Леха Корнеев — высокий, угловатый парень лет двадцати двух, с густой шапкой коротко остриженных русых волос — полночи ждал этого осторожного, предупредительного стука в дверь своей камеры-одиночки с последующим лязгом засова. Об этом, как и в прошлый раз, его предупредили заранее. Он посмотрел на часы. Два часа ночи. Нормально, вообще говоря. Он и не спал, а так, вздремнул малек в ожидании.

— Собирайся! — строго и негромко сказал контролер Гена Михайлов, недавно поступивший сюда на службу, — плечистый, невысокий, накачанный малый в форме, из-под которой выглядывал десантный тельник.

— С вещами? — подмигнул ему Корнеев, не поднимаясь с койки.

— Вещи оставишь здесь, — серьезно и еще тише сказал Михайлов и вошел в камеру, прикрыв за спиной дверь. — Первый раз, что ли?

— Я все жду, может, на допрос? — Корнеев криво усмехнулся. — Чтоб как в тридцать седьмом году. Говорят, тогда только по ночам допрашивали… Слушай, а сегодня вроде не твое дежурство?

Заместитель генпрокурора Меркулов поздно ночью позвонил старшему следователю по особо важным делам Александру Турецкому после недолгого, но напряженного ночного разговора с генеральным.

— Извини, Саня, что разбудил… Меня самого только что подняли… Догадываешься, о чем пойдет речь?

— Судя по твоему расстроенному голосу, опять какую-нибудь бяку подкинешь, — зевнул Турецкий и покосился на жену, отвернувшуюся к стене.

— Угадал… Час назад застрелили Артемова, партнера по бизнесу депутата Кольчугина.

— Ну а я тут при чем? Кстати, Костя, выходит, в последнее время только у него убивают партнеров или помощников? Это, кажется, уже третий? И тоже ночью, снайперской пулей?

Когда джип подкатил к особняку, где жил погибший Артемов, Тамара сказала Паше:

— Поднимись со мной, а то не по себе… Боюсь остаться одна, понимаешь?

Паша искоса взглянул на нее, помедлил, пожал плечами.

— Теперь нам больше нечего скрываться, — невесело усмехнулась она. — Слыхал, что Толян сказал? Девку, причем с парнем, увидел — и давай ее сюда! Скажи, групповухи он с вами устраивал?

Паша по-прежнему молчал, держа руки на руле и глядя перед собой.

Петр Кольчугин еще несколько раз пытался связаться с Тамарой по сотовому, но безрезультатно.

— Вот сука, — пробормотал он, бродя по гостиничному номеру и кося взглядом в телевизор, где шла заставка последних известий. — Поди, решила, будто мне не терпится снова затащить ее в койку. Думает, что я больший кобель, чем она шлюха…

И перевел взгляд на Соломина, своего помощника по связям с общественностью. Тот учтиво улыбнулся.

— Может, лучше я ей позвоню? — предложил тот.

— Вот ты и позвони… — кивнул Кольчугин. — Скажи, нам нужно договориться, что врать в прокуратуре. Я-то приду туда поздно, а ее вызовут прямо сейчас… Звони, Андрей. Звони, не отставай! Буду в Думе, перезвони мне по мобильному… Объясни ей, что сейчас не до амуров с охранниками!

Турецкий и Меркулов просматривали файлы, касавшиеся дел и заслуг покойного Артемова.

— Ну что, — констатировал Меркулов. — Артемов — дважды судимый, он партнер и помощник депутата Кольчугина, вроде ничем особенно не отличался от разного рода проходимцев, числившихся в помощниках депутатов Думы.

Они сидели в просторном кабинете зама генпрокурора Меркулова, перед ними стояли две остывшие чашки недопитого чая.

— Но, согласись, три погибших помощника у одного депутата, причем за короткое время и, согласно баллистической экспертизе, из одной снайперской винтовки, — это уже перебор, — ответил Турецкий. — Даже для столь почтенного учреждения, как наша Дума, где помощников депутатов и убивают, и сажают, или они пропадают без вести.

— И все трое застрелены ночью, — напомнил Меркулов.

— Ну чего они там? — спросил напарник, жуя кусок копченой колбасы. — Передумали, что ли?

— А пес их знает! — ответил тот, что только что говорил по сотовому с Николаем Григорьевичем. — Теперь говорит, пусть проедут на десять метров вперед. А где они, как я их отсюда отсчитаю?

Он кивнул за окна квартиры, в которой они находились, на узкое шоссе, видное отсюда из-за редких деревьев.

— Так мы вон по тому кривому столбику считали, как машина передком наедет, как раз десять и будет. А тут как отсчитаешь те же десять метров?

— Никакого ориентира, — согласился напарник, не переставая жевать. — Надо было, Гриша, как следует его расспросить. Чтоб не было потом разговоров… Хорошая хоть машина, не знаешь?

