Святой Грааль

Орлов Борис Львович

Дорофеева Ольга Викторовна

Со смертью славного короля Ричарда одни проблемы в жизни Романа Гудкова уменьшились, а другие увеличились. И оказалось, что совсем непросто разобраться одновременно с вопросами престолонаследия, международной политикой и внутрисемейными делами. И всего лишь коронацией тут не отделаешься… Роман Гудков осваивается на троне и, сам того не понимая, влезает в большую европейскую политику.

Пролог

Рассказывает Алиенора Аквитанская

[1]

Весь род людской делится на мужчин и женщин. Так уж заведено. Вот только земные ипостаси раздаются иногда более чем причудливо. Взять моего сына Джона — лучше бы уж он явился на свет девчонкой, в самом деле. А вместо этого вырос слабаком и жестоко обманул меня в моих последних надеждах. В кого он пошел, в кого уродился? Не вижу в нем ничего — ни от себя, ни от Генриха. Ни капли! Эта услужливая улыбочка на вечно виноватом лице… поверить не могу, что судьба, словно в насмешку, из всех оставила только его! Увы, судьба смеется надо мной, и чем дальше, тем злораднее… Родить столько крепких сыновей, и в итоге остаться с этой бабой в штанах — что может быть печальнее? Он ни на что не годится… Да я бы простила ему все пороки его отца и братьев, лишь бы в нем была хоть малая толика их мужественности! Но нет — он мечется как баба и только ноет. И вздыхает о превратностях судьбы…

Значит, опять все придется делать мне одной. Ведь моего Ришара больше нет. Слизняк Джон живет, а мой красавец, отрада моих дней, мой любимый сыночек, мой Ришар убит предательской рукой! И я не успокоюсь, пока не узнаю, кто направил эту руку. А, значит, еще поживу. И начну с наглого выскочки, который взялся невесть откуда и успел подмять под себя Англию, словно охочую до утех шлюху…

Помянешь шлюху, тут же на ум придет и Генрих… Чует мое сердце, что без моего дорогого супруга дело и тут не обошлось. Каждый день мне сообщают о новых похождениях моего лже-внука, и я все больше убеждаюсь, что это вполне может быть генрихового семя. Почему бы и нет? Еще один буйный росток на анжуйском дереве — наглый и удачливый, легко и без раздумий берущий то, что захотел. Очень похож, что и говорить. Я эту породу хорошо знаю. И компанию себе, подлец, подобрал подходящую: такого де ублюдка Солсбери, которого лицемерно величает дядей, и тихоню Беренгарию, которая сидела как мышка до поры до времени, и вдруг… Недооценила я ее, надо было получше за ней приглядывать! А сейчас уже поздно. Она прочно обосновалась на Острове, и теперь мне ее так просто не достать… Ах, если бы только был жив мой Ришар, уж он бы нашел, как проучить и ту лицемерку, и ее "сыночка"!

… Интересно, спит она с ним или нет? Если бы в мои тридцать рядом был кто-то похожий, я бы своего не упустила. Да, были времена… Когда мужчина и женщина долго находятся рядом, всякое случается. Я-то знаю. И если уж эта скромница сумела заинтересовать Саладина, как доносили мне тогда из Палестины, то этого выскочку она тем более к рукам приберет. Если постарается. А она постарается, чует мое сердце. Ведь это в ее интересах — найти себе защитника. У самой-то на что-нибудь решиться духу не хватит. Хотя очень сомневаюсь, что Беренгария и в самом деле столь набожная, какой всегда хотела казаться. Скорее, хитрая. Всегда в ней было что-то такое… Хватило же, в конце концов, у нее ума назваться матерью этого проходимца. Такого хода я от нее, признаться, не ожидала. Хотя это признание может выйти ей боком… при определенных обстоятельствах. Главное, пустить правильный слушок, если понадобится. И тогда им обоим не поздоровится. Очень не любят подданные, когда так явно попирается Святое писание… Но с этим до поры до времени подождем. Как знать, может, удастся обойтись и менее затратными средствами.

