Приятная и спокойная атмосфера в комнате, оформленной в викторианском стиле. Пожилая женщина, сидящая на диване и пьющая чай. Найдется очень мало людей, кто смог бы дать ей больше шестидесяти пяти, встретив в первый раз, на деле же Аматэру Атарашики разменяла уже девятый десяток. Кто-то скажет — бахир, другой назовёт это наследственностью, и каждый будет прав. И бахир, и наследственность. И то, и другое. Много бахира и еще больше наследственности. Только вот все, что осталось от Рода, это она сама. Последняя из очень древнего семейства. Все еще можно исправить, но ошибка в этом деликатном вопросе неприемлема. Она еще могла принять в род перспективного наследника, но если ошибется с выбором… На следующую попытку у нее не останется ни сил, ни времени. Слишком она стара.

Сидя на своем диване, который в свое время раскритиковал один наглый юнец, женщина размышляла о прошлом, настоящем и будущем. В основном, конечно, о настоящем, от которого зависит будущее. Но и прошлое не оставляло её в покое. Возраст, наверное.

В ее длинной жизни произошло много событий — ничего не значащих, но запавших в память. Важных, подчас влияющих на политику всего рода, и знаковых — тех, что останутся с ней до конца жизни. Шесть лет назад произошло событие, которое тогда она отнесла к важным и лишь чуть позже стала понимать, насколько оно знаковое. Дело было в том, что ее попытались ограбить. Причем члены того же клана, в котором состоит ее Род. Разозлило ли ее это? О, да! Она была в ярости. Грабителей спасло лишь то, что Атарашики не хотела разрушать свое поместье, поэтому не применяла чего-то очень мощного. Было даже немного забавно, когда позднее все восхищались ее сдержанностью и милосердием… Надо было их все-таки убить, а так эта парочка отделалась всего лишь изгнанием. Ну да что уж теперь. Наследник клана тогда буквально вытащил грабителей с того света, в последний раз встав грудью на защиту своего друга. Последний раз, когда она отнеслась к нему, как к сыну ее старого друга детства. С тех пор он был для нее лишь наследником. Да и ее друг… Нет, их можно понять, — и отца, и сына, умом она все понимала, — но гордость одного из древнейших Родов мира была попрана, и подобное она забыть не могла. Можно представить, каково ей было, когда этот самый наследник, в очередной раз приехав с семьей в ее онсэн, притащил с собой сына тех самых грабителей. Акено не был дураком, даже будучи крайне пристрастной, она не могла назвать его идиотом, и все эти шесть лет наследник пытался… выпросить прощение. Не напрямую, конечно, хотя и личные извинения стоящего на коленях мужчины тоже имели место. А вот его отец… Детство прошло, что тут еще скажешь?

Но возвращаясь к сыну грабителей… Притащив его к ней, он, как выяснилось, просто хотел показать старой женщине, что мальчик ни в чем не виноват. Он — не его родители. Очередная идеалистическая выходка этого великовозрастного ребенка. Род есть Род. Семья есть семья. Одна кровь, одна вина. Именно потому Атарашики сходу начала цепляться к мальчишке. Оскорбления, что с каждым разом становились жестче, придирки, отношение в целом, но чем выше становился градус нападок, тем крепче становилось понимание того, что для мелкого Сакурая она всего лишь элемент раздражения. Да, порой он бесился, но ни разу она не увидела в нем ненависти лично к ней. И ни разу не услышала от него ни слова мата. О, какие этажи ругательств он порой выстраивал, но ни разу ни одного матерного слова. И ни грамма ненависти. Словно она неизбежное зло. Впрочем, стоит признать, что и она не переходила определенной грани. Например, никогда при нем не трогала его родителей. А со временем взаимная ругань и вовсе переросла в пусть и жесткие, но все-таки пикировки. Ну и нельзя не упомянуть нежелание парня втягивать в этот конфликт семью своих соседей. Пока накал страстей не поутих, те знали только о негативном ее отношении к парню. Да и то, скорее всего, в этом виновата она сама. До сих пор они считают, что он с ней просто… собачится, не более. Так, лают друг на друга иногда, и все. Когда наступил перелом в отношениях, даже сама Атарашики затрудняется сказать, просто однажды она поняла, что раздражена на Акено больше, чем на парня. Ну в самом деле, как можно позволить голодать ребенку, который живет через забор? А если верить жалующейся иногда Кагами, к которой Атарашики никогда негатива не испытывала, то парень точно время от времени голодал. Кто-то, не знавший жену наследника, мог бы сказать, что она преувеличивает, но как раз в этом и дело — Кагами ни разу не говорила об этом напрямую, но зная её, вывод делаешь как-то машинально. Гордость, скромность, стеснение — неизвестно, отчего именно, но мальчишка старался не прибегать к помощи соседей. А так как Атарашики точно знала, что стеснение и скромность — это не про него, ответ напрашивался сам собой. Кагами тоже хороша, хотя если бы не она, парню пришлось бы гораздо тяжелее. Неизвестно, о чем думал на самом деле Акено, а вот с ходом мыслей Кенты все более-менее понятно — не стоит затаскивать в клан силой, пусть придет сам. Другое дело, что мальчишка оказался слеп до невозможности и даже не осознавал, кто его соседи. Как с неба свалился, честное слово. А эти идиоты еще и продолжали держать его в заблуждении, но тут точно Акено постарался. Наверняка, хотел, чтобы его отношение к ним оставалось прежним, понимал, что вечно это не продлится, но все равно тормозил. Хотя гораздо позже Атарашики и сама начала его понимать. С каждым годом, каждым днем приближался тот момент, когда он поймет, из