Возле Думы оглушенный и перевязанный Кольчугин вылез из милицейского «уазика» с помощью водителя и сразу попал в окружение зевак, старушек с плакатами, журналистов и телекамер.

— Петр Авдеевич! — кричали ему со всех сторон. — Только несколько слов для нашей газеты!

Все с ужасом, смешанным с любопытством, смотрели на его багровое лицо и на бинты, сквозь которые проступала кровь.

— Как вы себя чувствуете? — охнув, негромко спросила молоденькая знакомая журналистка из РТР, но Кольчугин расслышал и обратился именно к ней.

— Не дождетесь! — прокричал он в ее телекамеру, погрозив кулаком. — Я вам говорю, да, не вам лично, а тем, кто направил против меня платных убийц! Слышите меня? Моих ребят вы убили, теперь, думаете, добрались до меня? Не получится… — Теперь он грозил кулаком куда-то в пространство. — Меня защитят мои избиратели, весь народ встанет на мою защиту!

По прилете в Архангельск Турецкий занял кабинет в областной прокуратуре города, куда он прилетел вместе с Герой Шестаковым и экспертом-криминалистом Леней Барышниковым из своей следственной бригады.

Они некоторое время смотрели теленовости, где снова и снова все комментировали покушение средь бела дня на депутата Госдумы Петра Кольчугина, потом Турецкий прямо из кабинета соединился с Генпрокуратурой.

— Зоя, ты не в курсе, кто будет расследовать этот взрыв, где едва не погиб этот депутат?

— Константин Дмитриевич просил передать, чтобы вы там не задерживались, а как можно быстрее возвращались в Москву, — сказала Зоя. — Насколько я поняла, дело о покушении на депутата Кольчугина собираются объединить с делом об убийстве его помощников, которое вы ведете.

— Резонно… Кто-нибудь из наших осматривал место взрыва?

Расстояние было не менее трехсот метров, но в прицел хорошо видно широко открытое, освещенное окно казино «Монте-Карло», где возле рулетки толпились игроки, как правило в черных смокингах, а также роскошные дамы с обнаженными плечами.

— Видишь его? — негромко спросил Михайлов, не отрываясь от бинокля. — Я пока не вижу. А по идее, должен был быть уже где-то здесь.

Корнеев пожал плечами, оторвался от прицела, чтобы еще раз взглянуть на фотографию этого воротилы из Колумбии, которого им заказали. Наверно, какой-нибудь наркоторговец, от которого решили избавиться конкуренты.

Неделю назад Корнеев успел уже придремать в номере, просмотрев журналы и не выключив телевизор, когда пришел Михайлов с большой спортивной сумкой, откуда вытащил некий черный чемодан с никелированными заклепками. Потом опустил жалюзи на окнах и вывесил снаружи на ручку двери табличку «Не беспокоить!» на немецком языке.

После чего открыл чемодан. И подмигнул, довольный впечатлением, Корнееву.

Войдя в туалет, он быстро огляделся. Потом приоткрыл окно и выглянул наружу. Там, во дворе, было темно и ни души. Он открыл окно пошире, быстро выбрался наружу, потом бегом, пригибаясь, пересек двор и снова вошел в отель через служебный вход. На ходу любезно улыбнулся и раскланялся с горничной, прошел мимо нее, поднялся к себе в номер.

Там, не зажигая света, он порылся в своей сумке, нашел «жучок» и снова вышел из номера. В коридоре было пусто. Снизу, из бара, доносилась музыка. Осторожно ступая, Михайлов быстро прошел до угла, за которым были номера, где остановилась эта Гретхен, как прозвал ее про себя Михайлов, и с которой сегодня столь неосторожно поздоровался Корнеев, а также ее родители и этот парень.

Ему хватило минуты, чтобы с помощью своей универсальной отмычки открыть поочередно две двери. В первом номере было три комнаты. Как видно, там остановилась Гретхен с мамой и папой, а во втором номере ее женишок. Похоже, основные события и разговоры происходили в трехкомнатном, но самые нежелательные — в двухкомнатном. Черт, выругался про себя Михайлов, надо было захватить еще одну подслушку. Не бежать же за ней? Нет, не стоит. Он и так слишком задержался в здешнем клозете, как если бы страдал старческим простатитом.

Подумав, он решил поставить «жучка» в телефонный аппарат жениха, для чего, опять же не зажигая света, ему пришлось на ощупь отвернуть пару винтов и снова поставить их на место. Затем он быстро вышел из номера и проделал тот же путь в обратном порядке. Наконец он вышел из туалета. И замер, не веря своим глазам и пораженный увиденным.

В полутьме бара с мигающими цветными бликами Корнеев танцевал с Гретхен среди прочих танцующих пар, и она прикрыла глаза, положив свою аккуратно подстриженную голову на его плечо.