Но какая насмешка судьбы — на одной стороне бастард Генриха, самозванец и мой враг, а на другой — Генриха же законный сын, рохля и неудачник, который ни за что не удержит на голове корону без моей помощи. Для того ли я родила стольких сыновей, чтобы в конце жизни остаться ни с чем? Где справедливость? Ее нет на этом свете. Иначе враги мои были бы повержены, а дорогой Ришар сидел бы сейчас рядом. Но судьба оставила мне только его жалкое подобие — Джона. Где он, кстати? Опять, наверное, заперся у себя и тоскует. Лучше б уж рукоделием занялся что ли, больше было бы пользы.

Часть первая

Отцы и дети

Глава 1

О вопросах обороны и нападения, о проблемах женской логики, или "Человек родился!"

После ликвидации Ричарда мы возвратились домой куда большим составом, чем отправлялись на дело. Оказывается, в Тауэре не только у стен имеются уши, но, кажется, и у полов, потолков, дверных косяков и оконных переплётов. Во всяком случае, о моей тайной экспедиции в компании родни Маленького Джона не знал только глухой тетерев из ближнего леса, да пара тюленей за Полярным Кругом. Так что у папы Ричарда кроме меня появилась еще целая толпа оппонентов, как то: Машины родичи-валлийцы, мои землячки-русичи, неизвестно откуда появившиеся тамплиеры, да еще, до кучи, очень боевой еврей Авраам бен Цадим — капитан торгового корабля и гроза Средиземноморских пиратов.

Надо отметить, что поначалу наше возвращение, а вернее — эвакуация с места покушения проходила в довольно бодром темпе. Точнее — мы давали драла во все лопатки, причем на руках у нас были трое раненых — двое храмовников и отчаянный валлиец Эбрил Шорс, которому было обязательно надо лично рубануть Ричарда Львиное Сердце своей железякой. Рубанул, а как же. Вот только тот, даром что был весь в стрелах что унитазный ершик в щетине, умудрился ему ответить. Тоже железякой. По глупой валлийской бестолковке. Ещё спасибо, что количество стрел отрицательно сказалось на меткости папеньки Ричарда, так что красный командир Щорс отделался всего лишь одним ухом и тяжелым сотрясением мозга. Оторваться с таким грузом от преследователей, которые вполне оперативно рванули за нами, было бы тяжело, но тут валлийцы и один из храмовников предложили отвлечь погоню. Притворились какими-то туристами по святым местам и двинулись навстречу нашим преследователям. Вместе с ними увязался Авраам бен Цадим. Не знаю, что они там наплели ребятишкам-догоняшкам, но, судя по далеким звездочкам факелов, они дружно и весело ломанулись куда-то в сторону от нашего маршрута, оставив нас в покое. И дальше наш путь был безопасен и иными проблемами не омрачён.

Пока мы скакали по просторам Франции (которая, правда, оказалась почему-то не Францией, а не то Аквитанией, не то Аквилегией, не то Лимузином, не то вообще Нормандией-Неман), а потом переплывали Ла-Манш (который на поверку тоже оказался каким-то Па-де-Кале), я все пытался представить, как именно мамочка моя названная Беренгария отреагирует на известие о своем внезапном вдовстве? Воображение то рисовало мне истерику с возможной попыткой мордобоя и воплями "Но ты же клялся! Ты же обещал!", то неуемные восторги, быстро переходящие в бурную постельную сцену… Но, честно говоря, я и сам не знал, какой из этих двух вариантов меня больше напрягает…

