Опять разговоры о построение гражданского общества в России. И непременно по европейскому образцу! Эта та тема, которую каждый раз в русской истории выставляют на обсуждение в периоды революционной смуты или очередного тяжелого политического кризиса. Вопрос – надо ли подражать Западу, считается не корректным и всерьез не рассматривается. Полемика идет о путях достижения социально-экономического и политического уровня европейских стран.

В зависимости от политической ориентации и интеллектуального уровня выступающего, можно встретить, как достаточно реалистические высказывания, так и абсурдные оценки с благими пожеланиями, и откровенное политическое шарлатанство. Случайные люди в политике, с газетно-журнальным мышлением по началу готовы рыть землю ради демократических преобразований. Сталкиваясь на каждом шагу с тщетностью таких попыток, их реформаторский пыл остывает и начинаются разговоры о том, что "у ней особенная стать", о преждевременности, о неподготовленности общества и т.д. Споры о том, чего больше в российской действительности европейского или азиатского, уводят от сути вопроса больше, чем приближают к пониманию. И правы те, которые говорят, что Япония, находящаяся на задворках Азии, намного ближе к Европе по экономическому развитию, общественному устройству, по ритму жизни.

Внешний фасад российского государства со всеми его институтами начали копировать с европейских стран со времен Петра I. По военно-техническому оснащению армии и по военно-прикладным наукам русские не намного отставали от западных стран, а в ХХ веке в некоторых отраслях даже опережали. Но никогда на территории, заселенной русскими, не возможно было скопировать социально-политическую систему, которая хотя бы отдаленно напоминала европейскую демократию. Верно, подмечено, что ХАРАКТЕР НАРОДА ЭТО ЕГО СУДЬБА. Даже школьнику ясно, что гражданское общество в европейских странах утвердилось не в результате одномоментной реформы или указа какого-нибудь "монарха-освободителя"; по сути, это результат непрерывной борьбы народов за свою свободу. Борьбы, как против иностранных, так и против собственных угнетателей. И какие бы хитроумные и коварные планы не строили власть имущие, чтобы удержаться на троне, они вынуждены были считаться с присущим для людей стремлением к справедливости и свободе. В свое время правители Франции осознали, что надо дать хотя бы столько свободы и дани уважения своим гражданам, чтобы те, наконец, прекратили выходить на баррикады и вешать аристократов на фонарях, чуть ли не каждые 15-20 лет. Что касается Англии, то ее парламент 13-го века является недосягаемым эталоном демократии для российской думы 21-го века. Мы далеки от того, чтобы идеализировать европейскую историю. Но нельзя не отметить то, что европейские народы не позволяли безнаказанно топтать свою свободу и унижать свое человеческое достоинство.

Подобные нравственные императивы, несмотря на их универсальный характер, трудно разглядеть в российском обществе. Были, конечно, восстания и бунты, но, знакомясь с русской историей, создается впечатление, что механизм бунтарской реакции у русского мужика зреет не на морально-психологическом уровне, а на животно-биологическом. Поэтому и воскликнул классик: "Не приведи Господь увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!". Основная масса русских – потомки крепостных крестьян. Никакая свобода, данная сверху, не изменяет у этого народа его крепостную психологию. Либеральные послабления воспринимаются ими как слабость власти. Поэтому власть жестоко подавляла любое восстание, и каждый раз ужесточала рабовладельческий режим. Русскому мужику это было близко и понятно – он провинился, барин прав. Сами русские о своем рабстве говорят порой более резко, чем наблюдатель со стороны, хотя не без, присущей им любви к самобичеванию. Их можно травить газом, посылать на смерть ради непонятных целей, доводить условия существования до скотского уровня, и найти другие способы измывательства – они не возмущаются. ОНИ ЖАЛУЮТСЯ. А те возмущения в телекамеру, что нам показывают, вытягивают журналисты. Потому что во всем мире по таким поводам принято возмущаться. А то не поверят, что Россию возможно "интегрировать" в цивилизованный мир. Но эти "возмущения" опять напоминают ЖАЛОБУ. Потому что вслед за ВОЗМУЩЕНИЕМ, оставленным без внимания, должно быть ДЕЙСТВИЕ. Но действие подменяется все той же ЖАЛОБОЙ, только в другой, более скулящей тональности.

