Профессор Леонард, преподаватель истории искусства Кембриджского университета, оказал большое доверие своему студенту Адаму Стрикленду и предложил ему в качестве темы для курсовой работы исследование сада старинной виллы в Тоскане, чуть южнее Флоренции. Поначалу сад не вызывал у Адама особого интереса, но позже, когда в расположении и позах античных скульптур проявился некий сюжет, Адам понял, что сад заключает в себе послание. Вилла, в которой всегда была заперта дверь на третий этаж, и сад хранили тайны семьи Доччи. И далеко не все были рады тому, что Адам попытался их раскрыть…
Август 1958-го
Позднее, когда все закончилось, он мысленно вернулся к тому солнечному майскому дню в Кембридже, где все и началось, и спросил себя, как поступил бы, зная то, что знает теперь.
Вопрос был не из легких.
Он едва узнавал себя в беззаботном молодом человеке, катившем на велосипеде с пляшущей в багажной корзине бутылкой вина по бегущей вдоль реки, изрытой выбоинами тропинке.
И как ни старался, он не мог проникнуть в голову этого незнакомца, понять логику его мыслей, не говоря уже о том, чтобы предсказать с уверенностью реакцию на известие о том, что впереди, едва ли не за следующим поворотом, его поджидает убийство.
Глава 1
Он прославился, главным образом, из-за кабачков.
Именно это обстоятельство привлекло к нему внимание и настороженно-опасливый интерес со стороны почтенных местных дам, членов Королевского общества садоводов, которые до его появления на сцене вполне мирно и счастливо соперничали между собой за самую почетную и желанную награду по классу овощей на устраиваемой ими ежегодной выставке.
В тот год, когда он унес домой свой первый приз, миссис Мид и ее товарки — я хорошо это помню — сбились в кучку под навесом, словно коровы перед надвигающейся бурей. Помню и то, как викарий, выглядевший несколько растрепанным после чересчур пылкого знакомства с представленными образцами сидра, вынес вердикт в категории кабачков. С выражением едва ли не сладострастного наслаждения преподобный объявил представленный мистером Атертоном чудовищный образец «определенно располневшим» (чем лишь усилил мои собственные подозрения).
Мистер Атертон, высокий, сухощавый, немного сутулящийся под бременем своих семидесяти с чем-то лет, вышел к подиуму самостоятельно, не опираясь даже на палку. Приняв с благодарностью сертификат (и прилагавшуюся к нему бутылочку с ликером «Элдерфлоуэр кордиал»), он вернулся на место. В тот теплый ветреный день я сидел рядом с ним. Парусиновая крыша трещала, как парус; викарий сбивчиво и прочувствованно поздравлял и превозносил всех собравшихся, представивших бисквиты «Виктория спондж». В какой-то момент мистер Атертон слегка наклонился ко мне. Глаза его лукаво блеснули.
— Как думаешь, они простят меня когда-нибудь? — тихонько спросил он.