Нет, если уж совсем откровенно, то с Беренгарией тогда, на охоте, конечно, все было классно… Но вот я думаю — а оно мне надо? Маша-то моя однозначно лучше. Да и потом: напороться на обвинение в связи со своей матерью — хотя любому здравомыслящему человеку ясно, что она мне не мать! — удовольствие ниже среднего. Тем более что здравомыслящих тут не так чтоб много. Нет, ну я-то, понятно, кремень, но то, что бабы ничего скрывать не умеют органически, знает любой мужик, который видел женщин больше трех раз в жизни! Спалимся, как пить дать — спалимся… в прямом и переносном смысле. Тут за такие художества реально сжечь могут. Ну а драка коронованных особ изрядно подрывает престиж правящей династии. А мне теперь и об этом думать надо — король, всё-таки! Так что все эти дела с Берей надо будет как-то закруглить по-хорошему… ну, да ладно, приеду — разберусь…

Но то, что произошло в Лондоне, сразило меня наповал, убило, закопало, и водрузило над могилкой нехилый такой обелиск. В окружении одетых в черное придворных — ничего себе, оказывается, все уже в курсе? — Беренгария с абсолютно невозмутимым лицом выслушала мое сбивчивое: "Матушка, я… в общем, не успели мы… Ваш супруг, мой отец король Ричард, испустил дух… ", а затем соизволила с царственной холодностью произнести:

Глава 2

О национальных особенностях и недостатках или "Ваше подлинное имя?"

Да уж, заснуть в ту ночь лондонцам было не суждено. Примерно через час после того, как очумевший от усталости гонец свалился на руки встречающих и прохрипел: "Ликуйте, люди! У короля Робера родился сын!", разбуженный троими родичами Маленького Джона королевский алхимик Эдгар Годгифсон, спросонья сунул факел в бочонок не с фейерверками, а с порохом, и бухнуло так, что не то, что в Лондоне — в Оксфорде вороны с деревьев попадали! Впрочем, бог и в этот раз оказался на стороне дураков и пьяных: никого не убило и не ранило, только Вигмунда — почтенного отца семейства из рода Литлей шваркнуло в колючую живую изгородь, да самого преславного алхимика уронило в сточную канаву. Но всё это прошло почти незамеченным, потому как в Тауэре уже началась Большая Королевская Пьянка, вскоре выплеснувшаяся на улицы города…

Ветераны "Второго Интернационального пехотного полка Красных Швабов, да заступится Святая Дева Мария Тевтонская за их врагов" вошли в город с юга, а "Отдельного Валлисского Ударного батальона Героев, Презрительно Смеющихся Смерти В Лицо, имени Святого Чудотворца Давида из Вэллиса" — с севера, и двинулись навстречу друг другу, не пропуская ни одной улицы, ни одного переулка и ни одного дома. И отовсюду они извлекали мирных, насмерть перепуганных обывателей, после чего разворачивалась примерно следующая сцена…

— … Tovarishch efreytor! Ещё одного нашли!

— Тащи его сюда! Поставьте передо мной! Та-а-ак, и кто это тут у нас?..

Факел тычется чуть не в самое лицо бедолаги…

Глава 3

О делах домашних и государственных или "Мы пойдём другим путём"

Ну, вот и все, Ричард. Даже странно, что тебя больше нет. Сожалею ли я? Наверное, да. Где-то в глубине души сожалею… Но не настолько, чтобы перестать радоваться, что одним врагом у меня теперь меньше. Жаль только, что, как и всегда — такова уж моя судьба! — не с кем эту мою радость разделить… Так что спрячу вздох облегчения и напомню себе, что положение вдовы обязывает вести себя безупречно и не пускаться в пляс от радости по поводу кончины дорогого супруга. Обязывает, пусть даже всего лишь из чувства осторожности. Хотя, предвижу, другие на твоих костях попляшут, ох, попляшут, мой бедный, бедный "Да и Нет"…

Но есть еще Алиенор, которая примется мстить всем и каждому, кого только посчитает виновными. Подозреваю, что и мне… Так что надо быть еще более внимательной, чем всегда. Но пока я здесь — я в безопасности. Во всяком случае, в большей безопасности, чем где бы то ни было. И все благодаря этому чужеземцу Роберу, который за столь короткое время стал мне далеко не чужим.

