Фарамунд

Никитин Юрий

Его нашли на опушке леса, среди бездыханных тел врагов. Да и он сам не очень-то от них отличался — весь израненный, начисто потерявший память. Он забыл даже свое имя. Спасители назвали его Фарамундом и обратили в рабство. Но прихотлива судьба, и вскоре Фарамунд оказался во главе огромного войска, неудержимо двигавшегося на Рим. А впереди его ожидали кровавые сражения, ошеломительные победы и главное — разгадка тайны своего происхождения и настоящего имени...

* ЧАСТЬ 1 *

Глава 1

Третьи сутки они двигались через гнилые испарения лесных болот. Единственная повозка часто увязала, всадники привычно покидали седла, упирались плечами. И снова мимо проплывают огромные деревья в рост человека, два колеса подпрыгивают на толстых корнях, слышен влажный шелест мясистых листьев, жидкая грязь отпускает колеса с недовольным чмоканьем.

На четвертый день чахлые искореженные болезнями деревья сменились рослыми красавцами в три обхвата. Земля, все еще сырая, уже увереннее держала как повозку, так и тяжелых конных воинов.

Туман опустился к траве, растворился без следа. Воздух стал легче, прозрачнее. Вместо привычного смрада затхлой воды и гниющих растений стали восприниматься запахи древесной смолы, муравьиных куч. Всяк замечал, что птицы перекликаются звонче, белки мелькают рыжими молниями. Деревья стоят уверенно, земля у болот здесь отвоевана навечно. Могучие корни выпивают моря подземной воды, возгоняют по стволам и сбрасывают с листьев.

К полудню сквозь плотные тучи прорвалось крохотное больное солнце. Ветер тронул верхушки деревьев, под ногами взад-вперед задвигались ажурные призрачные тени. Трава шевелились, тоже отбрасывая тени, такие непривычные в мире, где плотные тучи царапают брюхо о вершинки деревьев. Кое-где появились даже бабочки: крупные, как воробьи, мохнатые и серые, словно летучие мыши.

То и дело теперь по толстым стволам мелькали красные комки, пушистые хвосты, стучали крохотные коготки.

Глава 2

Остаток ночи коротали у костров. С разбойников взять нечего, но двое все же сумели сменить растоптанные сапоги на чуть поновее. Кроме того, в отряде прибавились два меча, четыре кинжала, два крепких дротика с настоящими стальными наконечниками.

Подбрасывая в костер веточки, негромко переговаривались о раненом, его удивительном выстреле, после которого едва не умер. Тревор слушал, хмыкал. По опыту знал: эта история еще обрастет чудесными подробностями.

Утром продолжили путь. Раненый был слаб, но уже сознание не терял. Раны на нем заживали удивительно быстро. Лютеция всматривалась с жадным любопытством, втайне стараясь найти в нем следы благородного происхождения. Клотильда теперь таскала ему еду на привалах, даже в дороге ухитрялась подкармливать кусочками вяленого мяса.

Он ел много и с жадностью. Лютеция с удивлением и даже тревогой замечала, как быстро нарастает здоровое мясо, как сухие руки обрастают мышцами.

— Но что-то помнишь? — допытывалась она.

Глава 3

Сизые волны дыма медленно и лениво поднимались к потолку. Там клубилось темное облако, что вытягивалось в круглую дыру в потолке. В узкие бойницы пахнуло свежим воздухом, струи дыма задвигались, свиваясь в причудливых драконов. Огни на факелах затрепетали чаще, огоньки вытянулись к двери, с кончиков полетели мелкие искорки, сгорая на лету.

Поблизости похрапывали слуги и челядины Свена. Воздух стоял плотный, пропитанный запахами свежих конских каштанов, конского и мужского пота. Кто-то вскрикнул, попытался вскочить спросонья, шарахнулся головой, выругался и заснул снова, убедившись, что видел только сон.

Фарамунд лежал неподвижно, в голове еще слышался грохот, словно неспешно двигались жернова. Но теперь они перетирали не камни, от треска которых разламывало крепкий череп, а всего лишь шуршащие зерна. Да и то останавливались все чаще и чаще, и тогда он отчетливо слышал даже голоса за тонкой дощатой перегородкой.

Пытался вспомнить, кто он, но жернова задвигались, вместо зерна снова затрещали камни, острая боль вонзилась в виски. Перевел взгляд на стену, подумал, в самом ли деле им тут дали приют, или утром выгонят, и боль сразу затихла, испарилась.

Все, что он знал о себе, что его подобрали настолько израненным, что он должен был умереть к вечеру. Но оказался здоров настолько, что уже может встать, выйти во двор, хотя все еще держится за стенку. Говорили о каком-то метком выстреле, которым он сразил вожака разбойников, но это тоже смутно, он только и помнит раскалывающую голову боль, непослушное тело, оскаленные лица, отчаянные глаза девушки....

