О ФЕЛИКСЕ МИРОНЕРЕ

Мы познакомились в счастливом сорок пятом году.

Был московский сентябрь, лили непрерывные дожди, совершенно не влиявшие на наше настроение. На то было три причины — мы были молоды, мы выбрали любимую профессию и были приняты в недостижимый ВГИК на режиссерский факультет, и всего лишь четыре коротких месяца минуло с тех великих победных майских дней. Начиналась замечательная жизнь.

В Зарядье, в одном из старых зданий, на месте которых громоздится теперь гостиница «Россия», в просторном зале, заваленном киверами, мундирами восемьсот двенадцатого года, оружием и всевозможным военным реквизитом, в перерыве между съемками нас экзаменовал человек с густыми светлыми бровями и пронизывающим взглядом веселых синих глаз — Игорь Андреевич Савченко, замечательный советский кинорежиссер, наш будущий учитель.

Смольный был обтянут маскировочными сетками, зенитки вокруг, вытянув вверх длинные стволы, стерегли его.

В просторном кабинете на большой карте, висящей на стене, город захлестнула тугая петля блокады. На востоке петля упиралась в Ладожское озеро. И тонким пунктиром протянулась поперек его глади единственная ниточка, связывающая осажденный город со страной. На другой стороне озера эту нить продолжала линия железной дороги.

Генерал, крепкий, грузный, начинающий седеть, с пристальными глазами, не отрываясь, смотрел на эту карту. Он был срочно вызван на заседание Военного Совета фронта.

— Генерал, вы только что с Ладоги, доложите обстановку.

На мелководье уже сплошной лед. Сегодня выход из порта Новая Ладога пробивал тральщик, действовавший как ледокол. Одна баржа потоплена вражеской авиацией. Три застряли во льду. В Осиновец прибились всего две баржи — восемьсот тонн муки. Дневная норма города.