История одного маньяка

Небогатов Олег

 Человек, посмевший утверждать, что мир, в котором он живет – единственный во Вселенной – глупец. Подобно муравью, живущему своей короткой жизнью в круговороте насущных трудностей и в окружении себе подобных, человек – лишь песчинка в огромном и загадочном сплетении миров.  Одни миры показались бы ему сказкой, иные же, повергли бы во мрак сумасшествия. Словно из позабытого детского кошмара, они возникли бы перед ним, поглотили, переварили, уничтожили … Проход между мирами запечатан, но с каждой секундой старое заклятье становится все слабее.  Наш мир пронзают трещины, и их количество неуклонно растет. Беда тому, кто попадет в такую трещину. Беда всем нам, когда наступит час слияния миров …

Глава первая. Расти Нейлз

 Расти Нейлз резко открыл глаза и, издав истошный крик, рывком вскочил с тюремной койки. Опустившись на холодный каменный пол, он неудачно поставил ногу и тут же подвернул лодыжку. Лишь тогда ему удалось отойти от ужасного кошмара и вернуться в не менее ужасающую действительность, когда его грузное тело распласталось на сыром и грязном полу всеми ста сорока килограммами живого веса. Расти пробурчал под нос целую терраду проклятий и принялся медленно подниматься на ноги. Пострадавшая лодыжка сильно болела. Нейлз попробовал пошевелить пальцами. Четыре пальца послушно отозвались на приказ хозяина. Пятый же не смог отозваться по причине своего отсутствия. Расти потерял его еще в девяносто втором, когда грабил пригородную заправочную станцию. У стоящего за прилавком старика в потайной нише был спрятан увесистый «Кольт». Старик направил его прямиком в лоб зазевавшегося Нейлза и выглядел весьма решительно в желании его применить. Расти закрыл глаза, силясь вспомнить хоть одну самую коротенькую молитву, когда к старику подскочил Малыш Книи, чернокожий паренек с индейскими и африканскими корнями, прозванный так за ужасный нарост на правом колене и огромный болезненный вес. Он со всей силы опустил зажатую в обоих руках биту на вытянутую вперед, худую и жилистую руку продавца. Хруст сломанной кости пронесся между прилавками с чипсами и шоколадом. Рука старика опустилась под тяжестью биты а палец нажал на спуск. Раздался выстрел, Книи размахнулся во второй раз и прикончил продавца ударом по голове, а Расти остался без мизинца левой ноги. Случись пуле пройти чуть правее, на ноге Нейлза пальцев и вовсе бы не осталось. Калибр у пули был внушительный. Повезло, одним словом. Расти присел на край тюремной койки и, окончательно убедившись в том, что лодыжка не сломана, обвел взором свою одиночную камеру. На одной из серых обшарпанных стен висели часы. «Часы Смерти», так называли их приставленные к Нейлзу тюремщики. Стрелки на циферблате показывали четверть шестого. Для сидящего в одиночке заключенного это могло означать лишь одно – сорок пять минут до исполнения судебного приговора – смерть от нескольких тысяч Вольт, направленных прямиком в мозг. Смерть на электрическом стуле. Скоро придет священник. Расти всерьез подумывал, не послать ли ко всем чертям этого святошу? А еще лучше, захватить его в заложники и потребовать выпустить себя на свободу. Естественно, из этой затеи ничего бы не вышло. Но, так Нейлз смог бы выиграть для себя лишние полчаса жизни. А то и целый час, что в его нынешнем положении становилось довольно весомым аргументом. Но, нет. Он не станет этого делать. Почему? Да потому, что он уже все для себя решил. Потому, что уже достаточно гадостей совершил при жизни и заслужил свое наказание. Перед глазами до сих пор стояло лицо той девочки. Ее испуганные глаза взирали на него. Теперь же, она стала приходить к нему во снах, превращая те в невыносимые кошмары. Юная маленькая Люси хваталась за нож и вспарывала живот беззащитного, связанного по рукам и ногам Нейлза. Боль была настолько реальной, что хотелось кричать во весь голос, рвать глотку в истошном предсмертном крике. И он кричал. Кричал во сне. Кричал наяву. Он чувствовал, как внутренности покидают его тело, выпадая из зияющей по обоим бокам раны прямиком под его слабеющие ноги. А малышка Люси смеялась. Во все горло хохотала над происходящим со своей жертвой безумием. И смех ее был какой-то неживой. Так не должна смеяться двенадцатилетняя девочка. Мертвый смех. Смех самой Смерти.

 В конце длинного холодного коридора послышался звук отпираемого замка. Расти вновь поднял глаза на тикающие на стене часы. С каждым их щелчком времени оставалось все меньше Половина шестого. Время отпевать грехи. Что ж, посмотрим, удастся ли святому отцу спасти его прокуренную гнилую душу?