родителей… Почему она не стащила ту же пятерку — да много пятерок! — у взрослых мужиков, захрапевших наконец-то в номере гостиницы?
Ирки-Маринки их называли. Потому что три подружки, всегда вместе. Две Ирки и она, Маринка. Но чтобы складнее было, ее тоже во множественном числе. Впрочем, верно: Маринки было много. Сумасшедшая Лолитка-переросток эта Маринка была, как дикарь, не знающий страха перед болью, наказанием и просто страха неизвестности. Не было у нее, что ли, инстинкта самосохранения? Потому что — черт его знает, что это за мужики? Ну и что, что видела, мол, не раз в центре?
Одного звали Жаба. То есть это Ирки-Маринки так его называли. Толстый и от этого казавшийся взрослее — солиднее — бакинец Эдик назывался ими Жабой, и с Жабой никто не хотел идти. „Ой, там вчера был Жаба, фу, мудак! Прихватывал весь вечер! Какой он гадкий! Еле свалили. С понтом дела, будто идем с другой командой, а на улице от них ноги сделали, умора! Они аж рты раскрыли", — рассказывали на утро Ирки Маринке о своем походе в „Баку".
Они еще учились в школе. Одна Ирка в десятом, а другая с Маринкой в восьмом. В обыкновенной школе на Садовой, в Октябрьском районе города Ленинграда, и перед школой был памятник Островскому. Бюстик гранитный. Перед ним, кстати, Ирку-блондинку принимали в пионерки, отдельно от всех. Потому что в день рождения В.И.Ленина Ирка заболела. И Маринка-шатенка (она это слово запомнила, повторяя „шатенка — шататься, шатенка — шататься — шатенка…") уговорила учительницу, чтобы ее любимой подружке устроили парадную церемонию. Ну и устроили. Уже в мае. Всем классом потом ходили по городу с песнями, обжираясь леденцами — целый килограмм купили! — пешком до Петропавловки и бегали там по зеленым крышам. Не так давно это было. Но тогда, четыре года назад, эти мужики назывались бы „дядями".