Письма Сергея Довлатова настолько самовыразительны и психологически живописны, что их можно бы и не комментировать. Или я просто мог бы, как это принято в литературной науке, пометить некие слова номерками, а в конце мелким шрифтом указать кого и что писатель Довлатов имел в виду на соответствующих страницах. Но Боже спаси меня от этого точного научного метода.

И не потому что он плох. Он совершенно необходим.

Однако необходим не для той цели, что я поставил для себя.

Восемь писем Сергея, полученные мною внезапно, в короткий предсмертный его период, за неполный год до его кончины, всколыхнули в моей душе такие неожиданные пласты воспоминаний и чувств, давно, казалось бы, погребенные, что я рискну затруднить читателя и собою.

Разумеется, в той лишь мере, в какой это будет связано с судьбой и личностью Сережи.

13 августа 1989 г.

Дорогой Израиль Моисеевич! Р.А. Зернова сообщила мне, что видела Вас в Европе, что Вы молоды, бодры и прекрасны. Она же напомнила мне Ваш адрес. И вот я решил написать Вам, обнять Вас заочно, а главное - поблагодарить Вас от души за то, что Вы были так внимательны ко мне в трудные эмбриональные годы. Вы были одним из тех людей, в общем-то, немногих, благодаря которым я почувствовал себя несколько увереннее, чего я по гроб жизни не забуду ни Вам, ни Виктору Семеновичу Бакинскому, ни покойному Г.С. Гору.

Я рад, что мы с Вами дожили до странных времен, и Вы теперь сможете напечатать свои лучшие вещи. Кое-что мы уже с восхищением прочли.

И еще, тысячекратно я рассказывал знакомым американцам, что был лично знаком с единственным человеком, который открыто выразил свое сочувствие Михаилу Зощенко в чрезвычайно неподходящий для этого момент.

Мы Вас часто вспоминаем. Мои родители живы. Мама читает без конца и смотрит видео-кино. Донат ежедневно обходит продовольственные магазины в поисках неизведанных сортов копченой рыбы. Я однажды сказал ему: "В твоей жизни рыба занимает такое же место, как в жизни Толстого - религия". Он не обиделся.