Глава 4

Жена Свена и Лютеция сидели в людской посредине, а девки по лавкам вдоль стен. В открытом очаге горели крупные поленья, изогнутые корни старой березы, что дают особо жаркое тепло, а также сладкий дух. Поленья то вспыхивали острыми языками пламени, то с легким треском рассыпались на крупные пурпурные угли.

В людской темновато, только когда огонь вспыхивал, Фарамунд различил выступающие балки, грубо отесанные, толстые, бесформенные от толстых мотков льна, что укрывали балки от стены и до стены. Среди глиняной посуды на длинном миснике две чашки блестели как угли: из настоящего олова.

Лютеция усердно пряла, отрабатывая гостеприимство. Ее левая рука быстро и умело щипала лен, а правой крутила веретено. На Фарамунда вскинула на миг глаза, по губам пробежала улыбка.

Фарамунд и раньше выглядел диким человеком, а теперь, когда все почистились и переоделись, рядом с ними казался совсем зверем. Волосы спутанными прядями падали на уши, опускались, почти касаясь плеч. Брови словно бы парили над живыми, но какими-то трагическими глазами, похожие на раскинутые в полете крылья. Щеки и подбородок покрыла густая черная щетина. Когда он провел рукой по щеке, она ясно услышала хруст, словно он ломал стерню.

Спохватившись, что рассматривает его чересчур пристально, она поспешно опустила голову. Недостойно дочери знатных патрициев так внимательно разглядывать простолюдина.

Глава 5

Значит, я — франк, сказал он себе, когда лежал на прежнем месте в конюшне. Справа за тонкой перегородкой сопел и чесался боком Быстроног, а слева мерно хрустела овсом Белянка. Я — франк, я умею стрелять из лука, умею пользоваться мечом, а также могу драться голыми руками. Все это, как мне говорят, я умею делать очень хорошо...

Похоже, я из числа тех, кто вторгся на эти земли с севера. Или же не совсем франк, но просто меня подобрали франки. Но, скорее всего, франк, так как говорю на языке франков. А вообще-то это земля галлов. Они и сейчас здесь живут, как жили всегда. Просто однажды пришли могущественные римляне, покорили галлов. Поставили крепости, виллы, кое-где провели удивительные, как говорят, дороги. Затем в эти земли вторглись они, франки.

Что я еще знаю об этом мире? Да, где-то по-прежнему живут галлы, кое-где среди лесов засели римские гарнизоны, раскинулись римские виллы, но солдаты в уцелевших гарнизонах уже не высовывают носа за стены крепостей.

Римские виллы, как он понял по рассказам слуг, разбросаны по всему миру, однако в одних племенах рабски перенимают обычаи и повадки римлян, в других — держатся с ними как с завоевателями, и те не смеют выйти за ворота без вооруженной охраны.

Франки вторглись в эти края совсем недавно, поколение тому. Римские легионы из самого Рима на какое-то время приостановили победное шествие франков, однако стоило легионам уйти, как в здешних дремучих лесах снова собрались отряды отчаянных голов, что продолжили натиск на юг, а по пути жгут и рушат римские строения.

* ЧАСТЬ 2 *

Глава 13

С двумя десятками всадников он прибыл в крепость Свена. Захваченная с прочим скарбом легкая повозка весело стучала колесами следом. Подозрительный Свен на этот раз не решился впустить такое войско, Фарамунд проехал через врата с одним Громыхало.

К удивлению всех грозный вожак разбойников сразу направился на задний двор. Старая колдунья сидела у порога. Ее жидкие седые кудри выглядели как выгоревшая на солнце тряпка, а сама напоминала нахохлившуюся цаплю.

Фарамунд остановился в двух шагах. Странная печаль коснулась сердца.

— Здравствуй, — сказал он тихо. — Ты помнишь меня?.. Ты сказала, что я тоже могу, как и птицы, в дальние края... Но ты знаешь, что это, а я — нет... Я хочу, чтобы ты жила в моем бурге. Вопросы лезут из меня, как мыши из нор в половодье. Иначе мне придется каждый день бегать к этой крепости и подолгу ждать, пока откроют врата!

Она долго молчала. Ему вдруг почудилось, что она уже решила для себя, но сейчас задумалась о другом.

Глава 14

Тревор отбыл, наконец. Фарамунд велел дать ему самых быстрых коней, а в провожатые навязал двух своих людей, тайно велев не задерживаться, пока этот старый выпивоха не достигнет крепости Свена.

Сам же от сжигающего нетерпения с раннего утра вывел войска за стены в поле, бросил дальше, на юг, пока не достиг высоких стен довольно богатого с виду города. Раздражало, что не имеет карты, все еще не знает, что лежит впереди, полагаясь только на высланные вперед отряды легких конников. И хотя так жили и воевали все вожди франков, он чувствовал, что так неправильно, что хорошо бы, подобно римлянину, иметь карту с расположением дорог, городов, гарнизонов и даже местности.

За неделю неспешного продвижения попадались мелкие римские города, в равной степени заброшенные и запущенные... Почти все уже были приспособлены под крепости-бурги, но один такой бывший римский гарнизон на глазах заинтересованного Фарамунда спешно оборудовался под резиденцию епископа. Так именовались вожаки из рядов служителей новой веры.

Теперь он сам видел, что небольшое население этих городов мало чем отличалось от сельского. Городские пустоши и площади использовались под пастбища и пашни. Торговля и ремесла рассчитаны на самих горожан, на деревни уже не хватает...

Против обыкновения, он ехал, погруженный в сладкие думы... даже не думы, а скорее — мечтания, грезы, ехал не во главе войска. Когда впереди показались стены города, перед ним уже расположился лагерь его головорезов. Город упирался с двух сторон в топкое болото, что помогало защитникам, но, с другой стороны, облегчало осаду.

Глава 15

Влажный и теплый воздух к ночи стал еще теплее. Стены его покоев начинали скользить мимо все быстрее, просто мелькали, как бревна в частоколе, когда на полном скаку несешься мимо, затем Фарамунд обнаруживал, что почти бегает взад-вперед.

На стенах ярко горели светильники. Их называли, кажется, лампадками. В последнем из захваченных городов Фарамунд, памятуя, что Лютеция приняла веру нового бога, Иисуса, велел ограбить храм этого бога, сорвал со стен все храмовые светильники, собрал лампадное масло, и сейчас вон в углу мешок с ладаном и связка сандаловых палочек.

Лютеция, наверное, придет в восторг. Если надо, он велит притащить сюда даже колокол, чтобы названивал всякие разные церковные мелодии...

Спина промокла. Рубашка гадко липла на спине, он сам чувствовал, как от него прет конским потом. Но когда ощутил, что мокрые струйки стекают из подмышек, а бревна в стенах мелькают так, что сливаются в серый туман...

Стражи вскочили, когда он выметнулся из спальни — разъяренный, всклокоченный, словно только что обратился из медведя в человека. Игральные кости сухо треснули под подошвой. Оба непонимающе смотрели вслед, а вождь подобно урагану пронесся по коридору, прогрохотал сапогами по лестнице, из холла донесся его затихающий вопль.

Глава 16

Управляющий, оставшийся еще от Лаурса, усадил Тревора и Редьярда в общей трапезной за стол напротив Фарамунда. Рядом с вождем сидели Громыхало и Вехульд. Громыхало внимательно и с недоверием присматривался к Тревору, словно смотрелся в зеркало, такой же квадратный, угловатый, массивный, даже волосы у обоих как у диких кабанов щетина — густые и короткие.

Унгардлик снова долго и жадно пил воду, не прикасаясь к вину или пиву, лишь тогда рухнул за стол. Худое лицо, изборожденное глубокими морщинами, посветлело, когда увидел жареное мясо, птицу,

— Шесть суток во рту ни крошки, — признался он сиплым простуженным голосом. — С седел не слезали... У Савигорда три бурга, еще четыре города ему платят по коммендациям! К тому же он мог увезти Лютецию в одно из своих сел...

Фарамунд выкрикнул зло:

— Рассказывай все! Подробно. Пропустишь хоть слово...

Глава 17

Фарамунд с тремя воинами погнался за убегающими, вдруг да там кто-то из тех, кто знает о Лютеции. Их легкие кони настигли без труда, сперва порубили пеших, затем настигли франков-федератов, убегающих на тяжелых римских конях. Эти убегали так же молча, как молча дрались и умирали легионеры, пригибались к конским шеям, прятали лица в развевающихся лицах.

Фарамунд рассекал мечом спины, затылки, несся дальше, и лишь когда под ударом упал последний, со злым недоумением огляделся по сторонам. Конь пробежал немного, волоча упавшего, остановился. Брюхо было в мыле, с удил капала пена. Никто не ушел, а кто успел скакнуть в кусты, и пытается уйти пешком через заросли, того изловят лесные молодцы. Здесь же ни одного из тех, кто поднимался выше казармы, да и то не легионерской, а вспомогательных отрядов....

Возвращались все еще злые, не насытившие сердца местью. Между деревьями трупы лежали уже голые, многие изрубленные в припадках ярости уже после смерти. Над телами роились крупные зеленые мухи. Двое волков, рыча, выдергивали кишки из распоротого или прогрызенного живота.

Фарамунд вскричал в гневе:

— Так неужто ни одного не взяли?