По настоящему потомка крепостного раба возмущает и даже оскорбляет, когда не хватает водки или цены на нее не доступные. Место ВОДКИ в российской жизни – это отдельная тема. Это во все времена стратегический вопрос для любого уровня российской власти. Почему-то по количеству употребления спиртного русские не любят, чтобы их считали первыми. При составлении алкогольных рейтингов стараются затиснуть себя не на "призовое" место, а где- то в середины первой десятки, позади Франции, Ирландии и т. д. Но вряд ли это объективно. Вряд ли еще где-то можно найти народ, у которого "непьющий" синоним "больного". Русская патриотическая печать публикует устрашающие цифры, где отмечают, что ежегодно погибает до нескольких сот тысяч русских от НЕ КАЧЕСТВЕННОЙ водки (заметим, что причина не в пьянстве, а в некачественном алкоголе). Надо думать, что такое предупреждение сделает разборчивым русского мужика, который со времен застоя, не считал зазорным пить одеколон и сапожный крем. Повальный характер пьянства, отсутствие намека на нравственно детерминированное противоборство ему и вообще восприятие пьянства большинством населения как нормы жизни, заставляет русскую версию этого порока рассматривать в контексте духовной пустоты рабски обезличенного народа.

О том, почему "призрак коммунизма" побродив по Европе, осел в России написано много, как самими коммунистами, так и их "разоблачителями". Марксистское лжеучение было подхвачено значительной частью "не у дел стоящих" евреев того времени. В ней были все необходимое для провоцирования революционной смуты. Была и жесткая критика общественных отношений, основанных на эксплуатации (изобличать может не только праведник, но и плут), и необходимость переустройства общества на основе СПРАВЕДЛИВОСТИ (мечта простых людей), и наукообразное обоснование всей этой ахинеи и обещание земного рая в светлом будущем. Незаконченность теории, системная незавершенность, эклектизм позволяли удачно пришедшим к власти ее приверженцам "творчески развивать и дополнять" новую религию в зависимости от времени, места и ситуации.

Ортодоксальные марксисты считали маловероятной возможность пролетарской революции в России, в стране, где этот самый пролетариат не составлял и 1% населения. Да и сознательность российского пролетариата, который пополнялся за счет "бомжующих" крестьян, особого энтузиазма не вызывала. Но Ленин чувствовал, что Россия, хотя и не вписывалась в классическую марксистскую схему, тем не менее, могла стать хорошим полем для революционного эксперимента. И выдвинул идею "самого слабого звена империализма". Надо было, учитывая российскую специфику, спровоцировать русского мужика на тот самый бунт, который "бессмысленный и беспощадный". А "смысл" можно было придать по ходу дела. Впоследствии Ленин доказал, зацикленным на теориях оппонентам, что "пролетарскую" революцию можно провести и среди монгольских скотоводов, было бы желание. Царское правительство не зря опасалось евреев, держа их под цензом оседлости. Но для евреев это была не преграда, и они за короткое время смогли создать марксистские кружки почти во всех крупных городах России. Правда, в этих кружках и ячейках в изобилии заводились агенты и провокаторы как блохи на псиной шкуре. По этой причине и после трений с российской властью группа марксистов вместе с Лениным перекочевала в Европу.

Без малого 17 лет они колесили и изучали ее, пытаясь вместе с европейскими марксистами возбудить европейский пролетариат. Но тамошний пролетариат оказался не восприимчивым к агрессивным призывам марксистов, и не видел смысла только лишь из-за "классового антагонизма" хвататься за булыжник. Рушились надежды и на русскую революцию. Рутинную подрывную работу в тылу Российской империи и на фронтах большевики не прекращали ни на минуту, но желанного эффекта не было. Царское самодержавие казалось непоколебимой твердыней. Ленин еще в октябре 16-го года в сердцах пророчествовал: "В России никогда не будет революции!". А в январе 17 года уже более спокойно делился мечтами в кругу партийцев, что, возможно, их дети застанут пролетарскую революцию. Февральская революция 17-го произошла НЕОЖИДАННО. Ее не ожидали большевики, ее не ожидал народ, она была полной неожиданностью для царского правительства. Это уже после, задним числом, появились многочисленные пророческие приписки вождям и "научные" труды, доказывающие "историческую неизбежность" того, что произошло (не путать марксистские домыслы с Божьим провидением). Чем дальше, тем больше все обрастало мифами, как и положено в человеческих сообществах, построенных на лжи.

К началу ХХ века законы революции считались изученными досконально. Многие социологи, историки, политические деятели того времени отрицательно относились к этому явлению, так как, по их мнению, революция мало изменяла сущность общества. Пугала чудовищная диспропорция между "ценой" и "результатом". При изобилии трупов и крови происходила всего лишь определенная рокировка во властной элите со сменой атрибутики и вывесок. Большевики все эти выкладки относили к "буржуазной трусости" и не думали отказываться от своих планов.

Им нужна была не просто рокировка во властной элите, а ПОЛНАЯ ЗАМЕНА ВЛАСТНОЙ ЭЛИТЫ. Как можно было отказаться оседлать такой неприхотливый и податливый на эксплуатацию материал, каким всегда был русский мужик. Только благодаря крепостным рабам, которых можно было рекрутировать в любом количестве и погонять любым образом, российская империя разбухла до гигантских размеров и наводила страх на Европу.