Понимает ли он, какими неприятностями сейчас все может обернуться? Подозреваю, что нет… Он упоен победой и многого сейчас не видит. Надо будет все растолковать ему как можно скорее, пока еще не стало слишком поздно. Ведь Алиенор ждать не будет. Не удивлюсь, если уже сейчас она что-то замышляет! А есть еще и Джон, хотя, Господь свидетель, по собственной воле он вряд ли на что-то решится. Вообще удивительно, что у такой матери как Алиенор родились такой сын как Джон — более непохожих людей трудно отыскать… Вот за эту непохожесть она всегда его и презирала, а у него ни разу не хватило храбрости ей противостоять.

Вот и сейчас я более чем уверена, что даже если он не захочет ввязываться в новую драку, рядом с ним найдутся те, кто смогут просто заставить его выступить против Робера. И что самое печальное — немало отыщется и таких, кто примет сторону уязвленных Плантагенетов… ой немало…

Но мой дорогой чужестранец после нескольких побед уверен, что и все остальное достанется ему с легкостью… Он храбр и отважен, но он слишком мужчина, чтобы вдумываться в происходящее. А для того, чтобы понимать, каково в действительности наше положение, надо знать Плантагенетов так, как знаю их я. И я готова поделиться с ним всеми своими мыслями, но вот готов ли он сейчас меня услышать? Судя по тому, как прошла наша встреча — не совсем…

Глава 4

О здравоохранении, дорогах дальних и радостных встречах или "Суета сует"

Хотя драка между фанатами разных имен и окончилась успешно — то есть никто не погиб и даже серьезно не пострадал! — пьянка в честь рождения наследника английского престола Генриха продолжалась еще полтора дня. Бывшие противники пили мировую, братались, пели песни: торжественные, не очень и просто похабные — и даже водили хоровод вокруг Тауэра. Единственное, что мне удалось сделать за эти три с половиной невменяемо пьяных дня, была отправка гонца в Нотингем с сообщением имени новорожденного и поздравлениями Машеньки с таким удачным событием. Да и еще у меня состоялась беседа с Бен Маймуном, который, невзирая на свою профессию, пил крайне умеренно и оставался в сознании всё время празднования. На третий день, улучив момент, эскулап уселся рядом со мной и, ласково заглянув мне в глаза, произнес:

— О, повелитель, что своей мудростью превосходит свою же отвагу, а своей щедростью — свою же мудрость! Соблаговоли выслушать недостойного, что в силу своих скудных умений занят уврачеванием бренных вместилищ бессмертных душ.

Я перевел глаза с кубка, который безуспешно пытался взять со стола, на Бен Маймуна, с огромным трудом навел взгляд на резкость и прохрипел:

— Айболит, ты давай… того… попроще, ага? А то я ща как-то не очень…

Главврач ЦТБ — Центральной Тауэрской больницы осторожно взял меня за руку, затем вынул какой-то маленький флакон мутного стекла и начал капать из него в большую оловянную кружку с водой. Затем протянул мне:

Глава 5

О семейных ценностях, народных готских песнях или "Почем опиум для народа?"

— … Муж мой… Любимый… — и легкое касание… щеки… губами…

Я, точно взметенный ураганом, воспарил над лавкой, на которой бессовестно задрых, поверженный настойкой Нектоны, сграбастал Машеньку в объятия и закружил по комнате. Он счастливо запищала, оказавшись в полуметре от пола, но тут же болезненно скривилась…

— Больно, солнышко? Ох, прости меня, медведя неуклюжего…

Мы сидели на жесткой скамье и целовались. Она шептала мне какую-то восторженную ерунду, а я гладил ее по волосам и тонул в огромных, лучистых, синих глазах…

— Муж мой… Возлюбленный мой супруг… Я знаю, о чем вы мечтаете…