И он не изменился. "Великую Аматэру" он посылал так же далеко, как и "злобную Атарашики". Более того, с приходом к нему понимания точек воздействия на него — в плане "поддеть" — даже прибавилось. Было забавно любоваться, как он крутится, пытаясь извиниться, не произнося собственно извинений. Ну и с раскрытием карт стало чуть более понятно его отношение к ней. И, как выяснилось, парень тот еще собственник. Это и так было известно, но вот степень запущенности этой его слабости позабавила. Да и вообще после того, как парень открыл для себя новый мир аристократов, наблюдать за ним стало интереснее. Больше возможностей позабавиться. Например, когда он приехал к ней с небольшим аквариумом в руках. Притча во языцех, рассказанная все той же Кагами. Выражение его лица Атарашики до сих пор читала с трудом, но тот последний взгляд, брошенный на уходящего с бывшей его рыбкой слугу… В общем, она не удержалась — в тот день парень так и не смог добиться от нее желаемого. О, как он, наверное, бесился! Ей ничего такого, конечно, он не выказал, но уж она-то знает младшего Сакурая! Может быть, не так хорошо, как знают Кагами с Акено, но… но и тут она может дать им фору. Ведь ее никакие мужланы не сдерживали.

— Нет, — ответила карга старая, спрятав усмешку за очередным глотком чая.

Но я, итить ее из-под ржавого винта, заметил. Я вообще парень глазастый.

Мысли прыгали, как стрелка сейсмографа во время землетрясения. Скорость моей думалки увеличилась в разы, и я чисто на автомате активировал Фокус. Я не знал, что делать. Я не понимал, что делать. Слишком много вариантов, слишком мало информации. Что, мать вашу, делать? Все спокойствие моей жизни, каким бы оно ни было, летит в тартарары. Сегодня парочка моих родителей пришла к Аматэру, а завтра придёт к Кояма. Да старуха сама расскажет про них Кенте, и кто поручится, что он не решит с ними побеседовать? Даже если бы старик каким-то чудом нашел письмо, оставленное в момент, когда меня бросили, даже в этом случае было бы проще, чем сейчас. Я же несовершеннолетний! Пусть Шидотэмору задолбаются выбивать из меня даже они, но ведь могут просто отдать клану Кояма. Оформить на них опеку, отказаться от родительских прав — и все, амба! И пусть клятвы от меня никто не получит, но чисто юридически я буду принадлежать Кенте. До совершеннолетия, правда, но мне и этого за глаза хватит. С их возможностями я не поручусь и за то, что Шидотэмору удержать смогу. Про такую ерунду, как поход в Малайзию, и говорить нечего. Практически крах шестилетней работы. Когда все начиналось, когда я только собирал свою финансовую, так сказать, империю, я рассчитывал на противостояние только с родителями, про то, кем являются мои соседи на самом деле, я узнал слишком поздно. Да и после поляка Войцеха я как-то не рассчитывал, что эти ушлепки заявятся сюда лично, думал, самому придется к ним ехать. А теперь… Вариант, в общем-то, один. В то, что они пойдут мне навстречу, я как-то не верил, а значит, остается только ликвидация. И как можно скорее. Сегодня, максимум завтра. Переговорить с ними, — так как иначе всё равно не отстанут, — заодно и информации побольше собрать — а то мало ли — и валить отсюда.

— Понятно, — расслабился я в кресле. — Жаль.

Не раз у меня проскакивала мысль устроить себе эмансипацию, но нынешний статус был таким удобным…