«Вот выросла в демократической стране, — подумал Фрейр-Юлиан, — а как назначили королевским наследником, да по сути уж и молодым королём на фоне короля-отца, по совместительству монаха, так уже приноровилась на троне восседать».

Трон, по правде говоря, не являл собой ничего традиционно-напыщенного: массивное кресло из махагона с упругими подлокотниками и подголовником, сплошь обтянутое бумажным бархатом золотистого цвета. Только в бархате и просматривалась кое-какая царственность — остальное вполне объяснялось шапочным знакомством Верта с принципами рутенской эргономики. Стол, за который было заткнуто почётное седалище, был и вообще простецкий: дубовая доска на двух колоннах из ящиков, сплошь заваленная бумагой и кое-как очиненными писчими тростями, заляпанная чернилами и тушью.

«Да, и в следующем указе объявлю морянский язык вторым государственным. В нём категория рода очень расплывчатая и в прошедшее время факт не залезает. Выучу для собственного пользования — лингвистические таланты у меня всегда были на высоте — и буду уже им людей напрягать. А то ведь с моим русско-иноземным и оконфузиться недолго».

Разумеется, все подданные были оповещены, что наследник воспитывался в далёком и властном Рутене, именно в Москвороссии, в порядке обмена почётными заложниками. Вместо него старший король Кьяртан окормлял чужую детку. И, как в сказке принято, объявился тот Юлиан, в просторечии Юлька, как раз в момент, когда заговорщики готовы были покуситься на заложную рутеночку Фрейю, на её мужа, тогдашнего высокопрестольного наследника, и даже самого короля Кьярта. Сам пришёл и побратима с собой привёл, родного Фрейина братца.

Однако причина первоначального обмена детьми отнюдь не обнародовалась. Считалось, что старшая королева Зигрид рожает младенцев разнополыми парами: мальчика и девочку. А того, что в самый первый раз один из королят нарушил ещё не возникшую традицию, будучи женского пола лишь по внешности, как-то подзабылось. Оттого не весьма хитромудрые вертдомцы нисколько не удивились, отослав в иноземье принцессу, а получив обратно почти что настоящего принца. Морянская, ба-инсанская кровь погуляла, однако, мельком думали они, недаром какой-то сандроморрис упомянут в сопроводительной грамоте. Вездесущая — в наших владыках она тоже имеется. А у морян, как известно, по жизни сплошная неразбериха с полом и рождением ребёнков…

— Барб, может быть, мы всё-таки уже хотим есть? — спросила Олавирхо. — Чтобы в пытошной камере было чем отвечать на вызов, помимо жёлчи.

— Кое-какой съестной припас имеется в тюках, которые грузят, — задумчиво ответила сестра. — Но пока никто не докладывал нам о завершении работ, а выходить из стен на воздух просто так неинтересно. Давай-ка оставим мирные воинские радости и отыщем поварню.

Обе с завидным стоицизмом миновали тройной зал оружейной, правда, почти незаметно для себя вооружившись парой джамбий — широких крючковатых кинжалов, годных под обе руки.

Кухня обнаружилась после того, как девушки прошли весь замкнутый кольцом коридор. Она тематически и весьма гармонично примыкала к оружейной палате и содержала уйму шлемоблещущих котлов, кастрюль и уполовников с шумовками. Каждый разделочный нож стоил флибустьерского тесака, двузубые вилки и рашперы для жарки мяса могли удержать на себе немалых размеров тушку. Дверца печи размером с котёл паровоза была гостеприимно приоткрыта, поленья торчали из неё, как нечищеные зубы великана-людоеда. В открытом зеве мраморного дракона неторопливо поворачивался гибрид каминной решётки и вертела.

— Ничего себе, — прошелестела Олли с неожиданной для себя робостью. — Это на кого же здесь охотились былые владельцы?