Альбин Штюмер запрокинул голову и, прикрыв глаза, начал:

– А теперь, мои дорогие друзья, разрешите осушить этот бокал за возвращение на родину нашего горячо любимого, дорогого друга и коллеги. – Он нетвердо стоял на ногах, чуть покачивался, да и по речи его чувствовалось, что он уже порядком выпил. Посмотрев на стол и медленно повертев в руке бокал, Штюмер продолжал:

– Кровавый смерч военной грозы оторвал от нас нашего друга Йожи. Оставив пост, который на радость всем нам и ко всеобщему удовольствию граждан города занимал много лет, он отправился туда, куда призывал его долг. Да, дорогие друзья! – Штюмер повысил голос и обвел всех взглядом. Если бы не на редкость белесые ресницы да розовое мясистое лицо, взгляд его мог бы показаться почти угрожающим. – Да, дорогие друзья! Это не было ни бегством труса, ни даже простой осмотрительностью обывателя и буржуа. Поступок Йожефа Сирмаи продиктован был только долгом. Мы знаем Йожи с детских лет! – Штюмер поставил бокал и забарабанил костяшками пальцев по столу. Здорово наловчился ораторствовать Альбин Штюмер с тех пор, как его избрали председателем национального комитета! Вот и теперь: мог ли кто-нибудь ожидать, что услышит на этом ужине, в узком кругу друзей, такой тост?! Отбивая на столе дробь, Штюмер подчеркнул:

– Только долг, ничто кроме долга!

Голос его зазвучал глубже и проникновеннее: