«Двоюродный мой дед был черный колдун и философ… Стуча палкой, он входил ко мне в комнату, зубасто улыбался и вручал мне всякие мрачные диковинки: то обломок спутника со следами клыков, то мятую серебряную пулю — память о коллективизации…»
Омаров Руслан родился в 1975 г. в Ташкенте. По образованию экономист, специалист по финансовому анализу. Публиковался в журналах «Октябрь» и «Крещатик». Живёт во Франции.
Атаргатис
Позднесоветский мистицизм, насколько я его застал, представлялся мне неряшливым в своей эклектичности. С одной стороны, марксистские жрецы окружили свое учение таким количеством кривых зеркал, что уже сами с трудом угадывали в получившемся нагромождении отражений прежний Трехначальный Завет. С другой стороны, вихри пятилеток окончательно похоронили его здание под налетом хаотических культовых рецепций. Никто ни во что толком не верил уже и при Леониде Полиастре, а когда он вознесся, краткие царствования следующих басилевсов окончательно смутили партийные умы. В провинциальных кабинетах зажили автохтонные идолы, из-под ленинских скрижалей робко выглянули иконные лики, и золотые корешки по-новому замерцали в огне зороастрийских лампад. Сейфы-божницы наполнились трехглазыми лягушками и жуками-скарабеями, а референтуры — диковатыми бородачами с дипломами истфака МГУ (мне почему-то казалось, что от них пахнет влажным пеплом). Словом, всюду были болезненные признаки упадка веры.
В это время в Согдиане раскопали остатки полиса и крошечный храм Атаргатис, сирийской богини плодородия. Из одного Междуречья она перекочевала в другое, неся свои кормящие груди и рыбий хвост сквозь земли и народы. Люди награждали ее новыми именами и сооружали ей священные пруды под каменными сводами. Она пришла сюда так же, как и сотни иных, уже забытых богов, — в военных повозках. Глубокая благодатная долина лежала на перекрестье торговых путей. За три тысячи лет она, как женщина, покорялась шести империям: персидской, македонской, арабской, монгольской, тюркской и советской, которая теперь отправляла отсюда легионы своих трудящихся за Гиндукуш — искать воды Ганга. Атаргатис пережила их все, стоя в темноте и улыбаясь в пустоту запечатанного святилища, где даже кости посвященных ей рыб давно обратились в прах.
Когда рабочие из экспедиции разобрали кладку, они увидели ее и пали ниц. Но не перед самой богиней, а перед грудой сокровищ, лежавших в пыли высохшего водоема. Тирские статеры и коринфские драхмы, хорезмские динары и византийские силиквы усеивали мозаичное дно, пересыпанные жемчугом, самоцветными кольцами, зернами нефрита, необработанными изумрудами. Странные китайские и индийские монеты соседствовали тут со скифскими подвесками из чистого золота и римскими геммами, вырезанными из розовых раковин Средиземноморья. Люди разных сословий веками приносили их сюда, чтобы бросить в пруд. И, конечно же, больше всего было достояния бедняков — зеленой меди, уже давно спаянной в безобразные комки, поглотившие лики царей и сатрапов. Ценность клада для науки была столь же велика, сколь и опасна. Пожилой профессор, увидев все это, слег в черной меланхолии, ибо сразу понял, что ждет находку…
— Всё растащат, — зло сообщил мне его сын, когда мы вместе гуляли в школьном саду на большой перемене. — Понаедут начальники, секретари и председатели. Каждый возьмет себе, что захочет. Как им отказать?!
— Никак, — согласился я, сразу вспоминая своих родственников. — Послушай, пока всё не разворовали, давай отправимся туда на выходные? Я на два дня попрошу у бабушки машину и кого-нибудь из взрослых. А, Дим?
